Ирка Хортица и компания - Кирилл Кащеев

Во-во, точно не по телефону. Жду.

Некоторое время посидел, прислушиваясь к коротким гудкам в трубке и наконец пожал плечами:

— Одного не пойму, как же это я его совсем не почуял? Или водные драконы научились за собой следы вчистую замывать?

* * *

— Коваленко! Ты что себе позволяешь?! Ты же… голая!

— Гы-гы-гы! Коваленко — голая! — здоровенный, но при этом какой-то рыхлый и обрюзгший старшеклассник в расхрыстанной школьной форме дернул по коридору.

— Радченко! — крикнула ему вслед завуч и сожженные «химией» кудряшки на ее голове возмущенно затряслись. Но тот уже проломился сквозь толпу пятиклассников и с гоготом понесся дальше.

— Видишь, что ты натворила? — кудряшки снова запрыгали, учительница всем корпусом повернулась к возвышающейся над ней чуть не на голову старшеклассницей.

Та оторвала задумчиво-сумрачный взгляд от удирающего одноклассника и поглядела на покрасневшую от гнева учительницу:

— Мне нужно в медкабинет.

— Зачем это? — подозрительно прищурилась завуч.

— Проблемы с памятью. Совсем не помню, когда я на весь коридор кричала, что голая?

Лицо учительницы налилось багровым, так что резко проступили комочки зернистой пудры в морщинах вокруг глаз:

— Огрызаешься? Говорила я, не надо тебя в комсомол принимать! — она резко ткнула пальцем в приколотый на лямку черного школьного фартука комсомольский значок. — Позоришь значок! Посмотри, на какой разврат ты его нацепила?

Нагрудник, лямки и всю кромку туго утянутого в талию и завязанного пышным бантом фартука покрывала роскошная, тоже черная, но с легким вкраплением красного вышивка. Отчего фартук даже напоминал платья из до дыр затрепанного американского каталога, тайком ходившего по рукам в классе.

— Извините. Я, наверное, плохо учила Устав комсомольской организации. Никак не вспомню, каким пунктом там идет запрет комсомолкам вышивать? — с деланным смирением вздохнула девушка.

— Если твои вышивки на областную выставку отправили, так ты можешь учителям хамить? — взвилась завуч. — Вместо того, чтоб думать об учебе…

— Можно учиться лучше, чем на «отлично»? — изумленно распахнула глаза старшеклассница.

Завуч на миг споткнулась в своей обличительной речи. Это было совершенно невозможно и неправильно, но юная негодяйка с ее вызывающим поведением каким-то манером умудрялась учиться на пятерки, лишая гневные отповеди завуча самого главного аргумента.

— На тебе сережки! — завуч обличающее ткнула пальцем в прикрытые волосами крохотные золотые «гвоздики» в ушах. — Еще и явилась в школу в каком-то… мини!

— Какое же это мини, Любовь Владимировна? — обиделась старшеклассница. — Мини, это когда вот так… — она подхватила край едва прикрывающей колени форменной коричневой юбки и одним движением завернула его чуть ли не до самых бедер.

— Кова-а-аленко! — вопль завуч сорвался на ультразвук. — Если ты еще рассчитываешь на золотую медаль, забудь! Я костьми лягу, чтоб ты ее не получила! А если нашу школу снова посетит сам Леонид Ильич Брежнев? — завуч пафосным жестом указала на стенд, где на центральной фотографии учителя школы торжественно выстроились рядом с крупным бровастым человеком в увешенном наградами пиджаке, и как всегда испытала укол удовольствия, увидев собственное лицо у правого плеча генерального секретаря. — Ему смотреть на твои голые коленки?

— Зачем ему мои коленки? — удивленно вздернула брови девушка. — Он же старый.

Широко распахнутым ртом завуч схватила воздух — слова застряли в горле и не хотели выскальзывать наружу через спертое негодованием горло.

— С-с-старый? — первое слово вырвалось с сипением как из выдохшегося сифона с газировкой. — Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза… Ну все, Коваленко, ты доигралась! — завуч ухватила девчонку за рукав и поволокла за собой, пыхая, как перегруженный паровоз. — Сейчас же, немедленно, мать в школу… Это все ее антиобщественное поведение: тряпки, которыми она постоянно озабочена, люди, которые ходят к вам в дом — думаешь, в школе ничего не знают?

Завуч не могла видеть, каким недобрым огнем блеснули глаза девушки:

— Моя мама — портниха!

— Портнихи на фабрике, а твоя мама потакает мещанским вкусам тех, кто фактически, ведет антисоветский образ жизни! Вот пусть увидит, к чему это все привело и кого она воспитала! — завуч пронеслась мимо секретаря и вломилась в дверь с надписью «Директор». — Вот, полюбуйтесь, до чего дошло! Леонид Ильич Брежнев ей старый!

Сидящий за широким письменным столом мужчина в ошеломлении поднял голову:

— Какой Брежнев… То есть, при чем… Коваленко? Что случилось?

По щекам девчонки, враз, точно их включили, покатились крупные, как горох, слезы:

— Скажите… что это все неправда, Виктор Сергеевич! Про… Леонида Ильича! — взмолилась она. — Что он… будет… на мои коленки смотреть! — щеки девушки вспыхнули, а слезы побежали быстрее.

— Брежнев? Оксана, что за чушь?

— Любовь Владимировна сказала… что будет. — потупившись, пролепетала девушка. — А еще, что лишит меня медали. Виктор Сергеевич, пожалуйста, не заставляйте меня! — все остальное слилось в неразборчивое бормотание.

— Да как ты смеешь! — отмерла наконец застывшая с приоткрытым ртом завуч. — Когда сам Леонид Ильич…

— Любовь Владимировна! — лицо директора окаменело, а голос стал скрежещущим как несмазанный механизм. — Коваленко… Сейчас же ступай на урок. Завтра приходи в колготках, чтобы твои коленки больше не интересовали… никого! А вы, Любовь Владимировна, останьтесь.

— Она отказалась выполнять требования учителя… — распаляясь, начала завуч, а старшеклассница немедленно взвыла в истерике, тряся головой и как заведенная повторяя:

— Я не могу… не могу… не заставляйте!

— Марш отсюда, я сказал! — рявкнул директор, и уже вылетая за дверь, девушка услышала громовой рев. — Любовь Владимировна, вы с ума сошли?

— Я? Девчонка совершенно распущенной растет! Не удивительно, мамаша ее без мужа родила…

— А почему вы… — голос директора стал настолько страшным, что завуч, чуть слышно пискнув, замолчала. — …вдруг заинтересовались ее распущенностью, да еще в связи с… генеральным секретарем?

— Я? — растерянно повторила завуч. — Что вы такое говорите… вы поверили этой…

— Я своими ушами слышал! — кулак директора с грохотом впечатался в стол. — Про старого Брежнева, про… Вы соображаете, что несете?

— Коваленко! Сказали тебе на урок идти, вот и отправляйся! — цыкнула на Оксану секретарша. Оксана не сомневалась, что как только она выйдет, та приникнет к оббитой дерматином двери, чтоб не упустить ни слова. Но она только скосила на секретаршу несчастные заплаканные глаза, прерывисто вздохнула и вышла.

— You are late, Kovalenko. — впрочем, не слишком строго, сказала учительница английского. Быть строгой с единственной ученицей, которая действительно знала ее предмет, у нее уже давно не хватало духу. У девочки произношение почти как у ведущих американских радиостанций, что «англичанка» слушала по вечерам, прижав ухо к приемнику и приглушив звук так, чтоб не услыхали соседи. Она даже сочинения на английском умудряется писать — удивительный, просто удивительный дар слова! Ей не на филфак надо, а прямо в МГИМО… хотя туда она, конечно, не попадет.