Я тебя искал. Я тебя нашла - Наталья Литтера

и попала в тройку победителей в другом. Впрочем, она всегда за него так радовалась. Потому что она музыкант. Потому что она знает, что стоит за этим триумфом. Потому что его успех – это ее успех. Илья понимал, что мать сознательно принесла в жертву свою музыкальную карьеру, поставив на первое место семью. Илья запретил себе думать, смогла бы мама добиться тех же успехов, что и он, если бы поставила карьеру на первое место. Хватило бы у нее таланта, трудолюбия, везения. Думать об этом – это даже не святотатство. Это абсурд. Всем, чего он добился, он обязан матери. И отцу.

Который с довольным видом сидел во главе стола. Он был тоже доволен, рад и счастлив. Только для того, чтобы это понять, надо самому быть Королёвым.

Обед и отчет о поездке плавно переросли в чаепитие и спор по поводу Кейджа[6] А когда у спорящих сторон кончились аргументы, они стали просто пить чай. И именно этот момент Илья посчитал подходящим, чтобы сообщить о чем-то важном. Потому что давно пора поставить в известность родителей. И кольцо, которое будто жгло карман, сегодня обретет свою хозяйку.

* * *

Майя чувствовала себя счастливой. По-настоящему, ярко. Такие моменты потом долго вспоминаются. Некоторые остаются в памяти навсегда. Момент первого взрослого серьезного триумфа твоего ребенка. Ребенка, за которого с первого его вдоха у тебя постоянно болит сердце. И ты живешь с этой болью, привыкаешь. Но сегодня она отступила. И Майя сидела напротив сына, слушала его, спорила с ним – потому что они оба любили эти споры. И любовалась украдкой. Красивый, взрослый, талантливый, ее сын. А еще – счастливый. Илья выглядел невероятно довольным жизнью, расслабленным, каким-то… благостным. Это слово Майе не нравилось, но оно лучше всего описывало то, каким был сейчас ее сын. Из глаз исчезли настороженность и отчужденность, он словно пришел к какой-то одному ему понятной гармонии. И это было совершенно отдельной причиной, чтобы чувствовать себя счастливой.

– Мама, – тем временем Илья поставил чашку на блюдце и посмотрел на нее. – Папа… – повернул голову к отцу. – Я хочу сказать вам кое-что важное.

Майя тоже отставила чашку. Илья не сказал чего-то важного о поездке? Она неосознанно сжала пальцы. Посмотрела на мужа. Он смотрел на сына, и Майя сделала то же самое. Теперь оба родителя смотрели на Илью.

– Я женюсь.

Майя ахнула. Зажала рот рукой. Она ослышалась? Ослышалась?! Перевела взгляд на мужа. Он невозмутимо отпил чаю.

– Поздравляю.

Значит, ей не показалось?! Не ослышалась?! И ее сын… только что… сообщил… что…

А сын между тем кивнул отцу, протянул руку, добыл из вазочки привезенный им же Моцарткугель и протянул ей. Майя взяла конфету и принялась медленно ее разворачивать. И так же неспешно откусила кусок, не торопясь, отпила чаю. Куда теперь торопиться-то? И что теперь делать? Что делают взрослые женщины, когда взрослые сыновья сообщают им о намерении жениться? Как минимум выяснить, на ком.

– На Татьяне?

– Да. Еще конфету, мам?

Ей ты тоже привез конфеты, мальчик мой?

– Будь так любезен.

Майя съела еще одно изделие кондитерского гения Пауля Фюрста в полной тишине, чувствуя на себе взгляд мужа. Но смотреть сейчас могла только на сына. В его безмятежные глаза, копию ее собственных. Такое ощущение, что он не понимал… ничего не понимал…

– И когда же вы… планируете это событие?

– О точной дате мы пока не думали, – сын безмятежно пожал плечами.

И этот жест что-то обрушил в Майе.

– А о чем вы думали? – Майя чувствовала, что голос не вполне ей повинуется, сделала вдох. Спокойнее, Майя Михайловна, спокойнее. – Илья, сынок, тебе не кажется это решение поспешным?

Сынок не смотрел на нее. Он переглядывался с отцом. Обменявшись одними им ведомыми королёвскими знаками, Илья Королёв – старший негромко задал свой вопрос:

– Ты уверен?

И Илья Королёв – младший кивнул отцу. А потом встал со своего места и, обогнув стол, подошел к Майе. Присел на корточки и, как когда-то в детстве, посмотрел на нее снизу вверх.

– Мам, когда я был поспешным?

Он смотрел на нее как когда-то в детстве, доверчиво, внимательно, серьезно. И Майя порывисто прижала его голову к себе. Как когда-то.

Только это время ушло.

Слезы потекли откуда-то. Непонятно откуда. Не из глаз. Не было в глазах слез. Не было! А потом вдруг откуда-то взялись.

– Мама… – потрясенно прошептал сын. Сбоку послышался звук отодвинутого стула – это встал муж. Но все перекрыл звук пришедшего сообщения. А потом еще одного, и еще, и еще. Они сыпались одно за одним, неостановимо. Так же, как текли слезы по лицу Майи.

Неужели всего каких-то десять минут назад ее переполняло счастье? Где оно?!

Майя выпрямилась. Юня по-прежнему сидел у ее ног и смотрел совершенно ошалевшими глазами. Так, Майя Михайловна, прекрати пугать сына. И она легко похлопала Юню по плечу, другой рукой смахивая слезы со щек.

– Ты не мамкал даже в пять лет. Допивай чай и езжай к Татьяне. Это же она обрывает тебе телефон. Все в порядке, просто очень неожиданно и… Давай мы поговорим об этом завтра. Спокойно.

Он встал. Встала и она. Теперь они стояли все трое. Сын посмотрел куда-то за плечо Майи, потом коротко и крепко обнял ее. И действительно ушел. Под нескончаемое пиликанье своего телефона.

Как только за сыном закрылась дверь, Майя обернулась, уткнулась в грудь мужу и разрыдалась.

* * *

Она ждала его весь день. Нет, конечно, она ждала его все полтора месяца, но в этот день – день возвращения – особенно. После утреннего эфира спешила домой, чтобы поставить тесто и… напечь пирогов с яблоками. Родители были на работе, а потом собирались поужинать в ресторане с друзьями, брат в институте, никто и ничто не отвлекало от кухонного священнодействия. Спроси Таню, зачем ей печь пироги для человека, который проехал половину Европы и ужинал в лучших ресторанах, она не найдет нужных слов. У него там, в Вене, был яблочный штрудель, посыпанный сахарной пудрой, с листиком мяты и шариком ванильного мороженого. А у нее тут… а у нее настоящие домашние румяные пирожки! И в их доме всегда будет настоящая домашняя еда, когда они… когда они… ведь поженятся же?

Уложив пирожки в коробку и перевязав ее тонкой лентой, Таня глянула на часы. Через двадцать минут Илья уже должен забрать ее у метро, поэтому одеваться пришлось быстро. В дверях, с коробкой и шапкой в руках, взволнованная и опаздывающая,