Фартовый. Лихие 90-е - Георгий Лавров

условий.

А почему бы мне сразу не решить несколько важных вопросов?

— Если я за час вывожу вас в плюс…

— Херня, это невозможно, — перебивает он насмешливо.

— Погодите, если я за час вывожу вас в плюс…

— Ну?

— Вы мне отдаёте перстень.

— Перстень? А может ещё и ключ от квартиры, где деньги лежат?

— Нет, только перстень.

— Знаешь что, — усмехается он и хлопает по столу, — а давай попробуем! Играешь час, считаем прибыль по столам. Если плюс, идёшь по своим делам. А если нет… месяц работаешь без зарплаты.

— Мне нужен перстень.

— За перстень этого слишком мало. За перстень нужно будет хорошенько попотеть. Очень сильно попотеть.

— Ладно, — усмехаюсь я. — Но вы гарантируете, что мы вернёмся к этому вопросу и обсудим условия его выкупа.

— Обещать, что обсудим? — он гаденько улыбается. — Ну, ладно, обещаю… Только у меня условие, сегодня играешь без перстня.

— Согласен, — повторяю я с той же уверенность.

— Ну, всё, — Серов машет рукой в сторону двери, — вали уже. Смена через пять минут.

— Мне надо сделать звонок.

Я снимаю трубку и звоню в пейджинговую компанию. Оставляю оператору сообщение для Черепа, чтобы он забрал меня от казино, а не из дома, а потом иду переодеваться.

Игра закручивается, как сумасшедшая и спустя час Серов растерянно пересчитывает флоты.

— Плюс четыре пятьсот, Виталь Андреич, — подсказывает Ирина, украдкой мне улыбаясь. — В баксах! На рублёвом пока минус десятка, но там Витёк нормально начал. Надеюсь, отобьёт.

— До завтра, — слегка киваю и направляюсь в раздевалку.

У меня ещё минут десять до приезда Черепа. Навожу чашку кофе и медленно выпиваю её.

Мандраж, который начался в кабинете управляющего, только усилился. Сейчас была разминка, главная битва впереди.

— Ром! — Ирина заглядывает в стаф. — Тебе точно нужно уходить?

— Надо, зайка, надо, иди-ка сюда.

Я притягиваю её к себе и чмокаю в белобрысую макушку. Она слегка дёргается, но не отстраняется.

— Не боись, малыш, всё будет хорошо.

— Просто переживаю за тебя, — кидает она быстрый взгляд исподлобья. — Позвонишь утром?

— Номер-то хоть свой оставь, — улыбаюсь я. — У меня же амнезия. Заполняю ячейки по-новой.

Она чиркает цифры на листочке, протягивает его мне, секунду медлит, потом чмокает меня в щёку и выбегает из страфа. Девчонка. Как есть девчонка…

Я спускаюсь по ступенькам и напеваю под нос:

Серые глаза, серые глаза

Мне хотят сказать, мне хотят сказать

То, что мы с тобою вместе встретимся опять…

Вот такая, оказывается, обитает в моей памяти попсятина.

Прохожу мимо вахтёра, толкаю дверь и оказываюсь в вечерней прохладе. Останавливаюсь на крылечке и кручу головой, выискивая машину Черепа.

Дверь позади меня снова открывается. Вроде никто за мной не…

Додумать я не успеваю. На голову мне набрасывают мешок и в тот же момент подхватывают с двух сторон под руки. А уже в следующий миг тащат обратно наверх.

— Какого хрена! — пытаюсь кричать я. — Вы чего творите! Э!

В ответ я получаю тычок по почкам и затыкаюсь.

— Остынь, а? — раздаётся прямо над ухом и через мгновенье я слышу звук открывающегося замка, и меня куда-то запихивают и тут же захлопывают дверь.

Я немедленно сдергиваю тряпку и оглядываюсь. Эдип твою мать! Это что за шутки! Я стою посреди холодильника! И дверь изнутри не открыть.

17. Змееед

Какого хрена!

— Эй! — кричу я. — Открывайте! Что за приколы?

Но, судя по всему, это не приколы. Прикладываю ухо к двери. За ней царит полная тишина. Дверь холодная, ледяная просто. Охренеть! Я осматриваюсь. Под потолком светит тусклая фиолетовая лампа, окрашивая морозильную камеру в безжизненный цвет.

На стеллажах лежат куски мяса, картонные коробки, стоят пластиковые лотки со скрюченной замёрзшей рыбой. Не так уж много всего, чтобы гонять такую большую морозилку…

Бр-р-р… холодно, собака… Хотя бы туши на крюках, как в фильмах ужасов, не развешаны. И на том спасибо.

Пытаюсь припомнить, сколько может выдержать человеческое тело при минус… ну, допустим, минус пятнадцати. Сколько здесь? Я подхожу к термометру на стене. Минус двенадцать. Тс-с-с… ерунда какая, всего-то минус двенадцать. Я выдыхаю, и изо рта вырывается облачко пара. Ладно, скоро наверняка кто-нибудь заявится. Повар или… А если ему ночью не нужны будут эти полуфабрикаты? До утра что ли куковать?

Ёлки… Кому это понадобилось? Серову? Вряд ли. Зачем ему, мы же договорились… Мог, конечно, взбрыкнуть, не отпустить, но зачем меня запихивать сюда? Он бы велел притащить меня к себе в кабинет, наверное. Или типа надавить сначала таким образом?

Хм… люди, конечно, странные, но не настолько же… Кто ещё? Кто-то, кто не хочет, чтобы я сегодня играл… Но кто знает, что я буду играть? Топор? Он как раз хочет. Хан мог бы возражать против моей игры за Топора. И будет, надеюсь, но как бы он узнал? Если только у Топора кто-то сливает информацию…

Додумать я не успеваю, потому что в этот момент раздаётся звук открываемого замка и толстая массивная дверь со скрипом приоткрывается.

— Здесь стой, — доносится до меня, и в помещение входит… Хан.

Бляха-муха! Всё-таки он! Как он сюда попал, вообще? Его же не пускают в казино и вообще в гостиницу, а он, выходит, ещё и со своими людьми заявился. Значит, дело дрянь… Узнал, сука, про Топора!

Я лихорадочно начинаю выбирать линию поведения… А он молчит. Со зловещей рожей разглядывает мой чертог. Потолок ледяной, дверь, блин, скрипучая… За шершавой стеной тьма колючая.

Вот, точно. В этом свете он выглядит, как посланец смерти. Лицо бледное, с фиолетовым отливом, глаза — как чёрные шахты… Сизые губы искривлены презрительной усмешкой…

Фак, как говорится…

Оглядевшись, он впивается в меня взглядом и долго молчит.

— С Новым годом! — нарушаю я тишину. — Тоже зимние виды спорта любишь?

Он ничего не отвечает и вдруг… щёлк… В руке у Хана вспархивает крылышками бабочка. Нож-бабочка. Щёлк-щёлк. Щёлк-щёлк…

— И чё ты там сказал? — хрипло спрашивает он. — Про меня, конкретно. Что ты сказал?

— Да ничего… — хмурюсь я, пытаясь вспомнить, что именно я сказал Топору…

Блин, его мы с Топором вроде вообще не обсуждали…

— «Да ничего»? — переспрашивает он, делая шаг в мою сторону.