Изменчивость моря - Чан Джина

Я нашла плоский блестящий зеленый диск на мокром песке вместе с маленьким розовым крабом, которого волны перевернули на спину. Я осторожно подняла краба, как показывал мне Апа, перевернула его правильной стороной вверх и положила на возвышенность, откуда он убежал. Я провела пальцем по краям диска, поражаясь его гладкости. Поднеся его к солнцу, я наблюдала, как свет просачивается сквозь него и становится чем-то зыбким, почти волшебным.

Мне хотелось показать Умме и Апе то, что я нашла, но я решила пока оставить сокровище при себе и сунула диск в карман. Апа прочитал мне лекцию о ракушках и береговой эрозии, а Умма говорила, что это просто кусок стекла, осколок чьей-то разбитой пивной бутылки, который был раздавлен и сплющен ударами волн, но на мой взгляд он выглядел как самый настоящий драгоценный камень. Про себя я думала, что было бы еще круче, окажись он всем этим одновременно – куском мусора, превращенным во что-то прекрасное.

Мы гуськом направились обратно к отелю, впереди шел Апа, за ним Умма, за ней я. В воздухе вдали от пляжа пахло жареной пищей, сигаретами, пивом и выхлопными газами мотоциклов. Толпы у баров на берегу океана становились все гуще по мере того, как солнце опускалось в небе и один за другим зажигались уличные фонари. Часть пути за нами следовал серый кот со светлыми глазами и изогнутым хвостом. Я поворковала над ним и погладила его в то время, когда Умма и Апа стояли ко мне спиной, а затем побежала догонять их, пока они не скрылись за поворотом.

На следующий день пошел дождь. Ранее мы планировали сходить в исторический музей, пока Апа был на конференции, но у Уммы разболелась голова, и ей пришлось прилечь с выключенным светом. Я принесла ей холодной воды в бутылке из торгового автомата на нашем этаже, а затем, убедившись, что она спит, переоделась в купальник, натянула сверху шорты и футболку, взяла пластиковый ключ от номера с прикроватной тумбочки и со щелчком закрыла за собой дверь.

Мотель был небольшим, всего в шесть этажей. Я бродила по коридорам каждого из них, поднимаясь на лифте вверх и вниз, пока не начала ловить на себе подозрительные взгляды других постояльцев, которые в основном были молодыми или пожилыми парами. Иногда мимо проходила большая семья, все в одинаковых нарядах и с нанесенным на нос солнцезащитным кремом, хотя солнца не было. Казалось, у всех, кроме меня, имелся какой-то определенный план на день.

– Ты заблудилась, милая? – спросила меня женщина с копной рыжих кудрей, выглядывающих из-под солнцезащитного козырька.

Я покачала головой.

– Просто жду свою маму, – ответила я, соврав лишь отчасти.

Наконец мне стало достаточно скучно, чтобы отправиться созерцать крошечный бассейн во внутреннем дворе мотеля. Табличка неподалеку предупреждала, что спасателей на дежурстве нет. Дождь прекратился, но небо все еще оставалось темно-серым, грозовым. Я окунула палец ноги в воду бассейна и решила, что в ней вполне можно плавать. Я закрепила на лице защитные очки и кубарем скатилась с трамплина для прыжков в воду, напугав одинокого пловца на другой полосе, пожилого мужчину, который степенно плавал взад-вперед.

Вода оказалась намного холоднее, чем я ожидала. Я наблюдала за тем, как пузырьки из моего носа поднимаются к поверхности, а затем позволила себе взмыть вверх, как пробка от шампанского, театрально хватая ртом воздух на поверхности воды. Я подумала о дайверах с аквалангами; Апа однажды сказал мне, что они должны быть очень осторожны, когда поднимаются на поверхность из-за чего-то, называемого кессонной болезнью[37]. Он объяснил, что она проявляется из-за резких перепадов давления воды – в крови могут образовываться пузырьки газа, если дайверы слишком быстро поднимаются на поверхность или слишком долго остаются на глубине, которую не могут переносить, что может вызвать у них тошноту или головокружение, а в худшем случае – потерю сознания и судороги в конечностях.

Я подумала, что в этом есть смысл. Подолгу пребывая в одних условиях, ты привыкаешь к ним, и противоположное начинает вызывать у тебя шок. Лучше всегда быть готовым к худшему.

За время нашего отпуска на Гавайях мы разработали устоявшийся распорядок дня. Днем Апа посещал конференции, а мы с Уммой гуляли по центру Гонолулу. Мне показалось, что на Гавайях она стала другой – больше улыбалась и двигалась медленнее, вроде бы даже не так часто ругала меня за мелкие провинности, такие как жевание с открытым ртом или почесывание на публике. Мы заглядывали в безвкусные туристические магазинчики, и она позволяла мне покупать вещи, которые нам не были нужны, например, пластиковые статуэтки, открытки или солнцезащитные очки. Потом мы сидели на пляже, и я искала кусочки морского стекла или ракушки, чтобы забрать их с собой, а Умма читала или дремала. Мы встречались с Апой за ужином, а потом отправлялись кататься на взятой напрокат машине вдоль морских скал, опустив все стекла. Умма завела привычку собирать волосы сзади дешевым шарфом из полиэстера, который купила в одном из сувенирных магазинов, и когда она повязывала его вокруг лица таким образом, надевая солнцезащитные очки, она выглядела как гламурная звезда золотого века Голливуда.

Мы покупали контейнеры с нарезанными ананасами, чтобы взять их с собой в номер или съесть на пляже. Мы с Уммой никак не могли насытиться ими. Апа шутил, что вскоре мы обе превратимся в ананасы, потому что не можем перестать их есть. Эти золотистые кубики оказались просто божественны на вкус. Мне было интересно, кому первому пришло в голову разрезать и съесть ананас, фрукт, который выглядел таким враждебным и оказался таким сладким на вкус.

По вечерам мы ели в ресторанах, которые либо располагались на открытом воздухе, либо вовсе находились прямо на пляже. В один из таких вечеров группа, состоящая из двух игроков на гавайской гитаре, клавишника и саксофониста, расположилась рядом с рестораном, где мы ужинали, и начала играть. Я зачарованно слушала, как они проникновенно исполняют «Hotel California». Когда они добрались до припева, я увидела, что Умма и Апа смотрят друг на друга и повторяют слова, улыбаясь.

– Вы знаете эту песню? – недоверчиво спросила я.

– Конечно, – ответили они. – Она была очень популярной в нашей юности.

Повсюду вокруг нас пожилые белые пары, одетые в футболки с принтами и платья с короткими рукавами, танцевали на песке. Их розовая загорелая кожа поблескивала в мерцающем свете фонарей, установленных вокруг ресторана.

Апа повернулся к Умме и протянул ей руку.

– Ну что, пойдем?

Я сидела на своем месте, остолбеневшая и очарованная, пока они мягко покачивались в такт музыке. Они крепко обнимали друг друга, как застенчивые молодожены. В конце песни все повернулись к группе и захлопали, а мои родители вернулись на свои места немного раскрасневшиеся.

– Мы можем заказать десерт? – спросила я, решив воспользоваться моментом, и они согласились.

Мы заказали мороженое, обжаренное во фритюре – о таком я никогда даже не слышала. Пока десерт таял у меня во рту и на тарелке, я поймала себя на мысли, что хочу, чтобы так было всегда, чтобы мы всегда могли позволить себе быть такой семьей.

За день до отъезда я почувствовала, что должно произойти нечто плохое. Весь день стояла отвратительная погода, небо было плоским, влажно-серым, а свет – ужасным зеленовато-оранжевым. Океан беспокоился, и даже птицы, которые собирали объедки на пляже, казались вялыми. После дневного сна я проснулась вся в поту и услышала, как мои родители яростно спорят шепотом.