Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

хотя бы порой проводить побольше времени в одиночестве.

Однако принять такое решение было куда легче, чем осуществить его, ведь стоит кротам заметить, что целительница появляется среди них реже, чем прежде, как они тут же начинают придумывать предлог за предлогом, чтобы наведаться к ней. И разве Ребекка могла отказать во внимании самке, боявшейся, что она не сможет принести потомство, или старому кроту, у которого ужасно болели плечи, когда он начинал копаться в земле, или самцу, повредившему правую лапу как раз в начале брачного сезона? Вот так каждый день Ребекке приходилось все же заниматься другими, хотя ей следовало бы почаще сидеть, ничего не делая, как учила ее когда-то Роза. Она все сильнее ощущала усталость и раздражение, чувствуя себя при этом виноватой: разве целительнице не положено постоянно пребывать в добром и веселом расположении духа?

Но порой, несмотря на все усилия и старания, она становилась отчужденной и равнодушной, и больше всех от этого страдал Комфри.

Он поселился поодаль от остальных кротов под склоном холма, выбрав то место, где остановился пожар. Он объяснил Ребекке, что сделал это потому, что среди «унылых» буков растет мало цветов и трав, и он решил попробовать поискать растения, которые могли уцелеть в местах, по которым прошелся пожар.

Он проводил много времени в поисках, а по возвращении всякий раз навещал Ребекку и приносил ей что-нибудь для ее норы. Даже среди зимы его вылазки заканчивались успешно, и он притаскивал то красненькие ягодки сердечника, то какие-то ароматные грибы, то красивые глянцевые листья падуба.

— И где ты их только берешь? — спрашивала Ребекка.

Пожав плечами, он отвечал, что нашел их неподалеку от Истсайда, где пожар не коснулся леса. Он часто появлялся в Древней Системе, когда она навещала там кого-нибудь, и приносил растения, которые могли ей понадобиться, и многие кроты стали относиться к нему с таким же теплом и уважением, как к Ребекке. Подобно ей Комфри не требовал благодарности и воспринимал свою помощь как нечто само собой разумеющееся.

Впервые столкнувшись в марте с проявлениями отчужденности в поведении Ребекки, Комфри ужасно огорчился. Это происходило всегда по-разному и всякий раз неожиданно, при этом она словно замыкалась в своем собственном мире и даже не пыталась хотя бы выглянуть наружу, когда он, заикаясь, заводил с ней разговор.

— Здравствуй, Р-ребекка — говорил он ей, опуская на землю травы, которые принес с собой.

— Как ты мил, — отвечала она с улыбкой и тут же отводила взгляд. Ни веселого смеха, ни оживленных вопросов, которые прежде так радовали его. А затем тишина, в которой он чувствовал себя неуютно и всеми силами старался положить ей конец. Наморщившись от напряжения, Комфри пытался придумать какие-то слова, услышав которые она перестанет бессмысленно улыбаться. Комфри почему-то казалось, будто он виноват в том, что происходило с Ребеккой.

— Я совершил д-д-дальнее путешествие, — говорил он наконец.

— Неужели? — равнодушно бросала в ответ Ребекка.

— Д-да, я ходил к са-самому бо-болоту.

Все та же улыбка. Никаких вопросов. Ни единого слова.

— Это было очень ин-интересно, — слабым голосом говорил Комфри.

Он мог стараться сколько угодно, но толку из этого не выходило. Когда Ребекка пребывала в таком настроении, ему казалось, будто свет померк, и у него возникало желание убежать и спрятаться.

Иногда Ребекка находила в себе силы извиниться перед ним и сказать, что дело вовсе не в нем, но порой ей не удавалось вымолвить ни слова, и Комфри уходил, а она оставалась одна, продолжая ощущать какую-то глубочайшую скованность и понимая, что не в состоянии ничего сделать, разве что заплакать. Ребекка старалась хоть как-то справиться с собой и принималась хлопотать в норе, заново убирая и без того безукоризненно чистые проходы.

Иногда Комфри оставался с ней и сидел, слушая, как она плачет и говорит о том, в чем не посмела бы признаться никому из жителей Данктона, кроме него, о том, что ей не хватает сил на всех, а они все приходят и приходят, они нуждаются в ее помощи, а значит, она должна помогать им, чтобы не посрамить светлую память Розы. Она принималась плакать. А он все слушал, не успевая вовремя найти нужные слова, и лишь тогда он наконец понял, что ей необходим надежный друг, к которому она могла бы обратиться за утешением, как обращался к ней Комфри и многие другие. И тут он пожалел, что среди данктонцев уже нет таких, как Меккинс, который мог в нужную минуту послужить ей опорой и поддержкой, пожалел о том, что сам он слишком слаб для этого. И тут ему пришло в голову, что он может отправиться к Камню и помолиться о том, чтобы Брекен вернулся и помог Ребекке.

Однажды в марте Комфри в очередной раз застал Ребекку в чрезвычайно угнетенном состоянии, и тогда он действительно пошел к Камню и принялся раздумывать над тем, как бы ей помочь. Прошло несколько дней, и Ребекка с изумлением заметила, что за это время ее ни разу никто не потревожил, и она смогла насладиться полнейшим покоем и одиночеством. Затем она встревожилась, подумав, уж не стряслось ли что-нибудь неладное, и решила пойти и узнать, что там у них происходит.

Сначала по дороге ей встретилась кротиха, которая взглянула на нее с некоторым беспокойством и воскликнула:

— О, это ты, Ребекка! — И сразу поспешно скрылась.

Затем ей повстречался крот, который славился своей мнительностью и вечно на что-нибудь жаловался, даже если был абсолютно здоров, лишь бы заставить Ребекку немного с ним повозиться. Завидев ее, он повел себя совершенно необычным образом и сказал:

— Привет, Ребекка! Ты знаешь, со мной все в порядке. У меня ничего не болит... ну просто ничегошеньки! — И тут же захохотал, притворяясь, будто ему очень весело.

Наконец одна старая кротиха, которой и вправду нездоровилось, и Ребекка почувствовала это сразу, как только вошла к ней в нору, объяснила ей, в чем дело, уступив ее просьбам. Оказалось, что Комфри обошел всю систему и с небывалой решительностью велел оставить Ребекку в покое «по-потому что она свалится, если вы не да-да-дите ей отдохнуть». А если она кому-то понадобится позарез, пусть приходят к нему в нору, и он сам окажет им помощь, только не надо беспокоить Ребекку. Услышав об этом, она просто поразилась, ведь Комфри терпеть не мог, когда кто-нибудь заявлялся к нему в нору, заваленную разными травами.

Спустившись по склонам холма,