История цивилизации в Европе - Франсуа Гизо

Пересмотрите все главнейшие нападения, направленные против реформации, соедините их в одно целое, устраняя чисто догматические вопросы: вы увидите, что все они могут быть приведены к этим двум основным упрекам.

Они ставили протестантскую партию в весьма неловкое положение. Когда ее упрекали за множество сект, то вместо того чтобы признать их и защищать законность их свободного развития, она проклинала их, приходила в отчаяние и как бы извинялась в их существовании. Когда ее упрекали за гонение, она оправдывалась с некоторым смущением и ссылалась на требования необходимости; она приписывала себе полное право подавлять и карать заблуждения, потому что истина в ее руках, потому что одни только ее верованья и учреждения законны; если она не признавала за римскою церковью права наказывать протестантов, то потому только, что не на стороне этой церкви была истина и справедливость.

Когда господствующую в реформации партию упрекали в нетерпимости не враги, а собственные чада ее, когда гонимые и проклинаемые ею секты говорили ей: «Мы делаем то же самое, что и вы делали; мы отделяемся, как и вы отделились», – она еще больше затруднялась в ответе и очень часто отвечала одним только удвоением строгости.

В самом деле, стремясь к уничтожению абсолютной власти в духовном мире, религиозная революция XVI века не знала истинных принципов умственной свободы; она освобождала человеческий дух и все еще требовала от него повиновения своим законам; на деле она доставляла торжество праву свободного исследованья, а в теории хотела только заменить законною властью власть беззаконную. Она не возвышалась до первоначальной причины, не нисходила до окончательных последствий своего дела. Таким образом она впала в двойную ошибку; с одной стороны, она не понимала и не уважала право человеческой мысли, нарушала их в то самое время, когда требовала их для самой себя; с другой – не сумела определить права авторитета в духовном мире. Я говорю не об авторитете принудительном, у которого в этом мире нет и не должно быть никаких прав; но об авторитете чисто нравственном, действующем только на умы, исключительно путем влияния. В большей части протестантских государств заметен какой-то недостаток в организации умственного общества, в действии общепринятых, освященных временем мнений. Они не сумели согласить права и потребности предания с правами и потребностями свободы, а причина этого явления без сомнения заключается в том обстоятельстве, что реформация не поняла и не усвоила себе вполне ни своих принципов, ни их последствий. Отсюда и та непоследовательность, узость взглядов, которую так часто и удачно пользовались в своих нападениях противники реформации. В противоположность реформации, враги ее очень хорошо сознавали сущность и цель своих поступков; они восходили к самому источнику своего образа действий и открыто признавали все его последствия. Невозможно указать правительство более последовательное, более систематическое, нежели римская церковь. На практике римский престол часто вступал в соглашения и делал уступки гораздо чаще, чем реформация; но в теории он гораздо тверже держался своей системы и гораздо тщательнее сообразовал с нею свои действия. В этом полном сознании того, что делаешь, чего хочешь, в этом безусловном и разумном принятии известного учения или намерения заключается великая сила. Лучшим доказательством тому служит ход религиозной революции XVI века. Известно, что главною силою, созданною для борьбы с реформациею, был орден иезуитов. Бросим взгляд на историю иезуитов; они повсюду терпели неудачи; везде, где только они имели обширный круг действий, они приносили несчастие тому делу, на сторону которого становились. В Англии они погубили королей, в Испании – целые народы. Общий ход событий, развитие новейшей цивилизации, свобода человеческого духа, все эти силы, бороться с которыми было назначение иезуитов, восстали против них и победили их. И не только иезуиты терпели неудачи, но вспомните, к каким средствам они принуждены были прибегать. Они не достигали ни славы, ни величия; они не совершали блистательных событий, не приводили в движение могущественных масс людей; они шли подземными, темными, низкими путями, ничем не сумели поразить воображение, не сумели расположить в свою пользу общественное мнение, которое невольно сочувствует всем великим делам, без различия их принципа и цели. Противная сторона, наоборот, не только победила, но победила со славою, совершила великие дела великими средствами: она привела в движение народы, породила в Европе великих людей, изменила открыто при дневном, если можно так выразиться, свете судьбу и форму государств. Одним словом, все было против иезуитов – и внутренняя, и внешняя неудача; их деятельностью не удовлетворится ни здравый смысл, требующий успеха, ни воображение, нуждающееся в блеске. А между тем судьба их, конечно, не лишена величия; с их именем, влиянием, историею соединена великая идея. Отчего? Оттого, что они отдавали себе отчет в своих действиях и намерениях, сознавали с полною ясностью принципы, которыми руководствовались, цель, к которой стремились; оттого, что они обладали величием мысли, величием воли, которое и спасло их от осмеяния, возбуждаемого постоянными неудачами и презренными способами действий. Напротив того, там, где исполнение уступает мысли, где, по-видимому, не сознаны глубочайшие принципы и окончательные последствия дела, там всегда остается нечто неполное, непоследовательное, низменное, унижающее в умственном отношении самих победителей и отражающееся иногда в самом ходе событий. Вот, по моему мнению, слабая сторона реформации в борьбе нового порядка вещей против прежнего духовного мира; вот что нередко затрудняло реформацию и препятствовало ее защищаться так, как бы следовало ей защищаться по праву.

Я мог бы рассмотреть религиозную революцию XVI века с нескольких других точек зрения. Я ничего не сказал и не мог сказать о чисто догматической стороне ее, о том, что она совершила собственно в религии, в отношениях души человеческой к Богу и к будущей, вечной жизни; я мог бы показать ее в разнообразии ее отношений к общественному быту, куда она внесла результаты неизмеримой важности. Например, она возвратила религию в среду мирян, в общество верных; до того времени религия была, можно сказать, исключительным достоянием духовенства, церковного сословия; оно раздавало плоды ее, но в сущности одно располагало ею и почти одно пользовалось правом говорить о ней. Реформация ввела религиозные верования в общий оборот идей; она открыла мирянам поприще веры, прежде недоступное для них. В то же время она имела и другой результат: она вовсе или почти вовсе изгнала религию из политики, восстановила независимость светской власти. Сделавшись, если можно так выразиться, достоянием мирян, религия вместе с тем перестала входить в состав общественного правительства. В протестантских странах, несмотря на все различие церковного устройства, – даже в самой Англии, где это устройство наиболее приближается к прежнему порядку вещей, духовная власть уже не имеет серьезных притязаний на управление светскою властью.

Я мог бы исчислить многие другие последствия реформации; но пора остановиться, и я довольствуюсь тем, что успел представить вам отличительный характер ее – эмансипацию человеческого духа и уничтожение абсолютной власти в духовном мире, уничтожение, без сомнения, неполное, но тем не менее являющееся важнейшим шагом вперед, совершенным до нашего времени на этом пути.

В заключение прошу заметить, какое поразительное сходство представляется в новой истории между обществами религиозным и гражданским, в отношении к переворотам, которым они оба подверглись.

Христианское общество (мы видели это, когда я говорил о церкви) сначала было обществом совершенно свободным, образованным исключительно во имя общего верованья, без постоянных учреждений, без правительства в собственном смысле этого слова; оно управлялось одною только нравственною властью, изменявшеюся смотря по потребностям времени. Подобно тому началось в Европе и гражданское общество; оно было основано, по крайней мере отчасти, отдельными союзами варваров и отличалось полною свободою; члены его оставались в нем исключительно по доброй воле и не знали ни законов, ни благоустроенных властей. По выходе из такого положения, несовместимого с широким общественным развитием, религиозное общество подчинилось правительству по преимуществу аристократическому; управление сосредоточилось в руках духовного сословия – епископов, соборов, церковной аристократии. Такое же явление видим мы и в гражданском обществе, по выходе его из варварства; и в нем получает преобладание аристократия, светский феодализм. Далее, религиозное общество оставляет аристократическую форму и принимает форму чистой монархии: это время победы римского престола над соборами и европейскою церковною аристократиею. Тот же переворот совершается и в гражданском обществе; и в нем преобладание и господство над европейским миром приобретает королевская власть на развалинах светской аристократии. В XVI веке в недрах религиозного общества обнаруживается восстание против системы чистой монархии, против абсолютной власти в духовном мире. Этот переворот ведет за собою, утверждает, освящает в Европе право свободного исследования. Подобное событие видели мы в нашу эпоху и в гражданском мире: для гражданской абсолютной власти также настало время борьбы и поражения. Итак, оба общества подвергались тем же изменениям, тем же переворотам, но религиозное общество всегда предшествовало гражданскому на этом пути.