Любовь императора: Франц Иосиф - Этон Цезарь Корти

На этот раз свидание Елизаветы с мужем и дочерью произошло в замке Кройт на озере Тегернзее. В тамошней церкви почти шестьдесят лет назад были обвенчаны её родители, чей брачный союз, несмотря на обилие детей, никак нельзя было признать гармоничным. Во время мессы Елизавета обратила внимание дочери на то, что перед главным алтарём над иконой крупными буквами начертано: «Прости их, Господи, ибо не ведают они, что творят».

Поистине мрачное предзнаменование при венчании!

В Кройте Елизавета читает Валерии стихи, которые написала в Англии. Дочь не может не удивиться её поэтической плодовитости и лёгкости, с которой её мать творит. Теперь не проходит и дня, чтобы она не создала нечто новое, и Валерия находит, что многое прекрасно и своеобразно, подчас, может быть, слишком своеобразно, чтобы быть по-настоящему прекрасным. Словно великую тайну Елизавета сообщает дочери, что её цель в том, чтобы эти стихи были опубликованы спустя продолжительное время после её кончины и полученные от их продажи средства пошли в пользу тех несчастных, которые в силу своих политических намерений и склонности к свободолюбию были заклеймены как преступники.

В день рождения императора в Ишле устраивают большой семейный обед, в котором принимают участие двадцать пять отпрысков герцогского дома. Среди них находится и дядя Франца Сальватора, Людвиг Сальватор, чужак среди эрцгерцогов, который постоянно живёт на Балеарских островах. Он сочиняет учёные и увлекательные труды о своей второй родине и непременно присылает их Елизавете, которую очень уважает. И эрцгерцог и императрица — необычные натуры, и поэтому понимают друг друга. Над Людвигом Сальватором потешается вся семья. Он холост и ведёт вольную жизнь. О своём внешнем виде он абсолютно не думает, обычно ходит в каком-то балахоне, у него один-единственный военный мундир. Когда он появляется при дворе, окружающие буквально сгорают от смущения. На своей яхте он создал некое коммунистическое государство в миниатюре, где царит полное равенство. Он делит с командой всё — и стол, и кров, подобно членам своего экипажа выполняет самую грязную работу на борту и одевается так же, как они. Этот высокообразованный человек приносит в жертву своим научным интересам и свою собственность, и своё положение. За обедом Франц Сальватор сидит рядом с эрцгерцогиней Валерией. Император, кажется, дал себя уговорить, он добродушно поглядывает на обоих молодых людей. 21 августа отмечают двадцатидевятилетие Рудольфа, и когда Франц Иосиф поднимает бокал за здоровье сына, Елизавета шепчет ему, что в этот же день Францу Сальватору исполняется двадцать один год. После непродолжительной заминки император, вновь поднимая бокал, добродушно-лукаво добавляет:

— А теперь за здоровье другого!

Несмотря на то, что ожидаемая помолвка дочери занимает все мысли Елизаветы, она и сейчас не в силах устоять против страсти к путешествиям, которая неизменно подчиняет её себе. Она не находит себе места, хотя в этом году уже побывала в Геркулесбаде, в Гамбурге, в Англии и Баварии. Франц Иосиф много времени проводит один. Он обижен тем, что жена больше не разделяет с ним его политические заботы, что ей совсем не по душе её представительские обязанности как императрицы, и вот опять, едва вернувшись, она снова мечтает уехать на юг, на Корфу, в вымышленный мир Гомера. У неё жажда знаний, и она с головой погружается в мир Гомера, как и во всё прочее, чем ей доводится заниматься. Консул показывает ей остров, каким она его никогда прежде не видела, можно сказать, просто глазами того поэта. После непродолжительной поездки в Албанию яхта направляется, минуя Лойкадию и мыс Сафо, к Итаке. Большой знаток старой и новой Греции, барон Александр фон Варсберг ведёт Елизавету по следам Одиссея.

Офицеры «Грейфа» с усмешкой поглядывают на этого кажущегося им странным учёного, одержимость которого «Одиссеей» должна разделять вся команда, ибо так угодно императрице. Служба нелегка, и плавание взад и вперёд вокруг Итаки на довольно старой посудине, какой является «Грейф», в самую отвратительную погоду удовольствие далеко не из приятных. Но Елизавета не задумывается над этим — она целиком в мире идей Гомера, благоговейно внимает каждому слову Варсберга, и если он называет какой-либо пункт интересным, «Грейф» непременно должен направиться туда. Первоначально Елизавета рассчитывала завершить всю поездку за две недели, но теперь так увлеклась сказочной Грецией, что намерена вернуться домой только ко дню своих именин, 19 ноября, о чём написала с Итаки своему супругу. Францу Иосифу эта новость не приносит радости, потому что в конечном счёте его разлука с женой затягивается ещё на три недели. «Но если ты полагаешь, — пишет он ей, — что это необходимо для твоего здоровья, я готов согласиться, хотя с весны мы провели в этом году вместе не более нескольких дней».

Франц Иосиф не понимает увлечения жены греческой антикой. «Не представляю, — пишет он Елизавете, — что ты делаешь так много дней в Итаке. Впрочем, главное, чтоб ты была здорова и довольна, а так оно, похоже, и есть на самом деле».

Император давно потерял терпение из-за столь долгого отсутствия Елизаветы. «Все мои мысли неизменно возвращаются к тебе, и я горестно прикидываю, сколько ещё времени отделяет нас, к сожалению, от нашей встречи... Твоё отсутствие чувствуется во всём, но в первую очередь тебя не хватает мне». Наконец император получает обстоятельное письмо Елизаветы, к которому приложены два стихотворения: Елизаветы и графини Фюрстенберг. Франц Иосиф не слишком разбирается в такого рода вещах, однако хочет показаться галантным по отношению к собственной жене: «Твои стихи я считаю выдающимися, самобытными... Опус ландграфини чрезвычайно слаб. Насколько великолепна и занимательна её проза, настолько же она слаба в стихосложении, от которого ей следует отказаться».

На Итаке Елизавету донимает плохая погода, всё время идёт дождь, и отправляться на какие-либо экскурсии нет никакой возможности. Поэтому 4 ноября императрица возвращается на Корфу.

В то время как Франц Иосиф считает дни, оставшиеся до их встречи, Елизавета сожалеет, что её пребыванию на острове скоро придёт конец. Император со стороны скептически наблюдает за деяниями супруги. Когда она наконец сообщает, что собирается ехать домой, он отвечает: «Как я счастлив, что завтра прекратятся поездки на скутере и экскурсии в небезопасную Албанию, но совершенно счастливым я буду лишь тогда, когда после успешного морского путешествия ты снова окажешься среди нас».

Елизавета возвращается на родину накануне своих именин. Теперь она уже ждёт помолвки дочери с Францем Сальватором — помолвки, с которой мало-помалу свыкся и Франц Иосиф. Пугают Елизавету лишь поступки Рудольфа. Она считает, что для офицера, обиженного и преследуемого в Австрии, существует ещё возможность поступить в крупную, победоносную немецкую (не прусскую) армию.

   — Да, хорошенькие вещи ты тут проповедуешь! — восклицает Франц Иосиф.

Вскоре Елизавета вновь затрагивает эту тему, но теперь уже в разговоре с Францем Сальватором.

   — Но если я вступлю в немецкую армию, может случиться так, что меня пошлют сражаться против собственной родины, — колеблется молодой эрцгерцог.

   — О нет, это исключено, — успокаивает Елизавета, — никогда более немцев не заставят поднять меч против немцев.

Императрица буквально признается в любви своей дочери, заявляя ей совершенно откровенно:

   — Собственно, люблю я только тебя, если ты покинешь меня — моя жизнь кончена. Так любят только раз в жизни. В этом случае думают только о любимом существе — от другой стороны ничего не требуют и ничего не ждут. Но мне непонятно, как можно любить многих людей. Для остальных моих детей место матери занимала София, что касается тебя, я с самого начала сказала себе, что всё будет по-другому. Ты должна была оставаться моим собственным ребёнком, моим сокровищем, на которое никто не вправе претендовать, кроме меня, и всю любовь своего сердца, до того времени нерастраченную, я отдала тебе одной.

После такого признания Валерия испытывает потрясение от этой «огромной, можно даже сказать, всепоглощающей любви». По вечерам Валерия читает матери вслух «Одиссею». Идиллию уединённой жизни императрицы нарушают лишь доходящие до неё словно издалека заботы императора, связанные с внутренней и внешней политикой империи.

В тесном семейном кругу — в Геделе находится и брат Елизаветы, главный врач герцог Карл Теодор, — обсуждают перспективы войны в условиях нарастания напряжённости в отношениях с Россией, прикидывают, как будет происходить общеевропейская война.

   — При теперешней воинской обязанности и нынешнем уровне развития вооружения никто по-настоящему не может желать этой войны, — говорит Франц Иосиф. — Если же до неё всё-таки дойдёт дело, Австро-Венгрия выступит, вероятно, в союзе в Германией, Италией, а возможно, и Англией, Россия же — в союзе с Францией. Но и без всего этого перевес был бы на стороне России.