Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов (Дудко)

Заметив колебания грека, Вышата взглянул ему в глаза и коротко бросил: «Нас на мосту должно быть двенадцать. Как месяцев в году». Хилиарх припомнил венедскую пословицу: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Разве может одно из созвездий зодиака бежать с неба? Или какой-нибудь месяц — из года? Стоики правы: избегать судьбы — тщетно и недостойно. Только вот судьбу человек может и должен выбирать себе сам.

Вышата простёр руки над «туром» и «конём» и произнёс:

— Три светлых бога, три праздника, три святых зверя — в наших крепких телах, в наших праведных душах. Да выйдут они, да сокрушат врата чернобожьи!

Будто светящееся облако окутало их, потом погасло, и вместо них явились три чудных животных: белый конь с золотой гривой и серебряными копытами, вепрь с золотой щетиной и белый золоторогий тур. Золотое сияние исходило от всех троих. Разом бросились они вперёд, и мост из света под их копытами не застучал, не загудел — запел, зазвенел торжествующей музыкой. Из-за частокола полетели в них стрелы, копья, да не простые, а заклятые — и только упали бессильно в пекельное пламя. Вепрь ударил в ворота рылом и клыками, тур — рогами, конь — копытами, и дубовые створки, задвинутые тяжёлыми засовами и защищённые чарами, не выдержали и распахнулись, охваченные пламенем.

Следом по мосту устремились остальные русальцы. Вместе с ними бежал и Хилиарх, и мост пел под его ногами. На бегу он заметил, что черно-красного пламени нет не только над радужным мостом, но и под ним. Но с обоих боков дышали жаром две огненные стены, готовые сомкнуться и обратить дерзких пришельцев в пепел, лишь только ослабнет сила светлых чар. Нет, не решился бы грек пройти этим мостом даже в императорскую сокровищницу, не то что в бесовское кодло — если бы он был один, а не в бесстрашной дружине воинов Солнца.

А на вечевой площади, начинавшейся сразу за воротами и занимавшей большую часть городка, уже кипел бой. Ведуны и их воины — кто в человечьем облике, кто в волчьем — со всех сторон бросились на троих сияющих зверей. Какой-то волколак с разгону вскочил на спину коню, но тур-Вишвамитра тут же поднял оборотня на рога. Ещё один оборотень угодил под копыта коню. Ряженым чёртом ведьмак ударил вепря-Вышату колдовским посохом. Посох сразу же вспыхнул, как солома, а его обладатель в следующий миг отлетел назад с распоротым животом. Нур в медвежьей шкуре подбежал к коню сбоку, нацелился копьём — и рука его вместе с копьём упала на снег, отсечённая мечом Сагсара. В городок ворвались с мечами и жезлами в руках восемь русальцев. Резные навершия жезлов, скрывавшие в себе чародейские травы, ярко светились. Ещё ярче сиял, рассеивал наступающие сумерки лик Даждьбога на шесте в руке Сигвульфа, ряженного медведем.

Увидев, что Шумила отвлекает внимание золотого тура спереди, а Бурмила подбирается с дубиной сбоку, Сигвульф взревел по-медвежьи и бросился на помощь. Медведичи, грозно рыча, двинулись на него с тяжёлыми палицами. Гот прыгнул навстречу Шумиле и быстрым выпадом вонзил ему меч в руку выше запястья, одновременно махнув сияющим ликом в сторону Бурмилы. Солнечный жар опалил шерсть на голове и плече полумедведя и едва не ослепил его. Его брат, выронив палицу, отскочил в сторону. Бурмила, оглушительно ревя от боли, ухватил палицу двумя лапами и, вертя её перед собой, устремился на гота. Когтистые лапы Медведича держали оружие ничуть не хуже человеческих рук. Германец подался назад, а со спины к нему уже подбирался с мечом в руке Шумила. Золоторогий тур не мог прийти на помощь Сигвульфу: один из ведунов оборотился чёрным туром, теперь два могучих быка бились, тучами взметая снег и в кровь раня друг друга острыми рогами.

Вдруг неведомая сила ударила Бурмилу сзади, швырнула наземь. С неожиданным проворством Медведич вскочил, взмахнул палицей, но, завидев перед собой клыки золотого вепря и меч германца, бросился бежать. Штанина его была разорвана, из распоротого клыком бедра текла кровь, но и это не могло задержать пол у медведя, с виду столь неповоротливого. Второй Медведич хотел было ударить Сигвульфу в спину, но тут на Шумилу налетел с мечом Сагсар. Заметив бегство брата, Шумила кое-как отбился от роса и скрылся среди сражавшихся. Из-за моста раздался воинственный бычий рёв. Волх, не желая уступать росам в воинской волшбе, соскочил с коня, перекувыркнулся и стал могучим серым туром. Он вихрем промчался через радужный мост, влетел в ворота и с разбегу вонзил рога в шею чёрному быку. Теперь уже два тура, белый и серый, расшвыривали рогами наседавшее на них чернобожье воинство.

Русальны бились, сгрудившись у ворот. На вырывавшихся вперёд Сигвульф покрикивал. Рассеявшись по вечевой площади, их маленький отряд быстро утонул бы среди множества врагов, которые сейчас, столпившись, мешали друг другу. Многие ведуны пускали в ход колдовские посохи, удар которых мог обездвижить или лишить сознания даже сильного бойца. Перерубить же такой посох мог лишь заговорённый меч. Помня наставления Вышаты, русальны отбивали посохи жезлами, и колдовское оружие ломалось или вспыхивало, не выдержав благой силы Солнца и трав.

А по другую сторону рва стояла с воздетыми руками Милана. Её взгляд беспокойно искал среди сражавшихся золотого вепря и высокого воина в медвежьей шкуре. Сердце колдуньи рвалось туда, к двум самым близким ей людям. Быть рядом с ними, в самой гуще боя, как тогда, в Чёртовом лесу... Но она сейчас не могла позволить себе думать о них. Её дело было удерживать чарами радужный мост. А это значит — не просто повторять заклятия. Волшебные слова немного значат, если за ними не стоит могучая воля чародея, умеющего сосредоточить свою волшебную силу. А ещё нужно было не поддаваться злым чарам, что накатывались на неё со стороны городка: чёрными волнами отчаяния, страха, телесной и душевной слабости. Обычного же оружия колдунья могла не бояться: два дружинника надёжно прикрывали её щитами от стрел.

Тем временем дружинники под градом стрел бросали в ров сквозь радужный мост вязанки камыша и соломы. Вымоченные в проруби вязанки всё же не выдерживали долго соседства пекельного пламени — начали сохнуть, дымиться, тлеть... Когда верхние вязанки достигли краёв рва, нижние уже горели. Ардагаст взмахнул мечом и с криком «Слава!» первым погнал коня через мост. В левой руке его полыхала золотым огнём, рассеивая наступившую темноту, Колаксаева чаша. Следом с блестящей в золотом свете махайрой скакала Ларишка, а за ней — всё войско, и могучее, победное пение радужного моста неслось к небу. Многие воины и в старости гордо говорили: «Под Милоградом я скакал по радужному мосту, и копыта моего коня не коснулись вязанок». Те же, кто не мог этим похвалиться, улыбались: «Может быть, мой конь был грешнее меня».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});