Люблю твои воспоминания - Сесилия Ахерн

Я смеюсь и шепчу:

— Нет.

— И тем не менее эта чертова вещь несколько веков знаменита во всем мире. Кого в театре только нет, и верующие, и атеисты, и интеллектуалы, и все они хотят увидеть, как этот парень в трико окажется в итоге вместе с этой девушкой-лебедем, чтобы она могла покинуть озеро. Только любовь того, кто никогда не любил, может разрушить чары. Почему?

Какая разница почему? Ты думаешь, что эта женщина в перьях спросит почему? Нет. Она скажет спасибо, потому что она может жить дальше, носить красивые платья и гулять, вместо того чтобы клевать промокший хлеб в вонючем озере каждый день до конца своей жизни.

Я ошеломленно молчу.

— А теперь тссс , мы пропускаем представление. Смотри, она что, хочет теперь себя убить? — Он облокачивается на край балкона и наклоняется, чтобы лучше разглядеть происходящее на сцене.

Глава двадцать пятая

Во время бурных аплодисментов Джастин видит, как отец Джойс помогает ей надеть красное пальто, то же, что было на ней, когда он столкнулся с ними на Графтон-стрит. Она начинает двигаться к ближайшему выходу с отцом на буксире.

— Джастин. — Дженнифер сердито смотрит на своего бывшего мужа, который занят тем, что рассматривает в бинокль людей, вместо того чтобы обратить внимание на свою дочь, кланяющуюся на сцене.

Он откладывает бинокль и громко хлопает, одобрительно крича.

— Ну что, я пойду в бар и займу хорошие места. — Джастин начинает двигаться в сторону двери.

— Все уже заказано, — повышает голос Дженнифер, перекрикивая аплодисменты.

Он подносит руку к уху и качает головой — «Я тебя не слышу».

Он выходит из ложи и бежит по коридорам, пытаясь найти путь наверх, к Джойс. Должно быть, занавес опустился в последний раз, потому что люди начал выходить из зала, заполняя коридоры и мешая Джастину.

Он решает изменить план: будет ждать ее около выхода. Так он ее точно не пропустит.

— Давай что-нибудь выпьем, дорогая, — говорит папа, пока мы медленно раскачиваемся в толпе, покидающей театр.

— Я видел бар на этом этаже.

Мы останавливаемся, чтобы изучить указатели.

— Есть бар «Амфитеатр» на нашей стороне, — говорю я, Озираясь в поисках Джастина Хичкока.

Женщина- билетер объявляет, что бар открыт только для исполнителей, сотрудников и членов их семей.

— Отлично, значит, там мы сможем спокойно посидеть в тишине, — говорит билетеру папа, когда проходит мимо нее, слегка касаясь своей кепки в знак приветствия. — О, видели бы вы мою внучку на сцене! Это самый счастливый день в моей жизни. — И он прикладывает руку к груди.

Женщина улыбается и позволяет нам пройти.

— Папа, пошли. — После того как мы купили напитки, я тяну его подальше от входа, от собравшихся людей, и мы садимся за столик в дальнем углу.

— Если они попробуют нас отсюда выгнать, Грейси, я не оставлю свое пиво. Я только сел.

Я нервничаю и сижу на краешке стула, оглядываясь в поисках его, Джастина. Мысли о нем не идут из головы.

Люди покидают бар, остаются только исполнители, сотрудники и члены их семей. Никто больше к нам не подходит, возможно, это одно из преимуществ компании пожилого человека. Мать Бэа входит с двумя незнакомыми мне людьми из ложи и толстым мужчиной, которого я узнаю. Но мистера Хичкока нет. Мои глаза обшаривают помещение.

— Вот она, — шепчу я.

— Кто?

— Балерина. Она танцевала одного из лебедей.

— Откуда ты знаешь? Они все выглядели одинаково. Даже этот женственный мальчик в трико их не различал. И ведь не боялся, что признается в любви не той. Чертов идиот!

Джастина не видно, и я начинаю переживать из-за еще одной упущенной возможности. Может быть, он ушел раньше и вообще не придет в бар.

— Папа, — поспешно говорю я. — Мне кое-кого надо найти. Пожалуйста, не двигайся с этого кресла. Я скоро вернусь.

— Единственное движение, которое я буду делать, — вот это. — Он поднимает кружку и подносит ее к губам. Делает глоток «Гиннесса», закрывает глаза и наслаждается вкусом, над губами остаются белые усы из пены.

Я выхожу из бара и мечусь по огромному театру, не зная, где искать. Некоторое время стою в ожидании у ближайшего мужского туалета… Смотрю на ложу, где он сидел, но она пуста.

Джастин перестает сторожить у выхода, когда мимо него просачиваются последние несколько человек. Наверное, он ее пропустил, сглупил, решив, что в здании только один выход. Он раздраженно вздыхает. Ему бы хотелось вернуться в тот день, когда они встретились в парикмахерской, узнать о ней побольше… Его карман начинает вибрировать, возвращая его в реальность.

— Братишка, где тебя черти носят?

— Привет, Эл, я опять видел эту женщину.

— Женщину из новостей?

— Ага!

— Женщину из «Ладьи викингов»?

— Да-да, ее.

— Женщину из «Антиквариата под носом»?

— Да! Господи, чтобы до тебя дошло, нужно все перечислить?

— Эй, а ты никогда не думал, что она может быть телефонным маньяком?

— Если она сумасшедшая, что же это я ее все время преследую?

— Да, интересно. Тогда, может быть, ты псих, просто этого не знаешь.

— Эл! — говорит он сквозь зубы.

— Короче, давай быстрее сюда, пока у Дженнифер не случился истерический припадок. Еще один.

Джастин вздыхает:

— Иду.

Он закрывает телефон и в последний раз выглядывает за дверь. В толпе ему бросается в глаза красное пальто. Волна адреналина заставляет его выбежать на улицу, он расталкивает медленно идущих людей, его сердце колотится в горле, глаза не отрываются от пальто.

— Джойс! — кричит он, и еще громче: — Джойс, подождите!

Она продолжает идти, не слыша его.

Джастин расталкивает людей, в ответ они ругаются, он тоже получает тычки в бок, пока наконец она не оказывается всего в нескольких дюймах от него.

— Джойс, — говорит он, задыхаясь и хватая ее за руку.

Она оборачивается, лицо незнакомки искажено удивлением и испугом. Это не Джойс.

Она ударяет его по голове своей кожаной сумочкой:

— Ой! Эй! Господи!

Извинившись, он медленно идет обратно к театру, пытаясь отдышаться, потирая ноющую голову, ругаясь и раздраженно ворча себе под нос. Он подходит к главному входу. Он закрыт. Джастин пытается открыть дверь, сначала осторожно, потом стучит, через несколько секунд он уже изо всех сил толкает и тянет за ручку, раздраженно пинает дверь.

— Эй, эй! Мы закрыты! Театр закрыт! — сообщает ему работник театра через стекло.

Возвратившись в бар, я с радостью вижу, что папа сидит в том же углу, где я его оставила. Только на этот раз он не один, на краешке стула рядом с ним, склонив голову, как будто она глубоко увлечена разговором, сидит Бэа. Я паникую и кидаюсь к столику.