Несомненная реальность - Евгений Лотош

— Не кипятись, — примирительно произнес председатель. — Они там тоже нужное дело делают.

— Нужное дело Троцкий в Питере делает! — сплюнул на пол Доссер. — Почему он в апреле не побоялся в Россию сунуться? Тоже, чай, сейчас нелегал. А благодаря ему Советы в столице такую силу забрали, что даже правительство их боится. Полиция по струнке ходит! Эсэры, хоть и неправильной идеологии придерживаются, тоже полезны, тоже свои люди, всегда договориться можно. А те… болтуны заграничные… порвал бы своими руками! Вон, товарищ Седой только что о проблемах с винтовками рассказывал. Из-за тех языкастых у нас проблемы, а не из-за прижимистости заводчиков!

— Ладно, ладно! — успокаивающе поднял ладони председатель. — Не о том сейчас речь. Итак, товарищи, настало время, наконец, прейти от накопления сил к активным действиям. Жандармы идут по нашим следам, и тянуть нельзя. На сегодня утвержденный план таков. В конце сентября – начале октября организуем серию забастовок на всех московских железных дорогах, начиная с Николаевской. Отрезать Москву от Питера крайне, жизненно необходимо. Параллельно товарищи из других мест – в Казани, Горловке, Сормово и так далее – тоже начнут забастовки на железных дорогах и предприятиях. Параллельно пошлем людей по городу обходить мастерские и мануфактуры и разъяснять важность забастовок, призывать бросать работу всех без исключения. В течение месяца мы последовательно подорвем устои царизма, разрушим его местные структуры и распылим жандармов и войска по всей территории страны, после чего перейдем к открытой вооруженной борьбе. Восстание в Москве и Питере назначено на начало ноября, на местах присоединятся по нашему сигналу. Стянуть войска на защиту сатрапии генералы уже не успеют. На то, чтобы окончательно свергнуть царское правительство, потребуется неделя, максимум две, после чего власть по всей стране должна перейти к рабочим Советам.

— Гладко было на бумаге… — хмыкнул кто-то.

— Дорогу осилит идущий, — возразил, пожав плечами, товарищ Худой. — Когда-то все равно приходится делать первый шаг. Власть сатрапов сейчас ослаблена позорным поражением в японской войне, войска деморализованы, и лучшего шанса у нас не появится еще долго. Давайте еще раз обсудим детально, на кого какие задачи возложены…

3 сентября 1905 г. Москва. Доходный дом в Хлебном переулке

— Но почему гости именно сейчас? — грустно спросила Оксана. — Посмотри, какая я уродина стала. Даже одеться толком не во что, не говоря уж про гостей.

Она присела на лестничную ступеньку, подперла кулачком подбородок и жалобно взглянула на Олега. Тот, голый по пояс, мужественно примеривался к ведру с по-осеннему холодной водой и в ответ лишь хмыкнул.

— Ты еще от шока не отошла толком, — ответил он. — Тебе бы, по-хорошему, лежать нужно в постели, а не гостей принимать. Да и не гости они, так, деловое свидание. Мы даже к нам подниматься не станем, здесь, во дворе пристроимся. Так что сейчас тебе стоит забраться в постельку и подрыхнуть еще пару часиков. Завтра вот свожу тебя к Болотову в клинику, посмотрит он тебя, капли пропишет. Заодно и меня проверит. Знаешь, он все еще сомневается в моей нормальности. Хотя после твоего появления, похоже, начал подозревать, что происходящее – какой-то странный розыгрыш со стороны Зубатова. По крайней мере, я так понял по некоторым его словечкам, когда он тебя осматривал.

— Болотов – он кто? Смешной дядька-врач в круглых очочках и с козлиной бородкой? — она подставила лицо под холодные лучи утреннего солнца и зажмурилась.

— А ты откуда знаешь? — удивился Олег. Собравшись с духом, он плеснул на себя пригоршней воды из ведра и зашипел от холода. — Ты же… ф-ф-ф, холодно-то как!.. в отключке валялась. Или нет?

— Ну, что-то сквозь туман прорезалось, — вздохнула Оксана. — А кто такой Зубатов?

— О, выдающаяся личность, — Олег поднял палец к небу, продолжая растираться другой рукой. — На полном серьезе – выдающаяся. Я с ним не так долго дело имею, но харизма у мужика потрясающая. И подчиненные уважают, и враги, судя по газетным заметкам, тоже. Уважают и побаиваются. Он здесь вроде моего Китайца… тьфу ты, Михаила Ци Люя, в виду имею. Начальник оперативного отдела Канцелярии, только на городском уровне. Директор Московского охранного отделения, в просторечии – Охранки. Политический сыск, слежка и все такое. Я еще не до конца понял, в каких отношениях он находится с жандармерией, которая что-то вроде нашего Управления Общественных Дел, но, кажется, жандармы к нему очень даже прислушиваются.

— А нас эти… жандармы к ногтю не возьмут? — Оксана напряглась. — Ну, я имею в виду, появились неизвестно откуда, без документов, без денег, чушь какую-то несем…

— Расслабься, — Олег снова плеснул на себя холодной водой и принялся яростно растираться ладошками. — Ой, мама… Похоже, не вовремя я решал закаляться начинать! Здесь с документами куда проще, чем у нас. Паспорта обычно выписывают, только чтобы за границу выезжать, да и то не всегда. Крестьянам староста иногда выписывает бумагу, когда они из деревни в город едут, но большинство людей и не знает даже, что за зверь такой – паспорт. Впрочем, нас Зубатов прикрывает, так что у нас в любом случае проблем не намечается. Где это клятое полотенце?!

— Прикрывает? — Оксана опять сгорбилась и подперла подбородок кулаком. — Интересно, зачем ему? Опять какая-нибудь подлянка выйдет. Кнопарь – он и в Сахаре кнопарь. Решит, что мы шпионы засланные, и засунет в тюрягу.

— Не должен… Ой, да что же так холодно-то? Ну почему у них еще горячий водопровод не изобрели, а? Деревня, блин, а не вторая столица!.. Здесь вообще какой-то инфантильный мирок. Жизнь, похоже, еще не била по голове. Политических под честное слово выпускают, едва ли не самое страшное наказание – ссылка в провинцию. Чтобы в трудовую колонию попасть, на каторгу по-местному, нужно душегубство совершить – пристрелить там кого или бомбу бросить. Про секретность едва слышали, архивы дел – вон, зайди во флигель Охранки да руку протяни, никто и не подумает остановить. Я сколько копался, и никто и бровью не повел: зашел незнакомый мужик, значит, так надо. Есть, правда, еще и закрытая часть архива, там строже, но и открытой вполне хватает, чтобы сделать выводы.

Он снова плеснул на себя холодной водой, зарычал и принялся поспешно растираться полотенцем.

— Борцы за свободу в чиновников бомбы бросают, ни в чем не повинных людей, рядом оказавшихся, в клочья рвут, но повесить их – боже упаси, как здесь говорят. Сразу вся прогрессивная общественность на дыбы встает. Вон, рассказывали мне: в Санкт-Петербурге – столица местная – лет двадцать назад какая-то девица в градоначальника стреляла. А он как у нас Наместник Нарпреда, только не Нарпреда, а императорский. Обиделась, что ее дружка розгами за что-то выпороли. Убить не убила, но пыталась честно, ранила сильно. Думаешь, посадили? Ха! Как бы не так! Выпустили – у нее, видите ли, оправдательный мотив имеется: благородное возмущение. Гуляй, милая, стреляй в кого хочешь и дальше. Детский сад, штаны на лямках, честное слово!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});