Цитадель (Тамплиеры - 3) - Октавиан Стампас

Священник встрепенулся.

- Что же случилось вчера?

Рыцарь тяжело вздохнул и сглотнул слюну.

- Вчера... отец Марк, посмотрите, что делается в природе - уже распускаются первые цветы, воздух состоит из сплошных дурманящих ароматов, нетрудно сойти с ума человеку более стойкому и трезвому чем я.

- Вы хотите сказать, что...

- Да, да, именно это я хочу сказать. Именно в этом желаю признаться. Во время нашего вчерашнего свидания... не знаю как это случилось. Не могу сейчас восстановить по памяти... Я не прилагал никаких усилий. И вместе с тем Розамунда не завлекала меня. Все произошло само собой. Наши одежды повели себя как понятливые слуги, они удалились в нужный момент. Впрочем я помню плохо. Это был дурман, опьянение, это было блаженство. Но и это, но и это, святой отец еще не все!

Де Труа замолк.

Отец Марк подтолкнул его.

- Говорите же, сын мой, говорите. Облегчите свое сердце, я слушаю вас.

Юноша зажмурился, как будто заново переживал произошедшее с ним.

- Говорите же.

- Я вернулся домой. Из сада де Лошей. Я принял решение. Я решил, что Розамунда мне дороже чести. Завтра, я сказал себе - завтра ты отправишься к барону и потребуешь свою возлюбленную себе в жены. Нельзя вечно подвергаться двум опасностям. Наступает момент, когда одну из гибелей надо предпочесть.

- Возможно и так, сын мой, но судя по всему, что-то помешало осуществлению этого намерения.

- Вы угадали, святой отец. Дома меня уже ожидал посланец из Иерусалимского капитула. Мне вручен был рескрипт, из которого следовало, что я должен прибыть для формального вступления в полноправные члены ордена в мае сего года.

Отец Марк пожевал губами.

- Видите, святой отец, челюсти обстоятельств оказались сжаты сильнее, чем я думал. Где-то, в глубине души, я надеялся, что обо мне забыли, раз я сам не даю о себе знать, и мой позор останется тайной лишь моей, несчастной души, и я избегну позора внешнего, а счастье с Розамундой все окупит. Так вот ведь нет, не вышло!

- Отец Мельхиседек знал о вашем увлечении?

- Это не увлечение, это...

- Да, да, сын мой, прошу прощения за неловкое слово. Но тем не менее, вы посвятили его в обстоятельства этой трагической истории?

- Конечно, я полностью доверился ему. Сочувствие такого человека, как отец Мельхиседек, единственное, что удерживало меня на некотором расстоянии от полного безумия.

Отец Марк пощелкал своими четками.

- Какие же средства он применял для укрепления вашего страждущего духа?

Де Труа затруднился ответить на этот вопрос.

- Я не очень понимаю вас.

- Я говорю, что он конкретно делал, чтобы облегчить ваши душевные страдания?

Юноша задумался, перебирая в памяти воспоминания, связанные с почившим другом.

- Сама беседа с ними была облегчением, - неуверенно сказал он. - А потом, он говорил, что молится ежедневно за спасение моей души.

- Молиться за спасение души вашей я тоже, конечно, буду, - задумчиво сказал отец Марк. Взгляд его по-прежнему был устремлен куда-то очень далеко, даже не в физическое, а в мыслительное пространство.

Лицо юного рыцаря засветилось благодарностью.

- Я буду так признателен вам, святой отец.

- Но вряд ли мои молитвы принесут столько пользы, сколько приносили обращения к Богу такого человека, как мой благодетельный предшественник.

Меж бровями де Труа образовалась складка.

- Опять должен признаться, что ход мыслей ваш для меня туманен.

Отец Марк повернул лицо к своему молодому собеседнику и обнадеживающе улыбнулся. Понятно, что впечатление улыбка эта произвела жуткое. Но теперь вряд ли что-то могло отвратить де Труа от этого человека. Ему казалось, что от отца Марка исходит дыхание надежды, ему чудился источник спасительного света за отвратительной кожаной маской.

- Просто я произношу вслух некоторые из своих мыслей.

- Что же сулят мне ваши размышления? Ответьте! Клянусь райскими вратами, у меня такое ощущение, что мне рано переставать надеяться!

- Не спешите, друг мой, - снова улыбнулся священник, - я не хочу без нужды ни обнадеживать, ни разочаровывать вас. Скажу одно - мне хочется придумать способ, который мог бы вас вызволить из тисков создавшегося положения. Нечто помимо молитв, как они ни необходимы.

Юноша поправил пряжку на своем плаще.

- Право, вы говорите совсем не так, как говаривал бывало отец Мельхиседек. Я имею в виду в смысле благочиния. Но, наверное, не мне рассуждать об этих предметах. Да к тому же мне очень хочется вам верить.

- Да, не стану спорить, в смысле святости и благочиния я не могу равняться с этим великодушнейшим из людей. Жизнь выковала меня другим, заставила им сделаться. Жизнь ожесточила, в какой-то степени, мое сердце, насколько может ожесточиться сердце священника. Но вместе с тем, она научила меня не чураться практической стороны себя, то есть жизни же. Может быть правы древние, есть сферы до которых Бог не снисходит и там люди должны устраивать жизнь свою всего лишь на основах здравого смысла.

Де Труа выглядел весьма удивленным.

- Бог везде и во всем, и отец Мельхиседек...

Отец Марк успокаивающе положил ему руку на колено.

- Вы правы, сын мой, вы правы. Чтение старых книг иногда создает почву для возникновения соблазнов, но они истребляются молитвою. Не будем сейчас устраивать богословский диспут. Для осуществления планов, которые сейчас роятся в моей голове, мне придется навестить вас в вашем жилище.

- Я буду рад.

- Причем навестить вас мне придется тайно. Вы, надеюсь, понимаете почему?

- Нет.

- Сын мой! - укоризненно произнес отец Марк, разводя руками.

- Хорошо, хорошо, святой отец. Я не знаю зачем вам это нужно, но делайте так, как сочтете правильным. Вверяю себя вашей воле всецело.

- Вы остановились у северных ворот?

Шевалье де Труа подробно объяснил, где именно он живет и как удобнее к нему добраться, чтобы не попасться на глаза любопытствующим.

- Когда вы ждете поступления денег из Франции?

- Совсем забыл вам сказать. Их как раз позавчера мне привезли. За день до письма из Иерусалимского капитула.

- Письмо вы, надеюсь, не сожгли?

- Нет, разумеется, оно ведь является и пропуском, без которого не попасть на территорию капитула.

На лице священника вновь изобразилась глубокая задумчивость.

- Поня-ятно, - протянул он.

Шевалье терпеливо ждал, устремив честный взор на своего наставника.

- Каждый новый день для вас это новая гекатомба страданий, правильно?

- Воистину так, святой отец!

- Поэтому, чтобы не заставлять вас мучиться сверх меры, не растягивать эти ужасные часы, я постараюсь придумать что-нибудь к завтрашнему дню. Если я завтра не появлюсь у вас в полдень, значит ничего полезного и ценного мне изобрести так и не удалось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});