Уж замуж невтерпеж - Надежда Тутова

Брийс выиграла: легко ловя волну, выпрыгивая на самый гребень, едва ли не полностью, она запросто обошла Кумела, сбившегося на пятнадцатой волне. Однако она не остановилась сразу, поймав еще столько же волн, так сказать, на радость зрителям. Что ж, мне тут и раньше делать нечего было, теперь тем более. К тому же тучи явно устали удерживать влагу в себе, и первые капли уже скользнули по щеке, а ведь над морем дождь давно идет. Вдруг в прореху серо-лиловых туч выглянуло солнце, сверкнув золотистым лучом, и из моря стремительно взлетел в небеса радужный мост. Чудо, ей-ей!

— Хм, все как предсказала наатцхешта! — восторженно воскликнул кто-то в толпе.

Большинство присутствующих тут же поддержали его согласным гомоном.

— Когда ж то было? — изумился один из моих «соседей».

— Когда в городок пелюваней ходили, да на зверей иноземных любовались. Там же шатер ее стоял, в самой глубине. Мы все к ней зашли. А ты денег пожалел! — ответили ему друзья, да так радостно, что мне страшно стало: будто посещение шатра спасло их от смерти, которая теперь должна случиться с не решившимся пойти.

Хм, наатцхешта. Тцехшта — гадалка, предсказательница, та, что дает ответ на вопрос. А вот наатцхешта… Та, что дает ответ на вопрос и творит чудеса, почти волшебница. Откуда она? По слухам последняя наатцхешта умерла еще до рождения деда нынешнего правителя Фелитии. Почему же ныне не кричат на всех углах, что, хвала Всевышнему, вновь чудо посетило наше королевство? Возможно потому, что никакая не наатцхешта, а обычная мошенница вещает в шатре.

Ох, да что я на глупости всякие обращаю внимание? Мне ж из порта в порт надо, да поскорей! Того и гляди, дождь в ливень перейдет.

Если бы я впервые увидела море в порту, никакого восхищения, глубокого и искреннего восторга не было. Грязно-черная вода, серая пена, расплывающаяся у самого берега, дрейфующий от корабля к кораблю мусор, въедливый запах тухлой рыбы — кошмар, одним словом. Впрочем, чему я удивляюсь? Всякий город имеет сточную канаву, источающую не менее дивные ароматы. Правда, в Давро канава разрослась до размеров прибрежных вод. Печально, но так уж есть.

Поскольку Давро — торговый порт, все, что касалось распорядка отплытия кораблей, было на высоте — купцы не любят неточность и готовы заплатить лишнюю монету за порядок. В приземистом здании портового распорядителя обнаружились подробные указания о морских путях и кораблях. Оказывается, на Вью-Зелейн каждое утро с рассветом отправляется лодка, всего за два серебряника можно купить себе место на ней, а за накинутые сверху еще четыре перевезут и лошадь. Что ж, проблема практически решена, осталось дождаться завтрашнего утра.

Однако до утра еще далеко, есть время погулять по городу, а может даже заглянуть в шатерный городок пелюваней, как здесь называют бродячих циркачей. Все отвлекусь от навязчивой мысли, что Фларимона на острове давно уж след простыл.

Столпотворение у центрального выхода из порта — есть и такой: с коваными воротами, мощеной красным камнем лестницей и обязательными стражниками, собирающими предморскую подать (оказывается, есть морская подать — это для отплывающих и прибывающих и их грузов, а предморская — именно за вход на территорию порта), собственно делающими деньги из воздуха, — напомнило о недавнем споре Брийс и Кумела, особенно о желающих понаблюдать за ними. Мда, везде есть зеваки: и в городе, и в деревне, и в пути. Будет лежать камень у дороги, самый обычный, почти все пройдут, но хотя бы один встанет столбом и рот откроет: "Эвон чудо какое!", а уж если камень чуть-чуть непохож на своих собратьев, еще и других созывать станет. Но донесшиеся сквозь шум болтовни звуки музыки увлекли и меня.

Непохожие на песню, непохожие на плач, непохожие на гимн, они все-таки влекли, мягко увещевали закрыть глаза и душой воспарить в небо. Странно, непонятно, необычно. Сидящие прямо на земле полукругом люди в желтых и оранжевых нарядах пели, не раскрывая рта. Пели? Что это?

— Не слышали раньше мантры? — раздалось у меня над ухом.

Как я не вскрикнула и не подскочила, не знаю, право слово. Рядом стоял молодой мужчина, скорее даже парень: оранжево-красный балахон до земли, деревянные, свисающие до колен бусы на шее, лучистые карие глаза, приветливая улыбка, яркая менди в виде солнца на лбу и абсолютно лысая голова — именно в таком порядке вырисовывался образ незнакомца у меня. Кто это? А парень терпеливо ждет чего-то. Чего именно? Так, он же спросил у меня про… э-э… мантры?

— А что это — мма… — выговорить загадочное слово у меня так и не получилось.

— Мантра — песнь разума и души, обращенная к Напу, — ответил незнакомец, сохраняя всю ту же приветливую улыбку.

Иноверцы… Мигом вспомнился Старый Лес, а главное жители Дубового Града. Аж мороз пробрал от таких воспоминаний.

— Един Всевышний, — пробормотала я неизвестно к чему.

— Да, един, просто каждый верит по-своему. Жаль, не всегда и не все это понимают, — улыбка нежданного собеседника стала с грустинкой.

Именно такая улыбка была у пастыря Никима, когда он говорил о ссорах, спорах, тем паче войнах. Что-то дрогнуло в глубине сердца, души и…

Мы говорили с Назиром уж больше часа. Назир — это тот самый парень, что спрашивал у меня про мантру. Искренне верящий в чудо, в волю Всевышнего, он был непохож на остальных обитателей Давро и чем-то, самую малость напоминал Фларимона. Он рассказывал о местах, где уже побывал, о своих собратьях, о своей вере. Он не просил следовать его путем, ни в коей мере, лишь убеждал найти свою дорогу. По сути, напфени — поклоняющиеся Напу — верят во Всевышнего, только имя дали ему, немного иные обряды, немного иной взгляд на мир, но именно «немного».

— Не всякий послушник со стажем может так петь мантры, это как дар Напа, как его свет. Помню однажды я с рвением, достойным благих дел, пытался петь мантры, желая поделиться радостью с другими. Мой наставник, мудрейший человек, не стал меня останавливать, тем более ругать, лишь заметил, что разные бывают способы прославлять Всевышнего. Но своим пением я могу вполне помочь любому войску испугать противника!

— И в чем же мудрость? Ведь он оскорбил тебя, обидел.

— В том, что он смехом увлек меня, весельем показал, что я не прав. На это способен только мудрец, — с неизменно приветливой улыбкой ответил Назир.

А ведь он прав: посмеяться над собой, улыбнуться в ответ на оскорбление не всякий сможет.

— Но все это мои глупости, не обращай внимания! — замахал руками Назир. — Тебя что-то тревожит и мучает. Могу я помочь?

— Вряд ли. Я… — на миг мой голос дрогнул. — Видишь ли, на рассвете я отправлюсь на Вью-Зелейн, дабы найти… друга. Но меня не покидает сомнение, что я могу его уж там и не застать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});