Лета Триглава - Елена Александровна Ершова

Скрытовой Топи до городища за полдня туда и обратно успел долететь, потому и Хорсу все, что выведал, рассказал. Не голосом, ясно — морзянкой. Даньша, не первый год работавший у Хорса, мог различать кое-какие простецкие знаки и сам умел, скомбинировав короткие и долгие вспышки, посылать по огневой связи немудреные сообщения.

В новой части могильника идолище было обряжено в настоящий саван, а единственный глаз Мехры позолочен. У ног богини мелкие птичьи кости да подношения в виде белых цветов и мелких бусин. Хоть и идол, хоть и страшилище — а все равно женщина, так рассуждал тмутороканский люд. Хорс помнил, как эта женщина едва не раздавила Бесу когда-то давно, может, в прошлой, еще червенской, жизни, и сверялся по звездам, надеясь, что успеют сладить до неурочного мехрова часа.

Сторожку Молчана нашли легко. Гробовщик и вправду оказался немым, вопросительно вскинул кустистые брови, завидев гостей на пороге. Хорс показал вверенный ему Некрасом тайный знак из скрученных бечевок, тогда, кивнув, Молчан вернулся в сторожку, вынес гремящий заступами мешок, и направился вглубь могильника, показывая дорогу.

Даньша также предпочитал молчать, зато Хорс болтал без удержу.

— И много ли помирает у вас люда, милостивый государь? — вопрошал он, перешагивая низко растущие, едва вошедшие в силу заросли ежевики. — Помнится, в Поворове едва ли не за яру тридцать люденов преставилось, так местные гробовщики руки в кровь изранили, пока домовины готовили. Зато проку с них было — с хорошим уловом ушли, знаете ли. Нам ведь тоже не чужды жизненные радости, и вкусно покушать хочется, и мягко поспать, и с девицами в пляс пуститься… да много ли радостей у таких, как мы с помощником! Верно говорю?

Даньша поджимал губы, а Молчан косился на болтливого спутника, но вроде как тоже соглашался.

— Что в нашем деле главное? — продолжал Хорс. — Чтобы околоточные надзиратели не поймали да душегубы не скрутили. Они ведь тоже до чужого добра охочи. Так ведь им добро какое подавай? Золотишко да украшения. А это последнее дело ведь — у мертвеца последнее забирать. Лекари — дело другое. Пусть и идут супротив божей воли, зато на пользу науки!

Молчан кривил рожу, что можно было воспринимать и так, и этак. А Хорс подумал: видно, этот не против и сам лишнее золотишко у мертвяка вытащить.

Копать было легко. Свежая земля сыпалась с заступов, рождая рядом с могильным холмиком еще один. Колода в земле лежала, точно узловатый корень. Работали спустя рукава — ни тебе резной крышки, ни расшитого савана. То ли дело узоры, что из-под рук Василисы выходили.

При мыслях о Василисе стискивал зубы и сильнее налегал на заступ. Вот, выворотили домовину, вытащили заржавевшие гвозди. Даньша, хоть и привычный, а все равно ртом дышал, пока вытаскивали мертвяка. Была то старуха в атласном сарафане, с медным очельем да золотыми височными кольцами, на пальцах — золотые кольца. Хоть и знатная по виду госпожа, а бросили в могильник, как безродную.

Пока Хорс раздумывал да тайком пенял на лень копыловского гробовщика, Молчан оттиснул его плечом и вынул кусачки.

— Что делает, Яков Радиславович? — шепотом осведомился Даньша и вскрикнул, услышав хруст ломаемой кости.

Хорс посмурнел лицом.

— Негоже, сударь, — с достоинством ироизнес он. — Думал, вы честный господин, а вы злодейством промышляете. За это Мехра не похвалит.

Молчан оскалил желтые зубы и оттяпал второй палец, сразу же стаскивая с него кольцо и пряча за пазуху.

— Можете сказать, мы сами своего рода расхитители могил, — продолжил Хорс, — так мы до простого воровства не опускаемся. Наша с помощником задача — труп в целости лекарю доставить, вот он и рассчитается. А привезем беспалую — как отвечать будем?

Не слушая, Молчан сдирал с головы покойной височные кольца да обруч. Даньша облизал пересохшие губы и зашарил взглядом по могильнику.

Тихо было. Нереально тихо и жутко. Месячный серп спрятался за облачко и, высунув кончик рога, жалобно позвякивал цепочками. Ни ветерка, ни шелеста. Даже ночные птицы умолкли, даже шуликуны в норы попрятались. Будто в тот мертвый полдень, когда налетели полуденницы.

— А лучше, голубчик, — сказал снова Хорс, — вы дайте нам нашу долю людовой соли, мы ее Некрасу передадим вместе с телом. А вы уже, Мехра с вами, забирайте, что взяли, и на том оставим наше недолгое сотрудничество. Сами станем покойных отслеживать, дело не хитрое. А вы…

Выпрямившись, Молчан замахнулся заступом — Хорс только успел присесть. Даньша с визгом отпрыгнул в ежевику и взвыл, наколовшись о колючки. Нового удара Хорс не допустил. Перехватил заступ железной десницей, рванул на себя — Молчан грузно обрушился на лекаря, и оба покатились по земле, кряхтя и отдуваясь, пытаясь сбросить один другого.

— Заступ хватай! — крикнул Хорс. — Заступом его!

— По тебе боюсь попасть, барин! — плаксиво отзывался Даньша, прягая подле, да никак не успевая за борющимися телами. Только замахивался — как Хорс подминал Молчана под себя. Только Молчан одолевал Хорса и наваливался сверху — лекарь опять топил его в грязи.

— Попадешь — так и что? — рычал Хорс. — Сам видел… кто я таков! Не бойся! Ну?!

Свистнул, рассекая воздух, заступ. Волосы на лбу лекаря отнесло ветром. Заступ чавкнул и увяз в земле подле его плеча.

— Другой бери!

Даньша, точно не слыша, пыхтел, пытаясь вытащить заступ.

Умудрившись увести плечо в замах, Хорс ударил Молчана в челюсть снизу. Тот громко клацнул зубами. на губах запузырилась кровь. Вывернувшись, Хорс пнул гробовщика в грудь, и тот повалился навзничь, суча ногами, точно опрокинутый жук.

— Вот теперь! — с торжествующим криком Даньша выдернул заступ и, подскочив, замахнулся.

— Стой!

Парень замер с заступом в поднятых руках. Железная десница Хорса держала цепко, брови сошлись к переносице.

— Сам же велел! — пропыхтел Даньша.

— Раньше велел, а теперь — видишь? Безоружный он, а такого и убить недолго. Нельзя.

— Да как же… — начал было Даньша.

Молчан с утробным рыком подскочил с земли, потянулся скрюченными пальцами к горлу лекаря.

И тут же, всхлипнув, обмяк. Отступив, Хорс видел, как из горла гробовщика вышло острое лезвие. Набежала тень, надломилась посередине, приблизив к лицу огромный лунообразный глаз.

— Мехра! — завопил Даньша. — Помилуй!

И повалился на карачки, роняя заступ и упираясь лбом в раскиданную землю.

Подле единственного глаза богини засверкал второй — поменьше.

«Не. Люблю. Когда. Добычу. Чужие. Забирают», — морзянкой Хвата ответила богиня. Раскрыла рот — оттуда не вышло ни звука. Только повеяло могильным холодом, да выпал под ноги скользкий червивый ком.

Выдернув серп, Мехра выпрямилась во весь исполинский рост, нависнув над Хорсом, точно сухая сосна.