Хрустальный грот - Мэри Стюарт

— Да, клянусь псом! А ты?

— Иногда. Иногда я вижу его урывками. И это видение вселяет в меня страх.

Слуга стоял неподвижно, не отрывая от меня наполненных страхом глаз.

— И что же ты видишь?

— Пещеру. Хрустальный грот. Временами мне кажется, что это смерть, а иногда — рожденье, или врата видений, или темные объятья сна… Я не могу сказать наверняка. Но однажды мне все откроется. А до тех пор, полагаю, мне нечего опасаться. В конце я обрету покой в пещере, как ты… — Я вдруг замолк.

— Как я? — быстро спросил он. — Какой конец меня ждет?

— Я хотел сказать: «Как ты доживешь до старости», — улыбнулся я.

— Это ложь, — грубо бросил он. — Я видел твои глаза. Когда у тебя видения, глаза у тебя становятся странными; я заметил это еще раньше. Зрачки расширяются и словно затуманиваются, будто ты видишь сны, — но лицо при этом остается жестким. Нет, это не сон, лицо у тебя становится холодным и жестким, словно хладный металл, и тогда кажется, что ты не замечаешь ничего, что происходит вокруг. Ты начинаешь говорить так, будто ты не человек, а бесплотный голос… Или словно ты улетел куда-то, оставив свое тело, чтобы впустить в него кого-то иного… Словно дуют в рог, чтобы извлечь звук. О, я знаю, я видел это лишь дважды, краткие мгновения, но каждый раз меня пробирала дрожь.

— Я тоже боюсь, Кадал, — сказал я и сбросил свою зеленую тунику на пол. Он подал мне длинную рубаху из серой шерсти, какую я надевал, ложась в постель. Я рассеянно потянулся за ней и присел на край кровати, так и оставив одежду лежать у меня на коленях. Я говорил скорее сам с собой, нежели с Кадалом. — И меня это тоже пугает. Ты прав, именно так я себя и чувствую — пустой оболочкой, в которую входит что-то иное… Я говорю, вижу, думаю о вещах, о которых дотоле не имел ни малейшего представления. Но ты ошибаешься, когда полагаешь, что я ничего не чувствую. Это причиняет мне боль. Думаю, это потому, что не могу управлять тем, что прорицает во мне… Я имею в виду, я еще не научился им управлять. Но я научусь. Это мне тоже известно. Однажды я смогу управлять той частью меня, которая знает и видит, и это и будет настоящей силой. Я смогу отличить в своих прорицаниях интуицию человека от тени бога.

— А когда ты говорил о моем конце, что это было?

Я поднял глаза. Как ни странно, лгать Кадалу оказалось намного труднее, чем Утеру.

— Но я не видел, как ты умрешь, Кадал. Я не видел ничьей смерти, кроме своей собственной. Я сказал не подумав. Я собирался сказать: «Как ты где-нибудь в чужом краю…» — Я улыбнулся. — Я знаю, что для бретонца это хуже ада. Но, полагаю, тебе не избежать такого конца… То есть если ты останешься моим слугой.

Его взгляд просветлел, а губы растянулись в улыбке. Я подумал, что обладаю настоящей силой, если одно мое слово способно испугать такого человека.

— О, можешь не беспокоиться. Я остался бы с тобой, если бы даже он не просил меня. У тебя легкий характер, и за тобой приятно присматривать.

— Неужели? Я полагал, что ты считаешь меня своевольным дурачком и к тому же сплошной морокой.

— Вот видишь. Я бы в жизни не отважился сказать подобное кому-нибудь из твоего сословия, а ты всего лишь смеешься, а ведь ты вдвойне принц.

— Вдвойне принц? Нельзя же в самом деле считать моего деда… — Я запнулся. Меня остановило выражение его лица. Он сказал не подумав и теперь, казалось, хотел вогнать свои слова обратно в рот и проглотить их.

Кадал так и остался молча стоять с испачканной туникой в руке. Я медленно встал, забытая шерстяная рубаха соскользнула на пол. Ему не было нужды говорить. Я знал. И не мог понять, почему это не открылось мне тогда, на покрытом изморозью поле, когда я стоял перед Амброзием, а он рассматривал меня в свете факелов. Он знал уже тогда. А сотни других, должно быть, догадывались. Теперь я припомнил косые взгляды ратников, бормотание командиров, почтение челяди, которое я отнес на счет уважения к указаниям Амброзия, но которое на самом деле оказалось почтением к сыну Амброзия.

В комнате было тихо как в пещере. Пламя жаровни мигало, и ее свет плясал и разбивался в бронзовом зеркале у стены… Я посмотрел в зеркало. В сверкающей бронзе мое обнаженное тело казалось хрупким и призрачным, нереальным созданием света и тьмы, колеблющимся в мерцании огня. Но лицо было ярко озарено. В густых мазках тени и пламени я увидел его лицо таким, каким оно было тогда в его покое, когда он сидел над жаровней в ожидании, пока меня приведут к нему. В ожидании того момента, когда он сможет спросить меня о Ниниане.

И вновь дар Предвидения мне не помог. Люди, наделенные зрением богов, нередко слепы в делах людей.

— Все об этом знают? — спросил я Кадала.

Он кивнул, даже не спросив, что я имею в виду.

— Праздные языки не остановишь. Временами ты очень похож на него.

— Полагаю, и Утер мог догадаться. Раньше он этого не знал?

— Нет. Он уехал еще до того, как пошли слухи. Он взъелся на тебя не из-за этого.

— Рад это слышать, — сухо сказал я. — Из-за чего же тогда? Только потому, что я разозлил его той историей у стоячего камня?

— И это тоже, но были и другие причины.

— Какие же?

— Он считал тебя наложником Амброзия, — с грубоватой прямотой ответил Кадал. — Граф Британский не тратит времени на женщин, и если уж на то пошло, он и мальчиков не жалует. Но Утер никак не может взять в толк, как это мужчина способен семь раз в неделю ложиться в пустую постель. Когда его брат стал так заботиться о тебе, поселил тебя в своем доме и приставил меня смотреть за тобой, Утер подумал именно о любовных утехах, и ему это пришлось не по нраву.

— Понимаю. Нечто в этом роде он бросил мне в лицо сегодня ночью, но тогда я решил, что он просто вышел из себя.

— Если бы он хоть чуть-чуть внимательнее присмотрелся к тебе или прислушался к тому, что говорят люди, то давно бы уже обо всем догадался.

— Теперь ему все известно, — совершенно неожиданно и с полной уверенностью сказал я. — Он понял это еще там, на дороге, когда увидел застежку с драконом, которую подарил мне Амброзий. Я не задумывался об этом прежде, но, естественно, он должен был понять, что правитель вряд ли украсит наложника королевским знаком. Он приказал поднять повыше факел и хорошенько рассмотрел меня.

Думаю, он тогда все понял… — Внезапно меня поразила еще одна мысль. — И по-моему, Белазий тоже все знает.

— О да, — согласился Кадал. — Он знает. Но почему ты так думаешь?

— Я сужу по его разговору… Словно он знал, что я ему не по зубам. Именно поэтому он попытался припугнуть меня проклятьем. А ведь он ловкач, не так ли? Наверное, по пути к роще он напряженно думал. Он не отваживался тайком прикончить меня за святотатство, но в то же время ему необходимо было заставить меня молчать. Отсюда и проклятье. А также… — Я замолк.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});