Костяной Дом - Стивен Рэй Лоухед

знать. — Вы не член семьи. Вот и молчите.

— Вы правы, — согласился Арчи. — Уверяю вас, у меня нет никакого желания оставаться в вашем гнусном обществе ни одной лишней минуты.

— Послушайте, вы... — пробормотал Джордж Гауэр. — Болван!

Но Арчи уже вышел, не сказав больше ни слова.

— Вызови Бичкрофта, — сказал он слуге графа. — И соберите свои вещи. На твоем месте я подумал бы о том, как жить дальше, если ты меня понимаешь. — Слуга кивнул. — И передай остальным то же самое.

— Хорошо, сэр.

Пока новые владельцы пересчитывали серебро, Арчи прошел в свои комнаты и принялся паковать вещи. Через несколько минут к нему присоединился судебный пристав — подозрительный грубиян, настоявший на проверке уже сложенных чемоданов. Арчи предложил ему уже подготовленную опись того, что он брал с собой.

— У меня такая работа, — пробормотал мужчина, извиняясь.

Бичкрофт, поверенный графа, прибыл с копией завещания лорда Гауэра как раз в тот момент, когда Арчи вынес чемоданы в фойе. В присутствии наследников и их адвоката Бичкрофт зачитал соответствующую часть последней воли и завещания графа, в которых прямо говорилось, что Арчибальду Берли разрешено выбрать любые пять предметов из обширной коллекции экзотических ценностей графа.

— Любые пять предметов по его желанию, — подчеркнул Уолтер Бичкрофт, — без помех и препятствий.

Вскоре Арчи покинул дом графа с пятью маленькими безделушками, которые по мнению наследников, не представляли никакого интереса. Если бы Джордж и Бранка поняли, что именно унес с собой Арчи, и какова ценность этих «безделушек», их хватил бы удар. Но их невежество позволило им сохранить жизнь. Пять вещей из коллекции графа стоили вполне достаточно, чтобы Арчи мог начать свое дело, то есть заняться торговлей древностями. Но это было, конечно, не всё. По правде говоря, гораздо большая часть значительного теперь состояния Арчи спокойно дожидалась его в шести больших жестянках из-под чая в одном из хранилищ банка Ллойда, а еще кое-что доставили вместе с еще одним чемоданом на вокзал Кингс-Кросс неделей ранее. После выдворения из лондонской резиденции лорда Гауэра Арчи посетил мать и оставил ей чековую книжку Ллойда. Книжка была оформлена на ее имя. Счет составлял пятьсот фунтов. Арчи поцеловал мать, и сел на вечерний пароход, идущий на континент.

Он посетил Париж, Кельн, Вену и Рим, а потом добрался до Праги, Константинополя, Иерусалима и Каира. В каждом из этих городов он приобретал предметы искусства и экзотические артефакты, ставшие основой его легендарной коллекции, предмета зависти всех лондонских коллекционеров.

Единственной весточкой из Англии за это время стало письмо поверенного Бичкрофта, в котором он сообщал, что поместье графа продано сахарному магнату. Джордж и Бранка получили деньги и отбыли в Лиссабон, где, по-видимому, проживут свои дни в комфорте за счет своего покойного родственника.

На вторую годовщину смерти графа Сазерленда в Лондоне появился лихой магнат, отзывавшийся на имя Архелея Берли, графа Сазерленда. Смуглый, знатный молодой лорд снял квартиру в обширном особняке на Кенсингтон-Гарден. Следующие недели и месяцы город гудел от слухов, касавшихся антикварного магазина пришельца. Этот во всех отношениях почтенный джентльмен, изъяснявшийся на прекрасном языке, казался фокусником, достававшим из невидимой шляпы все новые и новые дорогие и очень дорогие предметы. Говорили об обширных связях графа с аристократией Старой Европы и королевскими дворами Ближнего Востока. Они, дескать, и были главными источниками чудесных предметов, которыми он торговал. И стоили эти предметы очень недешево. Прекрасные кольца, браслеты и ожерелья; украшенные драгоценными камнями подвески, статуэтки, кинжалы и диадемы; резные рельефы с античных фронтонов; фигурные красно-черные амфоры, чаши, лампы, урны и все прочее продавалось по умопомрачительным ценам. Но больше таких превосходных экземпляров никто не предлагал.

— Красота мимолетна в этом мире, — обычно замечал лорд Берли. — Я делаю все возможное, чтобы сохранить ее и помочь пережить века.

Подобные высказывания и манеры молодого аристократа производили сильное впечатление на его клиентов, а среди них было немало молодых женщин, недавно вышедших замуж. Слухи о завидном холостяке множились и дошло до того, что он не мог посетить ни одного представления в Ковент-Гарден, не привлекая стайку ухоженных и богато одетых молодых девушек. Как сказал один слегка завистливый наблюдатель:

— Думаю, граф Сазерленд должен очень любить садоводство.

— Что вы имеете в виду, Мортимер?

— Чтобы поддерживать этот восхитительный цветник, ему, наверное, приходится работать на грядках, как рабу на плантациях.

Сам молодой граф, казалось, наслаждался женским вниманием, но держал дистанцию, дразня окружающих своей кажущейся доступностью. Фавориток у него не замечалось, однако каждую ночь его видели на публике с новой красавицей. В конце концов одна из них начала выделяться из стаи: стройная белокурая девица по имени Филиппа Харви-Джонс, дочь и единственная наследница известного промышленника Реджинальда Харви-Джонса, человека, у которого был единственный свет в окошке — рыцарское звание, всем остальным он уже владел. Реджи, как его звали друзья и поклонники, пользовался репутацией жесткого бизнесмена, единственным удовольствием в жизни которого была его дочь.

Само собой, когда ее имя стало ассоциироваться с лихим графом Берли, Реджинальд заинтересовался. Через несколько минут после их первой встречи он сразу же перешел к делу.

— Ваше состояние, сэр. Каково его происхождение?

— Прошу прощения? — Архелей задрал бровь.

— Мы светские люди, — произнес в ответ Редж. — Не стоит скромничать, особенно когда дело касается денег. В лучшем случае они способны определить место человека в этом мире. — Он смотрел прямо в глаза молодому лорду. — Так сколько же у вас есть?

— Трудно сказать, — ответил Берли, легко переходя на конфиденциальный тон. — Северные владения, южные владения, лондонский дом... Конечно, большая часть принадлежит семье. — Арчи давно научился играть на врожденном невежестве лондонцев, мало знавших о Шотландии вообще и ее дворянстве в частности.

— Хорошо. А каковы ваши личные активы? Те, которыми вы можете свободно распоряжаться?

— Думаю, тысяч десять.

— Неплохо.

— Я имею в виду годовой доход, — скромно добавил Берли.

— Я впечатлен. — Харви-Джонс взглянул на собеседника с уважением. — Это в два раза больше моих доходов, а я много работаю, выколачивая свою долю.

— Да, я наслышан, — мягко согласился молодой лорд. — Моя собственная работа мне самому больше напоминает досуг.

— То есть это у вас хобби такое, сэр?

— Ну да, что-то в этом роде. — Молодой джентльмен вздохнул.