Когда пируют львы - Смит Уилбур

– Горло болит так, словно я наелся дробленого стекла.

– Это пыль, – ответила Канди и положила ладонь ему на лоб. Рука Шона прокралась назад, и Канди завизжала – он ущипнул ее. Отойдя подальше от кровати, она потерла ягодицу и сделала гримасу.

– С тобой все в порядке.

– Отлично, тогда я встаю.

Шон начал стаскивать ночную рубашку.

– Нет, пока тебя не осмотрит врач.

– Канди, если этот ублюдок переступит порог моей комнаты, я так ему врежу, что его зубы пойдут маршировать по спине, как солдаты.

Канди повернулась к подносам с завтраком, пряча улыбку.

– Разве можно так разговаривать с дамой? Но не волнуйся, это не Симмондс.

– А где Дафф?

– Принимает ванну, потом придет и позавтракает с тобой.

– Я его подожду, а пока дай мне кофе. Вот умница.

Она принесла ему кофе.

– Твой дикарь с самого утра встал лагерем у моей двери, хочет тебя видеть. Мне пришлось приставить вооруженного охранника к твоей комнате, чтобы не пускать его.

Шон рассмеялся.

– Пошлешь его ко мне, Канди?

Она прошла к двери и остановилась, уже взявшись за ручку.

– Я рада снова тебя видеть, Шон. Больше никогда не делай таких глупостей, ладно?

– Обещаю, – заверил Шон.

И тут же вошел Мбежане и остановился у дверей.

– Нкози, ты здоров?

Шон, не отвечая, смотрел на перевязанные и вымазанные йодом руки Мбежане и на темно-бордовую с золотом ливрею. Потом лег на спину и посмотрел в потолок.

– Я послал за своим слугой, а вместо него пришла обезьяна на цепи. – Мбежане стоял неподвижно, лицо его оставалось бесстрастным, но в глазах была боль. – Ступай, найди моего слугу. Ты его узнаешь – он одет как зулусский воин.

Прошло несколько секунд, и мышцы живота Мбежане затряслись от смеха; потом дрогнули плечи, и улыбка появилась в углах рта. Он неслышно закрыл за собой дверь, а когда вернулся в своей набедренной повязке, Шон улыбнулся ему.

– Ага! Я вижу тебя, Мбежане.

– И я вижу тебя.

Мбежане стоял у кровати, и они разговаривали. Мало говорили об обрушении и совсем не говорили об участии Мбежане в спасении. Они понимали друг друга, и слова могли только нарушить это понимание. Может, они поговорят об этом потом, но не сейчас.

– Тебе понадобится завтра карета? – спросил наконец Мбежане.

– Да. А теперь иди. Поешь и выспись.

Шон протянул руку и коснулся руки Мбежане. Легкий физический контакт, почти виноватое прикосновение – и Мбежане исчез.

Потом пришел Дафф в шелковом халате, и они ели с подносов яйца со стейком, и Дафф послал за бутылкой вина – чтобы еще раз промыть горло от пыли.

– Говорят, Франсуа все еще в «Светлых ангелах», пьет с тех пор, как выбрался из ствола.

– Когда протрезвеет, пусть приходит в контору и возьмет расчет.

Шон сел.

– Ты его увольняешь?

– Я дам ему такого пинка, что он будет лететь до самого Кейптауна.

– За что? – спросил Шон.

– За что? – повторил Дафф. – За то, что убежал, вот за что!

– Дафф, он ведь пережил обрушение в Кимберли, верно? Ты сам рассказывал.

– Да, он сломал там ногу.

– Знаешь, что я тебе скажу? Если я опять попаду в такой переплет, я тоже убегу.

Дафф, не отвечая, наполнил вином стаканы.

– Пошли за ним в «Светлых ангелов», пусть ему скажут, что спиртное вредно для его печени, это его отрезвит. Пусть ему передадут, что если завтра он не выйдет на работу, мы урежем ему оплату, – сказал Шон.

Дафф удивленно посмотрел на него.

– Что?

– У меня было время подумать, пока я лежал там в дыре. И я решил: чтобы подняться на вершину, не обязательно топтать всех встречных.

– А, понимаю, – улыбнулся своей кривой улыбкой Дафф. – Рождественская решимость делать добро в августе. Что ж, тогда все в порядке, а то я уж думал, что тебе на голову упал камень. У меня такое тоже бывает.

– Дафф, я не хочу, чтобы Франсуа увольняли.

– Хорошо, хорошо, пусть остается. Если хочешь, откроем в конторе столовую для бедных, а «Ксанаду» превратим в богадельню.

– Да иди ты! Я просто думаю, что нет необходимости увольнять Франсуа, вот и все.

– Да кто спорит? Я ведь согласился с тобой, верно? Я глубоко уважаю такие решения. Я и сам постоянно их принимаю. – Дафф подвинул свой стул к кровати. – Кстати, я совершенно случайно прихватил с собой колоду. – Он достал карты из кармана халата. – Не хочешь партию в клейбджес?

Шон успел проиграть пятьдесят фунтов, пока его не спасло появление нового врача. Врач простучал ему грудь, заглянул в горло, выписал рецепт и велел остаток дня провести в постели. Он как раз уходил, когда появились Джок и Тревор Хейнсы. Джок смущенно протянул Шону букет.

Тут в комнате начало становиться людно: прибыли остальные биржевики, кто-то принес ящик шампанского, в одном углу начали играть в покер, в другом говорили о политике.

– Кем он себя считает, этот Крюгер, Богом? Знаете, что он сказал, когда мы в последний раз обратились к нему с требованием предоставить право голоса? «Протестуйте, протестуйте, у меня есть ружья, а у вас нет!»

– Три короля выигрывают, ты прячешь карты!

– «Консолидейтид» будут расти, к концу месяца они дойдут до тридцати шиллингов, увидишь!

– А налоги? На двадцать процентов повышают налог на динамит.

– Новая штучка в «Опере». У Джока на нее сезонный билет, а никто ее еще не видел.

– Эй вы, прекратите! Если хотите подраться, выйдите – это все-таки комната больного.

– Бутылка пуста, открой новую, Дафф.

Шон проиграл Даффу еще сотню, а в самом начале шестого вошла Канди. Она пришла в ужас.

– Вон! Все вон!

Комната опустела так же быстро, как заполнилась, и Канди принялась собирать сигарные окурки и пустые бутылки.

– Вандалы! Кто-то прожег дыру в ковре… и весь стол залили шампанским!

Дафф закашлялся и плеснул себе новую порцию.

– Тебе не кажется, что с тебя довольно, Даффорд? – Дафф поставил стакан. – Кстати, тебе пора переодеться к обеду.

Дафф подмигнул Шону, но ушел.

После обеда Дафф и Канди вернулись к Шону с ликером.

– Спать, – приказала Канди и принялась опускать шторы на окнах.

– Еще рано, – возражал Дафф, но безуспешно. Канди задула лампу.

Шон не устал, он весь день пролежал в постели, а теперь его мозг был перевозбужден. Он закурил сигару и слушал уличные звуки под окнами; только после полуночи ему удалось задремать.

Проснулся он с криком – темнота снова навалилась на него и душила. Он попытался прогнать это ощущение и в темноте прошелся по комнате.

Ему нужны воздух и свет. Шон наткнулся на толстый бархатный занавес и запутался в нем. Вырвался, ударив плечом во французское окно; окно разбилось, и он оказался на балконе, на холоде, под яркой луной.

Шон глотал прохладный воздух, пока его дыхание не выровнялось. Потом вернулся в комнату, зажег лампу и прошел в пустую спальню Даффа. На ночном столике лежал экземпляр «Двенадцатой ночи», и Шон забрал его к себе в комнату. Он поставил рядом лампу и заставлял себя читать напечатанные слова, хотя они не имели никакого смысла. Читал он, пока за окнами не посерело, и только тогда отложил книгу.

Он побрился, оделся и по черной лестнице спустился во двор гостиницы. Мбежане он нашел у конюшни.

– Седлай серого.

– Куда ты, нкози?

– К дьяволу.

– Тогда я с тобой.

– Нет, я вернусь до полудня.

Он проехал к «Глубокой Канди» и привязал лошадь у здания конторы. В приемной сидел сонный клерк.

– Доброе утро, мистер Кортни. Я могу быть вам полезен?

– Да. Найдите мне комбинезон и каску.

Шон прошел к третьему стволу. Земля подмерзла и хрустела под ногами, солнце только что поднялось над восточным хребтом Витватесранда. Шон остановился у помещения с лебедкой и поговорил с рабочим.

– Новая смена уже спустилась?

– Час назад, сэр. – Рабочий явно удивился, увидев его. – Ночная смена кончила взрывать в четыре утра.

– Хорошо, опустите меня на четырнадцатый уровень.