Любимая девочка Мажора - Мила Любимая

счастливы, — процедила сквозь зубы, едва сдерживая злость. — Недавно дочку родили. И сделай милость, не высказывайся о маме в таком тоне. Ты нас бросил, пап. Не наоборот.

— Всё-таки настроила против. Мирослава, я же твой родной отец.

Да ладно! Молодец, что вспомнил!

— И? — скрестила руки на груди. — Ты приехал сблизиться, помириться или что? Если да, то выходит паршиво. Не очень-то и скучал. Дай бог смски присылал по праздникам. Для справки, мне не пять лет, чтобы настраивать против кого-то. Давно выросла из этого возраста.

Наверное, ещё пять минут и точно бы случился скандал. Космических масштабов. Потому что была настроена высказать ему всё, вылить весь свой яд, что скопился за столько лет.

Положение спас звонок в дверь, я выскочила в коридор, на чистом автопилоте поворачивая ключ в замке.

Никита. В руках держит два стаканчика кофе. Ещё и улыбается, будто круглый идиот.

Минуточку. Это как называется? Он ехал через весь город, больной, с температурой. Чтобы выпить со мной кофе?

Вот дурак.

Всего один решительный шаг вперёд и вот уже Ник внутри моей квартиры. Наверное, мне стоило что-то сделать. Выставить его, например. Сказать, чтобы больше никогда не приходил со своим дурацким, но вкусным кофе. Вот только сейчас находилась в таком опасном, подвешенном состоянии, когда Тарасов стал самой маленькой проблемой из всех.

Стыдно сказать, но совсем не рада встрече с родным отцом. Хотя мы с ним не виделись уже больше трёх лет. Это поначалу скучала, ревела в подушку, пока мама не видит и не понимала, почему папа так с нами поступил. Себя винила, искала причины, пробовала выйти с ним на связь.

Да куда там. Он завел себе новую семью. Променял нас на них. На ещё нерождённого ребёнка и молоденькую девушку, мою ровесницу.

Счастлива, что мама оставила в прошлом этого человека, вышла замуж, любима и они с дядей Андреем на Ясю не нарадуются. А папа… нет желания не видеть его, не слышать, не знать.

Жестоко? Пусть!

Ведь даже спустя столько лет он не спросил о том, как мои дела, не поинтересовался жизнью бывшей жены. Только он сам. Жалуется на своё собственное существование. Бизнес, долги и прочее.

— Ты так быстро сбежала, — Никита протянул один стаканчик мне. — И спасибо сказать не дала.

Ох! Ещё и этот!

Не согласна на то, чтобы Тарасов привозил чёртов грушевый латте. Был милым. Типо заботливым. Это маска. Искусная, жестокая, желанная. У меня не осталось сил, чтобы выбраться из водоворота под названием «любовь» живой. Два раза в одну реку не войдёшь, а уж три и подавно. Не буду придумывать сказки, обнадёживать себя и окружать воздушными розовыми замками. Той наивной Миры нет. Мальчик с глазами цвета изумрудов уничтожил её. Расщепил на пылинки и развеял по ветру.

Я стала пеплом нашей любви

Следом на земле от костра,

Ты больше на меня не смотри –

Всё равно до боли верна.

Тебе одному – почему?

Не спрашивай, ответа не знаю.

Эта любовь похожа на тюрьму,

Я в ней, как снежинка растаю…

— Не за что, Никит, — взяла стаканчик в руки и поставила его на журнальный столик. — Я не одна, так что…

Несколько секунд парень не сводит с меня взгляда, а потом согласно кивает. Мне показалось, словно в его глазах промелькнула грусть вперемешку с обречённостью, но стиснула зубы и виду не подала, что есть до этого какое-то дело. А в грудной клетке ныло так, аж рёбра свело от боли. Перекрыли разом весь кислород, ограничили доступ к воздуху. Это ненормально. Ненормально зависеть от человека и продолжать любить его ядовитой, больной любовью!

— Понял, не идиот.

Круто развернулся и вылетел на лестничную клетку, словно ошпаренный. Правильно, пусть идёт.

Ладно, теперь осталось самое сложное. Как-то придать отцу ускорения, а то, похоже на то, завершать свой визит он совсем не собирается.

Со стороны кухни раздался какой-то чудовищный грохот, а следом и жалобный писк.

Лютик! Вечно этот кот лазает, где не попадя. В прошлый раз еле с балкона вытащила, между цветочных горшков застрял своей пухлой пушистой жопкой. Но он такой пирожочек, как злиться можно?

Везде царил жуткий разгром. Битые тарелки, кружки, торт там же, чай из заварника. И Лютик рядом же, лежит на брюшке и пищит, лапку почему-то лижет.

— Пап, что здесь произошло? — испуганно протянула.

— Твою скотину усыпить надо! — закричал отец и затряс передо мной расцарапанной в кровь рукой. — Накинулся на меня, словно дикий. Вцепился, с клещами не отодрать.

Твою же!

Упала на колени и двумя пальцами дотронулась до кота. Зашипел, вся шерсть дыбом встала и под батарею пополз.

— У него кровь из лапки, — на глаза навернулись слезы. — Надо к ветеринару ехать. Кис-кис, иди сюда, мой хороший, вот сюда, давай…

— Мирослава, да оставь ты этого бешеного, — отмахнулся отец. — Ничего с ним не станет, а про укол подумай. Такой и до смерти расцарапает.

— Это всего лишь кот! — возмутилась я и прижала Лютика к груди. — Ты чужой человек, не надо было его трогать. Неужели не понятно?

— Приехали! Отец и чужой, а на скотину надышаться не может.

— Он! Не! Скотина! И знаешь, что… ты действительно чужой, папа. Тебе не интересно, что со мной происходит, оскорбляешь маму и ведёшь себя ужасно. Что тебе нужно? Говори и уезжай.

— Даа, — протянул отец и смахнул с плеч невидимые пылинки. — Думал, моя родная дочь будет рада отцу, а нет. Как и мать, на толстый кошелёк купилась.

Офигеть! Я в шоке!

— Замечательного же ты о нас мнения, пап. Но только это ты женился по расчёту, на более выгодной партии. Выгнал нас с мамой на улицу без гроша и три года не вспоминал о существовании дочери. Прошу тебя… просто уходи!

И я ничего не почувствовала. Абсолютно. Пустота.

Собиралась быстро, технично. Сунула в клатч телефон и кошелёк, Лютика аккуратно разместила в сумке-переноске. Бедный всё пищал и пищал, у меня аж сердце на части разрывалось. Подметать и убираться не стала, плохая примета. На вечер отложила. Пока ехала в лифте, предупредила Машку, что меня не будет и вызвала такси.

Как назло, шёл мокрый снег, машины всё не было и не было. Шесть минут ожидания плавно превратились в пятнадцать. Чёрт побери, вот как всегда. Ужасно не вовремя!

Вышла к