Воля рода - Александр Изотов

словно отделился от них.

Чувствую, что в воск свечи добавлен порошок из сильных заговорённых камней. Так это тот самый артефакт, который разобщает Легион? Делает их просто орущей толпой, безвольным сборищем?

Старик, напевая под нос какую-то песенку, выудил из кармана рясы связку камешков на шнурках. Стал раскладывать в особой последовательности между ним и мной.

— А то у всех удачная неделя… — снова вспомнив о чём-то, проворчал оракул, а потом улыбнулся, — Вот и в моё окно, наконец, луна заглянула!

Я узнал блики тхэлуса и псарэса на полу, там были и стихийные камни. Ага, старик, заботишься о своей защите? Только из рук вон плохо, скажу я тебе, пёс толчковый.

То ли угроза смерти так повлияла, то ли израненное тело добавило мне чувствительности, но я прекрасно чуял псионику. Тем более, кирпича в чакре нет, и даже раскуроченный энергоконтур отлично принимает сигнал.

Сплетения магии в артефактах выстроились в многослойную стенку, ограждающую меня от оракула. Тут был и физический уровень, и ментальный, и эмоциональный — ну прямо линия Маннергейма.

Довольно грамотная защита, но не в руках этого болвана. Вылунь даже не видел, что артефакты поизносились, и требовали подзарядки. Вон там дыра, вон тут прореха — это сетка-рабица, а не защитная стена.

Да даже если бы всё было нормально… Ну рак ты клешнёвый, а моя нога возле табурета? Как можно было оставить её возле себя?

Правильно говорят, однообразная и монотонная работа расслабляет. Но только не профессионала.

— Вы там, конечно, глупы, как недолунки, — улыбался старик, перебирая пальцами оставшиеся камушки, — Представляете, церковь двух наследников взяла. То ни одного найти не могли, а то сразу двое…

«О чём это он?!»

«Мы не глупы!!!»

«Как ты смеешь!»

«Мы — Легион! Да? Эй, Легион? Вы слышите меня?»

Я удержался, чтоб не вздохнуть. Слышу, слышу… Тараканы ослепли и оглохли от света и дыма, который тихонько чадил над пламенем.

Довольно интересные плетения у свечи. Чувствуется, что раньше артефакт был сильнее, и вполне мог бы оглушить даже меня, но аппарат поизносился, и мощность упала.

Его бы отнести к магу-технарю зарядить, но оракул не видел смысла. А зачем, если всю сильную братию он в этом теле уже проредил?

Старик сунул обмельчавший ворох артефактов за пояс, и вдруг вынул знак чернолунников — золотистый круг с чёрным фоном. Я непроизвольно зажмурился, потому что визг душевной мошкары перешёл на ультразвук.

Оракул заметил мою недовольную мимику, с которой я не успел справиться, потому что держал под контролем губы. Старик ещё шире расплылся в улыбке.

— О, всё ещё чувствуете силу Чёрной Луны? Прекрасно… — он надел оберег на шею, — Кстати, поймали одну самозванку, говорят. Ходят такие исчадья лжи по миру, смеют себя богинями назвать, дочерями Незримой.

Я чуть не потерял самообладание, в последний момент перехватив контроль над собой. Кулаки едва не сжались, мышцы напряглись из последних сил.

— Надеюсь, Чёрная Луна, она сгниёт за свои грехи в цепях. — оракул даже воздел на миг глаза к потолку.

Тим, спокойно. И почему слова о богине так подействовали?

Зато я теперь понял, что меня смутило во взгляде старика. Лёгкое безумие, которое всегда поражает людей, чья работа связана с пытками и насилием.

Пусть тут насилие в основном не над телом, а над душами — суть от этого не менялась. У оракула был взгляд палача, испытывающего удовольствие от боли, которую причиняет.

— Да не бойтесь вы так. Больно не будет, вы же знаете, — старик с полуулыбкой потёр виски, внимательно заглядывая мне в глаза, — Так, мне нужны знания о том мире. Ну, вы знаете, где Свободная Федерация…

Хорошо, что я ещё перед этим взял под контроль эмоции. Иначе тут бы вообще с катушек съехал.

Ага, щаз-з-з! Хрен тебе, а не Свободная Федерация.

Глаза старика вдруг загорелись, став двумя яркими точками, связывающими наши сознания. Вся комната вокруг потемнела, и я почуял, как что-то сковывает меня — и разум, и тело.

Но «кокон» послушно свернулся, бросая меня навстречу…

Твою ж псину, у него ментальные блоки! Я, словно коршун в полёте, едва увернулся от выставленной шипастой ловушки — попади моё сознание в неё, и прощай, Тимка Косой.

Время замедлилось, давая мне мгновение на решение. Тут же волной принесло дикое удивление от старика, когда он почуял меня. Здесь были примешаны и страх, и радость — он понял, что я псионик, да причём очень сильный. Оракул откуда-то знал о нашем мире…

От старика пошли волны новой генерации, он менял тактику атаки, и в этот момент я понял — мне будет очень плохо. Если только что-то не предпринять…

Все свои силы я бросил на связь с раненым телом, устремил поток сознания в левую пятку. На! Нога дёрнулась, врезая по хлипкой ножке…

Вслед понеслась волна боли, и я, чтобы не потонуть в ней, мгновенно сорвался в чужое тело.

— Твою Пробоину! — старик качнулся на сломанном табурете, оторвав руки от висков для равновесия.

Этого короткого мига, когда он опешил от неожиданности, прилетевшей из физического мира, мне хватило. Моё сознание нырнуло в его разум, а душа оракула по инерции влетела в узника, окунувшись прямо в омут боли.

* * *

Моё грузное тело растянулось по соломе, но в поясницу воткнулся покалеченный табурет. Как же больно-то, пёс тебя задери!

— Соври тебя Чёвная Луна! — просипел, загремев цепями, полуиссохший скелет, — Мвазь Иная!

Ему было трудно говорить, и при каждом слове он жевал язык.

Вот пленник напрягся, вдыхая, рёбра заметно вздулись… Сейчас будет последний предсмертный визг-сирена, на который сбегутся другие оракулы.

Я не успевал вскочить, поэтому просто дёрнулся к нему всем телом, отталкиваясь локтями, и вогнал ногу в живот. Неудавшийся крикун сразу сдулся.

Не теряя времени, я соскочил с останков табурета. Да как больно-то, мать вашу! У этого увальня наверняка радикулит.

Рука сама собой зацепила ту самую отломанную ножку, треснувшую по диагонали. Такой красивый острый кол получился.

За спиной снова послышалась работа дрищавых кузнечных мехов. Вдыхает, и сейчас заорёт…

На самом деле, я всегда старался быть милосердным. Псионики не верили, а знали, что Вселенной управляет Высший Разум, и законы кармы были для псионика такими же суровыми, как и законы Свободной Федерации.

Поэтому сначала я развернулся и зажал ему рот, накрыв ладонью.

— Расскажешь, где я нахожусь, и останешься жить, — прошипел я.