Инженю, или В тихом омуте - Ольга Ланская

— Господи, ну как же это?! — Он все еще топтался около нее, видимо, стесняясь на нее смотреть, боясь до нее дотронуться, от растерянности не зная, с чего начать, но наконец сообразив. — Кравченко, нож есть? Тогда на кухне посмотри. Да быстрее ты — цирк вам тут, что ли? Видите, что с человеком сделали?

Не стоило удивляться, что те двое, что вошли с ним, не торопились — им было на что посмотреть. Мыльников наверняка стыдливо смотрел мимо — а те туда, куда надо. До тех пор, пока он не догадался — и на нее не обрушился плед. Взятый с дивана колючий шерстяной плед, обжегший голое тело, заставивший передернуться.

Правда, плед практически тут же сполз — когда эти начали резать скотч. Он соскользнул с нее просто, провозглашая торжество плоти, но снова оказался на ней. И Мыльников его держал, пока эти резали, а потом срывали скотч с ног и рук вместе с волосками, заставляя ее мычать от резкой пронзительной боли. А потом он, касаясь ее через шерсть аккуратно и бережно, невесомо как-то — словно она была табу, словно прикосновение к ней наказывалось помутнением ума, а то и смертью, — помог ей перевернуться и сесть. Закутывая ее в плед и отпуская, отступая на шаг.

— А это вы сами, ладно?

Она кивнула, поднимая к лицу затекшую руку — слабую и онемевшую, еле чувствовавшуюся. Впрочем, все тело было таким — затекшим, гудящим, будто избитым. Но сил на то, чтобы зацепить ногтями мерзкую липучку и аккуратно, очень медленно снять ее с лица, у нее хватило. После чего она обмякла в кресле, уронив голову на плечо, даже не думая о том, как те двое пришедших с Мыльниковым жадно пялились на нее и как хотят ее сейчас. И это было показательно, что она не думала об их реакции, не пыталась увидеть ее в их глазах, — это означало что она и вправду перенервничала и сильно устала.

— Вы в порядке, Марина? Вы их видели? Что они хотели? Что они вам сделали?

Вопросов было слишком много, но он имел право на ответы — в конце концов, он из-за нее появился тут посреди ночи.

— Вы знаете… — Она чуть не назвала его Андреем, но вовремя спохватилась. — Я была в ванной, услышала звонок в дверь, подумала, что уже давно звонят, а я только сейчас услышала. И выскочила, только полотенце накинула. Спросила кто, а там ответили, что сосед снизу, я его заливаю. А я его и не видела никогда, я недавно тут живу — и открыла. Я его даже не разглядела — а он меня схватил, развернул спиной к себе, сказал, чтобы не поворачивалась, притащил сюда, привязал, начал говорить, что будет пытать сейчас…

Она скосила глаза на столик рядом с креслом — на котором стоял утюг, который визитер так и не включил в сеть. И валялась длинная палка с присоской, которой прочищают ванны — она и не знала, что тут в квартире такая есть.

— Он мне угрожал — говорил, что будет меня насиловать этой палкой, везде, понимаете? А потом будет меня гладить утюгом — он еще сказал, что это полезная процедура, омолаживающая, потому что старая кожа слезает. Это он шутил так, наверное, — потому что смеялся. А еще сказал, что я говорю слишком много, что мне надо молчать о том, что я видела, а я всем рассказываю. И что умная слишком — записываю тех, кто мне звонит, журналистам пленку отдаю. И что надо мне урок преподать…

— Так это он, — понимающе потянул Мыльников. — Тот, кто звонил.

— Наверное. — Она пожала плечами — ее состоянию такой жест подходил больше всего. — Голос похожий, кажется. Я так испугалась, все так неожиданно — но, кажется, похожий…

— Что он вам сделал? — Если бы это был не стеснительный Мыльников, она бы сочла такой вопрос проявлением нездорового любопытства. — Он…

— О, это было так ужасно! — воскликнула чуть театрально, видя, как краснеет Мыльников и как жадно прислушиваются к каждому ее слову те двое. — Он такое говорил — о, я не могу это передать, мне просто стыдно. А потом он взял эту палку и водил ею там — между ног. А потом сказал, что сейчас займется со мной анальным сексом — понимаете? И приставил эту палку, и начал давить — а она такая толстая, такая грубая…

Она перевела дыхание, демонстрируя, что взволнована рассказом, собираясь продолжать — потому что рассказ произвел на них как раз то впечатление, на которое она рассчитывала. И вдруг спохватилась, что ведет себя как раньше, как в кабинете у Мыльникова и у хамелеона потом, — те же и интонации, те же жесты и мимика. А значит, Мыльников может вспомнить сейчас, что она в такой же манере с ним кокетничала, и говорила всякие глупости вместо конкретики, и сбивала его с толку. А значит, ей следовало бы сейчас вести себя иначе, изображать страх, подавленность, шок, испуг. Но в любом случае было уже поздно.

В комнате царила абсолютная тишина. Мыльников сидел красный, глядя в пол, — зато те двое с автоматами смотрели на нее раскрыв рты, ловя каждое ее слово.

— Вы знаете… — Она произнесла это тихо и очень доверительно, словно сообщала им важнейший секрет. — Я думала, он импотент — раз он палкой это хотел сделать. Он ведь меня трогал везде — уже когда связал. Трогал — а потом отходил и смотрел. А потом прислонился ко мне — ну, этим местом, вы понимаете? А там все такое крепкое, горячее. А он тут же палку эту взял. Это так странно — голос молодой, в смысле не старый, а он… Нет, я, конечно, счастлива, что он меня не тронул — но… Как вы думаете — может, он извращенец?

— А запросто, — вмешался один из двоих, тот, кто постарше, — лет тридцати с лишним, толстый, маленький, с густыми черными усами. — Тут недавно одного взяли — месяца три искали. Школьниц заманивал на чердаки и в лифты — взрослых уже, старшеклассниц, — а делать ничего делал. Штаны снимал с себя, говорил, чтобы руками трогали, — и все. И ваш, может, такой… Второй — помоложе, совсем мальчишка, судя по слабой растительности под носом, больше напоминающей несмытую грязь, — солидно кивнул. Но под солидностью проступало детское любопытство.

— А сделал-то он что? Палкой этой, да? Или…

— Семенов! — громко шепнул Мыльников, поворачиваясь к тому, видимо, делая страшное лицо. Но она была не против вопроса, тем более что он все равно был бы рано или поздно задан в той или иной форме.

— Это было так ужасно, — начала снова, вдруг понимая, что вся история звучит довольно странно. — Я поняла, что он из-за того взрыва, и пыталась ему что-то объяснить — хотела соврать, что больше никому ничего не скажу, чтобы он ушел. А он мне заклеил рот, и я мычала просто, а он все водил по мне этой палкой. И утюг прикладывал холодный. И все пугал, и… А потом ушел. Я даже подумала, что он пришел, чтобы не просто пугать, чтобы сделать мне что-то плохое, а потом меня захотел, и передумал, и… Ведь такое может быть, правда?

— А запросто, — опять встрял толстый. — Может, жалко стало, а может, понял, что кишка тонка женщину-то пытать. А если он этот, извращенец, так, может, обкончался весь, да и убежал. А может, насмотрелся, а в туалете вашем потом и того… Ходил он в туалет-то или в ванную, не слышали?