Ярмарка любовников. Психоз - Филипп Эриа

он узнал взгляд ее глубоких глаз.

***

Всю зиму он думал только о ней. Придерживаясь теперь в отношениях с женщинами совсем другой линии поведения, чем прежде, он не искал путей сближения с ней. Он не спрашивал, как ее зовут, где она живет, и даже когда она изредка попадалась ему навстречу, отводил глаза, стараясь смотреть в сторону.

И только вновь пришедший апрель и непредвиденный случай помогли все изменить.

Однажды утром на улице Барбакан он вдруг услышал чей-то резкий голос. Он принадлежал женщине, говорившей без местного акцента. Не желая сталкиваться лицом к лицу с какой-либо заезжей туристкой, Реми уже было повернулся, чтобы уйти. Однако, хотя голос был ему незнаком, он почему-то шагнул навстречу.

Остававшаяся невидимой за углом дома, перед ним внезапно предстала девушка. Привстав на цыпочки и напрягшись всем телом, она держалась руками за верхний край стены, выкрикивая гневные слова. Реми видел ее со спины, но сразу узнал, настолько в его памяти запечатлелся ее силуэт и покрой платья. Она встряхнула своей, как всегда, непокрытой головой с коротко остриженными, без следов завивки волосами.

– Вот увидишь, – воскликнула она высоким, словно готовым сорваться на крик голосом, – ты дождешься, что я на тебя напишу жалобу! И не уверяй меня, что не твой кот съел моих двухнедельных кроликов. Мне отсюда видны остатки шкурок с белым ворсом! Вот почему ты не хочешь меня впустить к себе во двор! Ты прекрасно знаешь, что в городе только я развожу русских кроликов!

Невидимый за стеной детский голос ответил дерзостью на местном наречии.

– Ну, каков! – воскликнула девушка.

Она резко обернулась и огляделась по сторонам, словно ища себе в помощь свидетеля. Увидев Реми, она не долго думая обратилась к нему:

– Господин Шассо!..

«Надо же, ей известно, как меня зовут…» – подумал Реми.

– Господин Шассо, разве я обманываю? Подойдите сюда! Вы выше меня ростом; скажите, разве вот там, на стене, рядом с толстым наглым котом, вы не видите то, что осталось от русского кролика?

Мальчишка ответил, что парижанином его не запугаешь. Свое заявление он сопроводил такими звонкими фольклорными словечками, что окончательно вывел девушку из себя.

– О! – воскликнула она.– В конце концов, это уже слишком! Сейчас поглядим! Так дальше продолжаться не может, я иду в мэрию!

Она прошла мимо Реми и в своем запале посмотрела на него с таким вызовом, словно он был ее заклятым врагом. Она быстро зашагала в сторону центра города.

Он встретил ее несколько дней спустя на улице Обскюр. Она, желая загладить впечатление, которое могло сложиться о ней из-за излишней горячности, и оправдаться перед ним, выложила ему всю историю с кроликами, но молодой человек совсем ее не слушал. Апрельское солнце уже сильно пригревало. Реми предложил зайти в его сад, где им принесут выпить что-нибудь прохладительное.

Она тут же приняла его предложение, нисколько не смутившись и не манерничая. Девушка не походила ни на одну из тех, с кем раньше жизнь сталкивала Реми. Она осмотрела весь сад и нашла, что он очень отличается от других садов в городе. «У него есть свое лицо», – сказала она. Подняв голову, она оглядела башню и фасад здания. Ей была известна архитектура дома ГрандЭшансон, и, признавшись, что плохо разбирается в истории искусств, она сказала, что лучше воспринимает красоту старинных зданий, среди которых живет, чем понимает их историческую ценность.

– Я много слышала о вас, господин Шассо, – произнесла она своим строгим и одновременно детским голоском.– Ну да, от нотариуса, он давно дружит с моим дядюшкой. Вы простите мою откровенность? Вы меня раздражали. Это правда: всегда один, всегда молчаливый… Как будто у вас…

Не закончив фразы, она заглянула ему в лицо. Реми увидел, что у девушки были густые брови и глубокий разрез глаз, придававший взгляду таинственность и сосредоточенность.

Возможно, чувствуя со стороны Реми некое неприятие ее слов или стремясь извиниться за столь непосредственный порыв, она не высказала до конца свою мысль и произнесла:

– Вы думаете, что я вмешиваюсь не в свои дела? Простите меня. Но я познакомилась с вами значительно раньше, чем вы думаете. Я только не хотела ускорять события: мне казалось, что в конце концов наступит день, когда вы со мной заговорите.– Она улыбнулась.– И вот тут-то я и ошибалась. Мне пришлось первой обратиться к вам и даже два раза.

Она встала, поблагодарила за лимонад и подошла к садовой калитке.

– До скорой встречи, господин Шассо. Кордес такой город, где невозможно не встретиться.– Она снова улыбнулась, на этот раз не без лукавства.– По крайней мере, если люди не стараются избегать встречи.

И она снова одарила его своим таинственным и светлым взглядом. Казалось, что она не решается что-то сказать. Что она хотела? Высказать ему свою симпатию? Или признаться в том, что беседа с ним доставила ей удовольствие? Она уже открыла было рот, и Реми испугался, что лишнее слово развеет то хрупкое очарование, под которым он находился. Но она произнесла:

– Я вам не назвала своего имени. Меня зовут Маргарита Ириссу.

***

Чтобы обуздать свои чувства, Реми решил подождать еще с полгода. Однако время шло, и у него не оставалось больше сомнений: он наконец влюбился.

Реми попытался взглянуть на Маргариту без розовых очков. Безусловно, и у нее должны были быть недостатки, как у всех других женщин. Однако трудно было подловить ее на ошибке, ибо, с какой стороны ни посмотреть, в ней не было ничего исключительного, из ряда вон выходящего. Конечно, она не была совершенством, но в девушке также не было ничего такого, что создавало бы о ней ложное представление. Она была скорее миловидная, чем по-настоящему красивая, скорее тоненькая, чем хрупкая, среднего роста, стройная, с каштановыми волосами. Женственная, неглупая, образованная, не стремящаяся выглядеть умнее других, непосредственная, но не взбалмошная, она соединяла в своем характере скромность и ребяческую простоту с женской эмоциональностью.

И, как думал Реми, именно этим удивительным соотношением, которым был отмечен ее характер, его и покорила Маргарита, но также, возможно, и своей интуицией, которую она проявила с первых дней их знакомства. И это достоинство девушки придавало ее поведению совершенно особую окраску, которой он еще никогда не наблюдал. Если Маргарита догадывалась, что хочет сказать или о чем думает Реми, она тут же высказывала свою мысль вслух; ее ничто не останавливало: ни боязнь показаться смешной, ни опасение излишней открытостью уменьшить его интерес; ей были чужды осторожность и уловки, приобретаемые с опытом, которые после огорчений, испытанных в жизни,