Истинная правда. Языки средневекового правосудия - Ольга Игоревна Тогоева

в-третьих, между историей Комора и сказкой о Синей Бороде имелось несомненное сходство. Оно заключалось не только в использовании одного и того же литературного мотива – мотива убийства многочисленных жен. Обращало на себя внимание и несомненное сходство в описании заключительных сцен, разыгравшихся между Комором и Трифинией и между Синей Бородой и его женой:

«Он нашел ее, и тогда бедная дама бросилась на колени, подняла руки к небу и со слезами на глазах стала молить о пощаде. Но жестокий палач не обратил внимания на ее слезы, схватил ее за волосы и нанес ей сильный удар мечом, ударив им ее по шее и отрубив голову»[686].

«Синяя Борода принялся кричать так, что весь дом задрожал. Бедная женщина сошла и бросилась к его ногам, вся растрепанная и заплаканная. “Это ни к чему не приведет, – сказал Синяя Борода, – нужно умереть”. Потом схватив ее одной рукой за волосы и занеся нож другой, он уже собирался отсечь ей голову. Бедная женщина, повернувшись к нему и глядя умирающими глазами, просила дать ей одно мгновение, чтобы приготовиться к смерти»[687].

О том, что история Комора дает основания увидеть в нем прототип Синей Бороды, свидетельствует и любопытный текст конца XVIII в., не попадавший до сих пор в поле зрения специалистов. Речь идет о сочинении некоего Жака Камбри, описавшего свое путешествие по Бретани в 1794–1795 гг. В нем рассказывалось, в частности, о том, как в один прекрасный день автор «прибыл к подножию величественных полуразрушенных стен, поросших ежевикой, терновником, кустарником и деревьями. Башни еще держались, но вид у них был заброшенный и грозный. То был замок Карноэт, где в свое время обитал барон Синяя Борода, душивший своих жен, как только они становились беременными. Сестра одного святого стала его женой. Когда она почувствовала, что ждет ребенка, то попыталась бежать, дабы спасти свою жизнь. Ее ужасный супруг пустился за ней в погоню, догнал и отрубил ей голову, а затем вернулся в свой замок. Святой, узнав о такой жестокости, воскресил несчастную и отправился в Карноэт, однако барон отказался опустить подъемный мост. Три раза святой просил впустить его, но безуспешно. Тогда он взял горсть пыли и бросил ее в воздух. Та часть замка, где находился барон, провалилась под землю, и дыра на этом месте существует и по сей день. По словам местных жителей, они никогда не отваживаются приближаться к руинам, так как боятся стать жертвой огромного дракона, обитающего там»[688].

История Синей Бороды, рассказанная Жаком Камбри, в мельчайших деталях повторяла легенду о Коморе, за одним-единственным исключением. Главный герой назван у Камбри бароном, что заставляет нас вспомнить о Жиле де Ре, действительно носившем этот титул.

Как мне представляется, уязвимость гипотез исследователей XIX–XX вв. о генезисе сказки «Синяя Борода» состояла в том, что все они пытались найти единственного прототипа для ее главного героя. Для одних этим персонажем, безусловно, являлся Жиль де Ре – и сказка о нем, по их мнению, возникла в конце XVI в., т. е. примерно через полтора столетия после его смерти[689]. Другие настаивали на кандидатуре бретонского короля (или графа), полностью игнорируя как личность Жиля де Ре, так и весьма важный вопрос о времени возникновения легенды о Коморе и, соответственно, самой сказки.

В этой ситуации текст Жака Камбри обретает для нас особое значение, поскольку указывает на смешение всех трех персонажей – фольклорного, исторического и литературного. Записанный позднее сказок Шарля Перро и, по-видимому, независимый от них, этот рассказ дает представление об ином варианте бытования сказки о Синей Бороде в Бретани, а кроме того – о более сложном генезисе образа ее главного героя. Думается, что текст, записанный Шарлем Перро, являлся всего лишь одним из возможных (к тому же достаточно поздним) вариантом интересующего нас сюжета[690]. Пытаясь проследить пути его создания, мы, к сожалению, можем выделить и исследовать лишь те мотивы, которые были зафиксированы в письменной традиции. Хотя их основная часть имела, безусловно, фольклорное происхождение, мы не в состоянии оценить, насколько большое (а возможно, решающее) влияние оказала на окончательный вариант сказки традиция устная. Таким образом, вопрос об участии (или неучастии) Жиля де Ре в создании образа Синей Бороды представляется мне одним из немногих действительно решаемых на доступном нам материале.

Если допустить, что легенда о Коморе и связанный с ней, вне всякого сомнения, изначальный вариант сказки предшествовали по времени процессу над Жилем (либо существовали с ним параллельно, т. е. независимо от него), многие вопросы, считавшиеся до сих пор спорными или неразрешимыми, снимаются сами собой. В частности, исчезает проблема таинственной трансформации якобы убитых Жилем мальчиков в жен Синей Бороды, поскольку его судебный процесс перестает быть первым звеном в цепи рассматриваемых событий, и, следовательно, никакой трансформации не происходит вовсе. Да и сам герой не может более претендовать на роль единственного возможного прототипа Синей Бороды. Скорее, следует говорить о влиянии самой сказки на процесс сира де Ре, на его образ в памяти современников и их потомков. Именно этим влиянием мы можем отчасти объяснить возникшие позднее обвинения бретонского барона в убийствах беременных женщин.

Если представить процесс мифологизации личности Жиля де Ре графически, то вместо традиционной схемы, связывавшей двух героев напрямую: процесс Жиля де Ре (убийство мальчиков) → сказка «Синяя Борода» (убийство жен), мы получаем весьма сложную систему, в которой оказываются задействованы самые разнообразные – как литературные, так и реальные – персонажи:

Как мне представляется, нантские судьи совершенно сознательно использовали в деле Жиля де Ре хорошо им известные принципы построения сказочного нарратива. Они предоставили окружающим самую простую – я бы даже сказала, примитивную – объяснительную схему действий обвиняемого, превратившую его в настоящего – такого страшного, а потому такого понятного – сказочного злодея: «Известен рецепт хорошей фантастической сказки: начните с точных портретов каких-нибудь странных, но реальных личностей и придайте им черты самого мелочного правдоподобия. Переход от странного к чудесному почти незаметен, и читатель таким образом окажется в области фантастики раньше, чем успеет заметить, что покинул действительный мир»[691].

Стоит ли говорить, что многие знатоки истории Жиля де Ре так и не заметили этого перехода. Для них он до сих пор остается Синей Бородой, страшным сказочным персонажем, настоящим преступником, которого, возможно, никогда на самом деле не существовало…

Глава 8

Выбор Соломона

Процессы Марион ла Друатюрьер, Жанны д’Арк и Жиля де Ре наглядно демонстрируют, каким образом в средневековом суде создавалось обвинение того или иного конкретного человека в уголовном преступлении, какие фольклорные и литературные аналогии, какие топосы для этого использовались, как формировалось общественное мнение, как, возможно, невиновного человека превращали в преступника и маргинала.

Однако средневековое