Я (не) прощу тебя. Измена мужа - Юлия Валериевна Рябинина

хватает лишь короткого мига для того, чтобы обернуться и увидеть несущийся прямо на нас черный джип.

Черт! Черт! Черт! И время словно замирает.

Я успеваю мельком зацепиться взглядом за личико дочки, которая огромными глазами, с застывшим в них страхом, смотрит на меня…

А потом я смотрю в лицо девушки. Она белая, как снег. Прижимает к себе сына. С ужасом в глазах смотрит на меня. Неподвижно застывает на месте. Ребенок слишком мал, для того чтобы понять, что он находится на волоске от смерти.

Я громко сглатываю…. И звуки снова оживают.

Визг тормозов совсем рядом. В короткий миг я оказываюсь рядом с девушкой. Схатив ее в охапку вместе с ребенком, отскакиваю в сторону, но…. не успеваю.

Меня цепляет.

Крик, который раздается прямо у моего уха, бьет по барабанным перепонкам. А разрывающая все внутренности боль моментально глушит сознание. Выбивает меня из реальности, погружая в нескончаемый океан боли.

Глава 17

Раздосадованная, нетерпеливо смотрю на часы. Опаздывает. Обещал чуть пораньше приехать. Поджав губы, кошусь на Семена. Мужчина стоит чуть поодаль от меня и с невозмутимым видом с кем-то разговаривает по телефону.

Лезу в карман за телефоном. Ну, что за человек, а?! Неужели, нельзя было выехать чуть пораньше? Из-за него приходится задерживать Семена, который ни в какую не хочет оставлять меня одну.

Неожиданно насыщенный жарой воздух прорезают звуки сирены скорой помощи. Они как будто нарастают. Приближаются.

По телу пробегает нервная дрожь и сердце, срываясь с места, пускается в галоп. Во рту мгновенно пересыхает от чувства тревоги, которое опутывает меня тугими жгучими нитями. Мозг тут же начинает активно работать против меня, отодвигая на задний план здравомыслие. Паника с каждой секундой становится невыносимой.

Оглядываюсь на Семена. Мужчина застыл в напряжении.

– Перезвоню, – слышу сухое и, сбросив вызов, врач подходит ко мне.

– Ксения, вы собирались звонить мужу? – кивает на телефон, который я продолжаю сжимать в пальцах мужчина.

– Да, – отвечаю и замолкаю, потому что звук сирен становится таким оглушающим, что хочется заткнуть уши.

Тут же набираю Игнату. С замершим от тревоги сердцем, слушаю длинные гудки и, как только сеть сбрасывает вызов, я, поддаваясь порыву, срываюсь с места и спешным шагом направляюсь в ту сторону, откуда слышны звуки. Сердце выворачивается наизнанку, когда вдруг понимаю, что с Игнатом могло что-то произойти. Но не о нем беспокоится мое сердце, а о Кире, которая должна была приехать с ним.

– Ксения. Михайловна! Постойте! Куда вы?

Но я только прибавляю шагу. Хоть и понимаю, что нельзя. Нельзя делать резких движений. Нельзя испытывать стресс. Нельзя волноваться, но… Я не могу с собой ничего поделать. Душу раздирают сомнения, а сердце рвется на части от предчувствия нависшей беды.

Сирены не замолкают. Я с каждым шагом слышу их все громче и громче. И да, теперь сомнения нет. Сирены скорой помощи воют со стороны проезжей части, которая разделяет больницу и реабилитационный центр.

До цели остается совсем немного. Небольшой сквер. Несколько минут ходьбы, и я уже буду на месте, но неожиданно чья-то крепкая рука ложиться мне на плечо. Тормозит меня.

– Ксения Михайловна, что-то случилось? – серьезным, требовательным тоном интересуется Семен.

– Не знаю, – пожимаю плечами, а у самой горло от страха перехватило.

Передергиваю плечами. Пытаясь сбросить руку мужчины, но он не отпускает, продолжает крепко держать.

– Нет, – качаю головой и тут же жалею об этом, так как позвоночник простреливает острая боль, концентрируется в копчике. – Не останавливайте меня, Семен.

Бормочу тихо, стараясь прогнать подступившую к горлу тошноту.

– Тогда, давайте пойдем вместе. Не спешите. Вам рано так активничать.

Закрываю глаза. И сразу открываю, так как с закрытыми глазами меня сразу повело.

– Хорошо. Только. Давайте быстрее, Семен.

Мужчина предлагает мне свою руку. Не отказываюсь, потому что реально оцениваю свои возможности и понимаю, что помощь мне сейчас действительно нужна.

Мы, торопливо шагая, выходим на дорогу к пешеходному переходу, через несколько минут.

Боже! Закрываю рот, когда вижу масштаб трагедии, развернувшейся передо мной.

– Кира! Кира! – кричу и кидаюсь к машине мужа, где с пассажирской стороны стоит женщина и пытается успокоить дочку.

– Мама! – слышу громкое, протяжное.

Я бегу, спотыкаюсь. Боль волнами растекается по телу. Но я не останавливаюсь ни на мгновение.

– Мама! – кричит Кира, заливаясь рыданиями.

Я подбегаю к автомобилю, отталкиваю женщину и обнимаю дочь, которая сидит в своем кресле, пристегнутая ремнем безопасности.

– Женщина, вы – мать?

И одновременно с ней сквозь слезы говорит дочка:

– Мама! Нашего папу сбил дядя! Наш папа умрет?!

– Дядя?! – проговариваю еще раз слова, сказанные дочкой.

Я так разнервничалась, что до меня не сразу доходит то, что рядом с Кирой нет Игната. Поворачиваюсь полубоком, смотрю назад и только замечаю, как толпа медиков группами склонилась над разбросанными телами по асфальту. Тошнотворный ком поднимается откуда-то из желудка. Боже мой!

Волосы на затылке поднимаются дыбом, и по телу рассыпается крупными мурашками страх. Взгляд останавливается на Игнате. Он весь в крови. Тело выгнуто в неестественной позе. Врачи столпились над ним, прощупывают пульс. Ощупывают конечности, видимо, пытаются понять степень травм, которые муж получил от ударов.

– Женщина. Вы как? – до моей руки дотрагивается женщина.

– Я нормально. Там мой муж. Что с ним? – осведомилась сдавленным тоном.

– Я точно не знаю. Я сразу к вашей девочке пришла. Если с вами все хорошо, то я пойду.

– Идите, конечно, – бросаю коротко, и женщина торопливой походкой направляется в сторону аварии, но не к Игнату, а в противоположном от мужа направлении. Провожаю ее взглядом. – Господи!

Вырывается, когда вижу совсем маленького ребенка. Он лежит на обочине. Немного дальше лежит девушка. Она, как и Игнат, в крови. С вывернутыми конечностями.

От этой картины мне становится по-настоящему плохо. В глазах темнеет. В голове нарастает шум.

– Мама! Мама! – затрепыхалась подо мной Кира, встрепенувшись, поднялась. Оказывается, я начала проваливаться в обморок и, оседая, завалилась на дочь.

– Кира, прости, прости, – зашептала пересохшими губами.

Мне нужно было сделать хотя бы глоточек воды. Малюсенький. Чтобы не задохнуться, чтобы прогнать накатывающий ужас всего, что я вижу перед собой.

– Кира. Солнышко. У тебя водичка есть? – шепчу хрипло, по-другому не выходит, царапая сухим голосом нёбо.

– Не знаю, мама, – пожимает дочка плечами, а сама глаз