Кино как универсальный язык - Камилл Спартакович Ахметов

В великолепной параллельно смонтированной ночной сцене герои спят отдельно, но благодаря ракурсам, положениям камеры и свету мы понимаем, что они грезят друг о друге. Когда же Джульетта возвращается к Жану – ее сказочным образом обнаруживает в Париже матрос Жюль, которого играет знаменитый Мишель Симон, – они с легкостью преодолевают визуальный черный барьер между ними (экран для печки-буржуйки) и падают в объятия друг друга (Рисунок 130, внизу).

Рисунок 130. Кадры из фильма Жана Виго «Аталанта»: дурное предзнаменование, отчуждение героя – и, несмотря ни на что, счастливый конец

Судьба самого фильма «Аталанта» была не столь радужной – 29-летний Жан Виго умер спустя три недели после широкой премьеры картины, студия полностью перемонтировала фильм и изменила его музыкальную тему. Но сегодня мы знаем фильм по версии, восстановленной в 1990 и 2001 гг., которая, как считается, довольно точно отражает первоначальный замысел Виго.

Символизм, метафоричность, поэтичность киноязыка передовых французских кинематографистов 1930-х гг. становится определяющими в стилистике нового направления. Даже промышленные пейзажи и самые уродливые трущобы выглядят таким образом, что становятся лиричными – это не отрицает их уродства, но подчеркивает сложность и неоднозначность жизненных ситуаций.

Возвращаясь к драматургии, подчеркнем: французские поэтические реалисты не щадят ни своих героев, ни зрителя. Их фильмы наполнены фатализмом и даже трагизмом, предчувствием беды, смертельной опасности (как в фильмах «Набережная туманов», «День начинается», «Правила игры») или войны («Великая иллюзия» посвящена Первой мировой войне, но всякому, кто смотрел фильм в конце 1930-х гг., было понятно, что речь идет о войне предстоящей). Главные герои фильмов «Набережная туманов», «День начинается» и «Великая иллюзия» – по иронии судьбы всех троих играет молодая звезда французского кино (в будущем – герой войны и мировая звезда) Жан Габен (Жан-Алексис Монкорже) – вступают в важные для них отношения с женщинами, но никому из них не суждено эти отношения продолжить. Все они пытаются так или иначе бежать от реальности – герой «Аталанты» живет на барже, герой «Набережной туманов» хочет сесть на пароход и отплыть из Гавра в Венесуэлу, герой фильма «День начинается» запирается в четырех стенах, а сюжет «Великой иллюзии» – это непрекращающиеся попытки бегства героя и его друзей из немецких лагерей для военнопленных.

Герои фильмов поэтического реализма чаще всего – девиантные, маргинальные герои без прошлого и без будущего. Мы не знаем, кто такой и откуда Альберт из фильма «Под крышами Парижа», знаем только, что у него самая странная в мире работа – он стоит на улице и учит парижан хоровому пению. О Жане из «Аталанты» мы тоже знаем только одно – он капитан баржи. Жан из «Набережной туманов» – беглец, дезертир. Все это играет на неоднозначность, сложность, символичность героя, а главное – на поэтичность и условность мира, созданного в фильмах. Истории, с одной стороны, реалистичные, с другой стороны, становятся почти притчевыми.

В фильмах Марселя Карне важна не только выдающаяся драматургия Жака Превера, но и визуальный стиль Карне (Рисунок 131). Ежи Теплиц писал:

«Тогда не был еще в ходу термин «черный» фильм, но мы не ошибемся, если скажем, что «Набережная туманов» была написана черными красками. Сквозь густую мглу, окутавшую портовый город, с трудом пробиваются солнечные лучи, только однажды солнце разрывает завесу, чтобы показать переживающим короткие минуты счастья героям стоящий на рейде пароход «Луизиана»……Этот корабль – символ счастья, спокойствия и иного, лучшего мира – является в солнечном проблеске притаившимся в тумане возлюбленным…

…Напрасны попытки вырваться из замкнутого круга, в котором смерть раздает карты участникам игры……Приговор всесильной судьбы никто не может отменить».{97}

Не случайно фильмы Марселя Карне иногда называют первыми «фильмами-нуар» (от французского «noir» – черный) еще до официального появления нуара. Еще больше похож на нуар следующий фильм Карне «День начинается» (Рисунок 132). К тому же это один из первых фильмов с нелинейной драматургической структурой – как и в случае экспрессионистского фильма «Кабинет доктора Калигари», история вставлена в сюжетную рамку, к которой мы возвращаемся до тех пор, пока мотивы главного героя не станут окончательно ясными. Не случайно в 1947 г. появился голливудский римейк фильма «День начинается» в стиле нуар – «Долгая ночь» Анатоля (Анатолия) Литвака (печально известный тем, что студия RKO Pictures пыталась уничтожить все копии фильма «День начинается», чтобы обеспечить успех «Долгой ночи»).

Рисунок 131. Кадры из фильма Марселя Карне «Набережная туманов» – до официального появления «нуара» еще три года

Теплиц цитирует Карне:

«Я не пессимист. Я не маньяк «черного» фильма. Но фильмы, которые я снимаю, всегда в определенной степени отражают текущий момент. Годы, предшествовавшие началу войны, не отличались особым оптимизмом. Мир вот-вот должен был развалиться, и мы смутно сознавали это…»{98}

Предчувствие войны, как ни в одном фильме, слышно в «Великой иллюзии» Жана Ренуара, сына великого импрессиониста Пьера Огюста Ренуара. Будучи реалистом, Жан Ренуар ненавидел павильоны и старался снимать в реальных местах или зданиях, будь то помещения или натура. Музыка в его фильмах нечасто сопровождает действие – если в сцене слышна музыка, то, скорее всего, ее играет радио или патефон, или же исполняют герои фильма. Таким же образом Ренуар относился к освещению – он любил естественный свет, что также повышало достоверность фильмов. Камера в его картинах также вела себя естественно – т. е. так или иначе двигалась, как двигается и взгляд живого человека, оглядывая окружающее пространство и следя за действующими в нем персонажами.

Рисунок 132. Кадры из фильма Марселя Карне «День начинается»

Правда, в этом военном – точнее, антивоенном – фильме стреляют всего один раз, а самая впечатляющая схватка происходит на музыкальном «фронте», когда встык за эпизодом, в котором немецкие солдаты, празднуя взятие форта Дуомон (действие фильма происходит в 1916 г.), поют «Стражу на Рейне» (немецкую патриотическую, а по сути антифранцузскую песню, написанную еще во время Франко-прусской войны), следует эпизод, в котором легкомысленные французские военнопленные развлекают себя самодеятельным шоу в стиле кабаре, но услышав о том, что Дуомон отбит, вытягиваются по струнке и исполняют «Марсельезу».