Служитель египетских богов - Челси Ярбро

Мадлен опешила и на секунду замялась, подыскивая слова.

— Нет у меня никакого возлюбленного, Ласка, — сказала она. — По крайней мере, в том смысле, в каком ты это себе представляешь. И… я вовсе не распутная женщина. Просто временами меня охватывает беспокойство и я не могу заснуть. — Можно было, конечно, обрезать Ласку, но вопрос бы остался открытым, и той, чего доброго, взбрело бы на ум проследить за своей госпожой.

— И куда вы отправляетесь? — нерешительно поинтересовалась служанка.

— Обычно иду к развалинам. Иногда поздней ночью там можно почувствовать то, что ускользает от тебя днем. — Мадлен взглянула на горничную. — К руинам слетаются призраки, и я себя чувствую не такой одинокой.

— О, мадам! — Ласка округлила глаза.

— Не пойми меня прямо, глупышка. Просто в таких древних местах, как Фивы, живет эхо прошлого. Я стремлюсь услышать его. — Мадлен прикоснулась к старомодному жемчужному ожерелью с единственным крупным гранатом в центре. Его в середине прошлого века ей подарил Сен-Жермен. — И вспоминаю голоса старых друзей.

Ласка потупилась.

— Простите, мадам. Я и не думала, что здесь вам так плохо. Мне казалось… что у вас роман с доктором Фальке. Гюрзэн, по крайней мере, в этом уверен.

— Нет, — с грустью сказала Мадлен. — Доктор Фальке порядочный человек. Он далеко не заходит, чтобы…

— Не опорочить вас, — договорила за нее Ласка. — Рада слышать. Я так и сказала брату Гюрзэну: никаких, мол, тайных любовников у вас нет.

— Одни сновидения, — прошептала Мадлен, зная, что Ласка ничего не поймет. Две ночи назад она посетила доктора Фальке и, не позволив ему проснуться, пробудила в нем страсть. Немцу достался еще один дивный сон, оплаченный капелькой крови на шее, ей — сама жизнь.

Ласка зажгла все лампы.

— А нельзя дать понять ему, что вам хочется большего?

К такой степени откровенности Мадлен была не готова.

— Ласка, мои отношения с доктором Фальке тебя не касаются, — строго сказала она. — Следи за своим язычком и не суйся куда не надо. — Слова были резкими, но звучали без гнева.

— Я и не собиралась соваться, — обиделась Ласка.

— Знаю. Но тем не менее сунулась. Египет тебя распустил. — Мадлен потянулась к узлу своих темных блестящих волос и, вынув шпильки, велела: — Ступай, принеси воду, а то у меня полно песка в голове.

— Неудивительно, — заметила Ласка, раздраженно дернув плечом, но тут же опомнилась, в душе понимая, что хозяйка права. Между прислугой и господами всегда существует черта, заходить за которую неразумно. — Где поставить лохань? — залебезила она. — Прямо здесь или…

— Или, — распорядилась Мадлен. — Сегодня хороший вечер.

— Очень приятный, — подхватила служанка. — В такой вечерок грех сидеть взаперти.

— А я и не собираюсь, — строго сказала Мадлен. — Поворачивайся, у меня чешется голова. — Она распахнула стеклянную дверь и вышла на галерею. — Пустыня с виду такая чистенькая, а вот поди ж ты. — Губы ее недовольно скривились. — И принеси шерстного жира.

— Шерстным жиром пользуются только крестьяне, — осмелилась Ласка на крохотный бунт.

— Шерстным жиром пользуются разумные люди, — возразила Мадлен. — А еще прихвати бутылку с фиалковым маслом.

— У нас его маловато, — сказала Ласка, вынося на галерею столик для омовений. Ящик его был полуоткрыт, там лежали щетки и мыло. — Я сбегаю за водой.

— Да, будь добра, — уронила Мадлен, внимательно глядя на далекие и неясные очертания храма. Не сводя глаз с развалин, она расстегнула замочек на шее и собрала ожерелье в кулак. Крупный гранат грел ее пальцы. О, Сен-Жермен, почему же ты так далеко? «Глупый вопрос, ведь в его присутствии ты начинаешь чахнуть, — подумалось ей. — Ты просто не можешь дарить другим свои ласки, а любовь, у которой нет шанса разрешиться физически, ведет к энергетической дистрофии. Так что Египет, развалины и раскопки — это всего лишь стремление выжить, а не бегство от нескончаемых мук». Довольная столь софистическим выводом, Мадлен усмехнулась и положила локти на балюстраду.

— Мадам, — послышался голос Ласки, уже колдующей над лоханью, — я принесу вам стул?

— Что ж, принеси, — сказала Мадлен, перебирая в руке ожерелье.

— А брат Гюрзэн скоро вернется?

— Насколько я знаю, да, — прозвучало в ответ.

* * *

Письмо Эрая Гюрзэна, посланное из Фив братии монастыря Святого Понтия Пилата в Эдфу.

«Братья мои именем Господа, молитвы мои с вами! Я обдумал ваши слова и готов уехать отсюда ради себя самого и чести монастыря, если вы окончательно утвердились во мнении, что, оставаясь здесь, я погублю свою душу. Но мне все же хочется вам сказать, что нет ни одной убедительной причины считать, будто я тут чем-то рискую. Вдумайтесь, о каком риске может идти речь? Мадам де Монталье женщина добродетельная, а я дал обет Богу. Да, действительно, она не замужем и не вдова, но вы ведь знали об этом и раньше. И принимали на веру все, что счел возможным сообщить о ней Сен-Жермен. А теперь почему-то начинаете сомневаться в его словах, что очень сильно меня беспокоит.

Сен-Жермен поручил мне оберегать эту женщину от всевозможных опасностей и помогать ей в ее ученых занятиях. Я поклялся ему быть с ней рядом точно так же, как много лет назад мы все поклялись внимать его поучениям. Эти поучения принесли нам большую пользу, но вы почему-то сочли себя вправе не помнить о пролитом на вас благе. Целых десять лет Сен-Жермен был вашим учителем, и вы радовались тому. Вы восхищались им, вы всемерно черпали его знания и нисколько не сомневались на его счет, хотя он не говорил, что помогает нам даром. Наоборот, он не раз повторял, что наступит день, когда и ему понадобится наша поддержка. День этот настал, и просьба его оказалась гораздо скромней, чем многие из вас полагали. Сен-Жермен не потребовал у монастыря ни денег, ни дани. И вообще, он обратился не ко всей нашей братии, а ко мне, чем вы остались довольны.

Я обдумал свой путь и все еще нахожусь в уверенности, что должен быть рядом с моей подопечной. Она не причинила мне зла, и я окажусь плохим христианином, если вдруг ни с того ни с сего заподозрю в ней что-то дурное. Что же до злопыхателей, то не впервые добродетель подвергается очернению. Я много молился, я искал в своей душе грех или ложь, но не сыскал ни того ни другого. Мадам де Монталье прямодушна и сразу же предупредила меня, что кое-что в ее действиях меня не должно касаться, однако ни разу не совершила того, что могло бы хоть как-то запятнать ее честь, так что всякая клевета в ее адрес абсурдна.

Да, действительно, у нее есть поклонник. Было бы удивительно, если бы у незамужней женщины с таким умом, состоянием и с такой внешностью не имелось поклонников. Мадам де Монталье легко могла бы играть с мужчинами и добиваться от них всего, что они в состоянии ей предложить, но принимает ухаживания только одного человека. Он честен, порядочен, ведет себя очень достойно и не делает ей предложения лишь потому, что она пока еще не собирается вступать в брак.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});