Кто-то в моей могиле - Маргарет Миллар

— Пусть она спрашивает своего мужа, а не меня. Я ничего не могу сказать.

— Тогда, боюсь, мне придется задавать вопросы Хуаните.

— Нет! Нет! Хуанита абсолютно ни при чем. Она ничего не знает!

Ухватившись за край стола, миссис Розарио попыталась встать на ноги, но в изнеможении со вздохом упала на стул. Пината подошел к больной женщине и взял ее за руку.

— Позвольте вам помочь.

— Не надо.

— Вам нужно лежать не двигаясь, а я пока вызову врача.

— Нет! Священника — отца Сальваторе…

— Хорошо. Священника, так священника. Сейчас мы с миссис Харкер поможем вам добраться до спальни, а затем я пошлю за отцом Сальваторе. — Он махнул Дэйзи рукой, и она начала подниматься по ступенькам.

До этой минуты Хуанита стояла с совершенно бесстрастным лицом у распахнутой двери, словно все происходившее в комнате ее нисколько не касалось и не вызывало ни малейшего интереса. Но как только Дэйзи вошла в полосу света, молодая женщина узнала ее и вскрикнула.

Она закричала матери по-испански:

— Я встречала эту женщину в клинике. Она пришла, чтобы забрать меня туда. Не разрешай ей это делать! Я обещаю быть хорошей, я обещаю, что куплю тебе новое распятие, буду ходить к мессе и на исповедь, я больше никогда ничего не буду ломать! Только не позволяй забрать меня отсюда!

— Успокойся, — сказал Пината. — Миссис Харкер уже несколько лет не работает в клинике. А теперь послушай меня. Твоя мать очень больна. Ей нужно в больницу. Я хочу, чтобы ты помогла миссис Харкер приглядеть за ней, пока я вызову «скорую помощь».

Услышав про «скорую помощь», миссис Розарио снова попыталась встать на ноги, но тут же плашмя рухнула на стол. Стол опрокинулся, и она медленно и плавно соскользнула на пол. Почти сразу лицо ее почернело. Пината нагнулся и нащупал пульс, пульса не было.

Хуанита смотрела на мать с детским испугом, прижав кулаки к щекам:

— Как смешно она выгладит.

Дэйзи обняла ее за плечи:

— Нам лучше пойти в другую комнату.

— А почему она почернела, как негр?

— Мистер Пината вызвал «скорую помощь». Больше мы ничего сделать не можем.

— Но ведь она не умерла? Она не могла умереть, правда?

— Я не знаю. Мы…

— Господи! Если она умерла, они обвинят в ее смерти меня.

— Ну что ты, — попыталась успокоить ее Дэйзи. — Люди ведь умирают. Какой смысл винить кого-то?

— Они скажут, что это моя вина. Я плохо себя вела по отношению к ней, я разбила ее распятие, сломала дверь.

— Никто тебя не обвинит, — повторила Дэйзи. — Пойдем со мной.

Дэйзи думала только о том, как помочь Хуаните, это позволяло ей держать себя в руках. Она увела Хуаниту в соседнюю комнату и закрыла дверь. Здесь, среди многочисленных алтарей и ковчежцев, мадонн и увенчанных терновым венцом Иисусов, смерть казалась куда более реальной, нежели там, где лежала покойница. Похоже, эта комната только и ждала, что кто-то умрет.

Женщины сидели рядышком на кушетке в неловком молчании, как гости, которых еще не познакомила не слишком расторопная хозяйка.

— Я не знаю, что все это значит, — с отчаянием в голосе произнесла наконец Хуанита. — Просто ничегошеньки не знаю. Она велела мне солгать, а я не захотела. Я никогда никакого мистера Харкера не встречала.

— Это мой муж.

— Ну и ладно. Спросите его. Он вам сам скажет.

— Уже сказал.

— Когда?

— Четыре года назад. Перед тем как родился твой сын.

— И что же он сказал?

— Что он отец мальчика.

— Тогда он ненормальный. — Хуанита так сильно сжала кулачки, что ее широкие большие пальцы практически закрыли остальные. — Да вся ваша кодла свихнулась! Я даже не встречала никакого мистера Харкера!

— Я видела, как ты вылезала из машины мужа на стоянке перед клиникой накануне рождения ребенка.

— Может, он просто подвозил меня. Когда я беременна, меня часто подвозят. Не могу же я их всех помнить. Может, и он был среди них. А может, вы и не меня видели?

— Это была именно ты.

— Ладно. Наверное, я свихнулась. Вы ведь на это намекаете? Они, похоже, должны сейчас подъехать, забрать меня и засадить под замок в одном месте.

— Этого не случится, — сказала Дэйзи.

— Так, пожалуй, даже лучше будет. Я никак не могу разобраться в том, что происходит вокруг. Это как с дядей Карлосом и с деньгами — он ведь сказал, что мать врала про дядю Карлоса.

— Кто сказал?

— Фостер. Или Филдинг. Он сказал, что они с дядей Карлосом давно дружили и он очень много о нем знает, а мать все наврала.

— Твоего дядю зовут, то есть звали, Карлос?

— Ага.

— И ты думаешь, мой… то есть мистер Филдинг говорил правду?

— Думаю, да. С чего ему врать?

— А где он сейчас, этот мистер Филдинг?

— Он сказал, у него важное дело. Он попросил у меня на два часа машину. Мы вроде как сделку заключили. Я дала ему машину, а он мне расскажет про моего дядю.

Дэйзи ни на минуту не усомнилась, что Хуанита говорит правду: именно такую сделку мог заключить ее отец. Что касалось его важного дела, то логически можно было предположить только одно место, куда бы он направился, — ее собственный дом. Филдинг, Хуанита, миссис Розарио, Джим, ее собственная мать, Камилла — все они постепенно сливались в единого монстра, неотвратимо подбиравшегося к ней.

У дома остановилась машина «скорой помощи», успев испустить еще один сигнал своей жуткой сирены.

Хуанита начала тихонько подвывать, уткнувшись головой в колени:

— Они ее заберут отсюда.

— Так нужно.

— Она страшно боится больниц, там умирают.

— Этой больницы она не испугается, Хуанита.

Через какое-то время шум в кухне прекратился. Открылась и с грохотом захлопнулась входная дверь, через минуту машина съехала с тротуара на дорогу. Сирена молчала. Спешить больше было некуда.

Пината вошел в комнату и взглянул на рыдающую молодую женщину:

— Хуанита, я позвонил миссис Брустер. Она сейчас придет и заберет тебя с собой.

— Я с ней не пойду.

— Мы с миссис Харкер не можем оставить тебя здесь одну.

— Я должна оставаться дома, вдруг они отправят маму назад. Здесь некому будет за ней приглядеть, если я…

— Она больше не вернется.

На лице Хуаниты вновь появилось выражение полного безразличия. На лице не было никаких чувств, равнодушие спрятало их, как простыня закрыла лицо матери. Не говоря ни слова, она встала и пошла в спальню. Свеча перед портретом Камиллы все еще горела. Она нагнулась и задула ее. Затем бросилась на кровать, перевернулась на спину и уставилась взглядом в потолок.

— Это всего лишь воск. Обычный воск.

Дэйзи подошла к кровати:

— Мы побудем с тобой, пока не придет миссис Брустер.

— Мне все равно.

— Хуанита, если тебе что-то нужно, если я как-то могу помочь…

— Мне не нужна ничья помощь.

— Я кладу карточку с телефоном вот сюда, на комод.

— Оставьте меня одну. Уходите.

— Хорошо. Мы уходим.

Их провожали тем же словом, что и при встрече, — «уходите». Между двумя этими репликами умерла женщина и родилось чудовище.

20. Пыль и слезы — вот что мне лучше всего

запомнилось в день твоего рождения. Плач

твоей матери и пыль, проникающая сквозь

запертые окна и двери, через печную трубу

На всех окнах были опущены шторы, словно в доме никого не было или люди в нем не хотели, чтобы об их присутствии догадались. Незнакомая Дэйзи машина стояла у гаража. Пината открыл дверцу и внимательно поглядел на регистрационный номер, Дэйзи ждала его под эвкалиптом метрах в тридцати от дома. Едкий сладковато-горький запах мокрой коры щекотал ноздри.

— Это машина Хуаниты, — сказал он. — Должно быть, здесь твой отец.

— Да, я тоже об этом подумала.

— Ты бледна. С тобой все в порядке?

— Наверное.

— Я люблю тебя, Дэйзи.

«Люблю». Звучание слова походило на запах эвкалипта, оно тоже было горьковато-сладким.

— Почему ты говоришь мне об этом сейчас?

— Я хочу, чтобы ты об этом знала. Что бы ни случилось сегодня. Что бы ни выяснилось про мать, про отца, про Джима…

— Час назад ты пытался от меня избавиться, — с сердцем произнесла она. — Ты передумал?

— Да.

— Почему?

— Я видел, как умерла эта женщина.

Он не мог объяснить, насколько его потрясла мысль о том, что у него одна-единственная жизнь, второй попытки уже не будет, и никто не возместит ему его ожидания, не даст диплома за терпение.

Похоже, она поняла его без всяких объяснений.

— Я тоже тебя люблю, Стив.

— Тогда все будет хорошо. Верно?

— Думаю, да.

— У нас нет времени на догадки, Дэйзи.

— Все будет в порядке, — повторила она.

Пината поцеловал ее, и в это мгновение она почти поверила в то, что только что сказала.