Мой Рагнарёк - Макс Фрай

— Наконец-то я вижу рожу, которая может хоть как-то сойти за лицо врага!

— Весело сказал я Джинну. — Хотя, на мой вкус, он все-таки слишком смешной!

— Зевс — очень опасный противник, каким бы забавным он тебе сейчас не казался. — Сухо заметил Джинн.

— Охотно верю. — Кивнул я. Из-под лохматых бровей на меня смотрели такие грозные глаза, что я ни на секунду не сомневался в возможностях этого дяди, и искренне радовался, что он находится где-то далеко позади: легендарная молния в его кулаке казалась мне весьма конкретной штукой!

Никакой стратегически полезной информации я из этого киносеанса так и не почерпнул, поскольку до планов нападения на мое войско дело не дошло: ребятам явно было не до нас. Визиты таинственных недоброжелателей казались им куда более животрепещущей темой! Как бы не храбрились эти гордецы, но даже мне было видно, насколько они напуганы. За этот долгий день Один выпустил из себя литров сто крови, украшая жилища своих друзей защитной руной. Он мрачно объяснял Олимпийцам, что защитить их руна, увы, не сможет, поскольку ему неизвестны имена убийц, но она даст знать о приближении врага валькириям — все лучше, чем ничего… Олимпийцы благодарили его вежливо, но немного разочарованно: думаю, в глубине души они надеялись, что Один способен быстро разобраться с этой проблемой. В общем, настроение в лагере наших противников было отнюдь не приподнятое. К тревоге за собственную судьбу прибавлялась печаль о погибших. Афина то и дело примеряла скорбные морщинки на лоб Марлона Брандо, ее родственники тоже не отставали, даже грозный Зевс чуть не пустил слезу, вспоминая свою Геру, теперь уже бессмысленно мертвую, словно в ее жилах не текла кровь безумного Кроноса…

Можно было подумать, эти ребята каким-то образом чувствовали, что за ними наблюдает человек, который может им помочь и старательно демонстрировали мне свою беспомощность и смятение, чтобы растопить мое каменное сердце.

Знали бы они, как это легко: оно и каменным-то никогда толком не было, к моему величайшему сожалению!

Когда я оторвался от экрана, сумерки уже сгустили воздух, сделав его не правдоподобно свежим. Небо справа от меня было темно-лиловым, а слева поспешно догорал закат, великолепный, но катастрофически короткий, как всегда бывает в пустыне. Я решил, что мне следует на время покончить с наблюдением за чужой жизнью и заняться устройством своей собственной: я с удивлением понял, что сегодня вечером мне возможно удастся заснуть, хотя мысли о еде, или чашке кофе по-прежнему вызывали у меня равнодушное отвращение.

— У меня сегодня была одна забавная встреча. — Сообщила мне Доротея, усаживаясь рядом со мной возле костра. Кажется, ей не терпелось поделиться впечатлениями.

— Что, встретила в нашем войске кого-то из старых друзей? — Оживился Анатоль. — Иногда мне приходит в голову, что среди тех, кто следует за нами, должны быть абсолютно все, кого я знал — как бы это сформулировать… — при жизни! Считается, что в этой армии служит все человечество, верно? Но когда я думаю о том, что можно было бы разыскать кого-то из знакомых, поболтать с ним о «старых добрых временах», я не испытываю никакого энтузиазма, скорее наоборот… Совершенно на меня не похоже!

— Я понимаю, о чем ты говоришь. — Энергично закивала Доротея. — Меня тоже почему-то совсем не тянет отправиться на поиски друзей юности, в глубине души я даже боюсь, что такая встреча может случиться… Но я не встретила старого знакомого. Со мной разговорилась одна милая девочка, но я не знала ее прежде… Не в этом дело: сначала Мари — ее так зовут — вывалила на меня подробную информацию о своей коротенькой жизни — ничего интересного, если честно, но пришлось выслушать: она так обрадовалась, что я не посылаю ее куда подальше! Да я бы и не смогла ее послать.

Когда едешь верхом на такой громадине, а человек идет пешком, да еще и смотрит на тебя снизу вверх и с надеждой спрашивает, можно ли с тобой поговорить… Это какой же надо быть сукой, чтобы послать!

— Ну почему сразу «сукой»? Не сгущай краски, Дороти, просто умение посылать подальше того, кто с надеждой пялится на тебя снизу вверх приходит с опытом. — Насмешливо заметил Анатоль. — Очень полезное умение!

— Так что такого забавного было в вашей беседе? — Лениво спросил я. Если честно, сейчас мне было глубоко по фигу, что там у них случилось, но я счел своим долгом поддержать разговор. Кроме меня все равно было некому: Джинн как всегда взвалил на свои призрачные плечи заботу обо всем человечестве сразу, у Мухаммеда намечался очередной намаз, а князь Влад лежал на теплом песке, мечтательно уставившись на звезды. Он вообще был не слишком говорлив, а в последнее время и слушал-то нашу болтовню без особого любопытства: наверное, парень просто привык к своему удивительному посмертному существованию, а заодно к нашей странной компании и непонятным разговорам, так что в какой-то момент перестал придавать им значение — и правильно!

— Представь себе, это создание поведало мне печальную историю своей большой и светлой любви! — Доротея сказала это таким интригующим тоном, словно собиралась открыть мне тайну происхождения Вселенной.

— Ну и что? — Я даже рассмеялся от неожиданности. — У любой девушки всегда имеется наготове история любви — и не одна! И они с удовольствием рассказывают ее чуть ли не каждому, кто согласится выслушать… во всяком случае, некоторые девушки это просто обожают!

— Да нет, ты не понял! — Доротея энергично замотала головой. — Она рассказывала мне не какую-нибудь историю из своего прошлого. У барышни несчастная любовь, или что-то в таком роде — не была когда-то, а прямо сейчас!

— Ну и что? — Равнодушно переспросил я.

— Сейчас? — Заинтересовался Анатоль. — Да, это действительно забавно! Мир катится к черту — да какое там, уже благополучно прикатился! — девчонка уже умерла, ожила и бредет по пустыне к месту последней битвы, в компании таких же оживших мертвецов, как она сама. И страдает не от этого кошмара, а всего лишь от неразделенной любви…

Это так смешно, что мне даже смеяться не хочется!

— Вот-вот! — Кивнула Доротея. — Мари полдня рассказывала мне, что встретила какого-то мальчика «с красивыми глазами» — если верить ее словам, конечно! — он довольно мило за ней ухаживал, ей как раз было одиноко — несмотря на присутствие у нее под боком всего человечества! — и ей показалось, что этот мальчик сможет ее понять и оценить по достоинству… словом, все как всегда. В итоге она в него втюрилась, а он почему-то к ней охладел: призадумался о вечности, я полагаю. Я попыталась было бестактно напомнить ей, что с нами происходит, но мои разговоры о том, что мир, в котором мы жили, кончился, и мы сами тоже… кончились — если можно так выразиться! — не произвели на нее никакого впечатления. Ну, вообще-то Мари заинтересовалась этой темой минут на десять, а потом снова завела свою песню: «ты понимаешь, какое дело…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});