Том 1. Отец - Николай Петрович Храпов

сих пор не являешься и не расскажешь, что делается в твоей общине?

Петру Никитовичу на сей раз даже сесть не предложили, и поэтому, как вошел он, так у порога и ответил:

— Уважаемый начальник, ты напрасно меня стыдишь и упрекаешь в том, чего я не понимаю. Зачем я к вам приходить-то должен, ведь я на работу сюда не нанимался. Да к тому же никакого такого шпиона, о ком ты мне говорил в прошлый раз, у нас не было.

— Врешь! Ты думаешь, если ты не донес, так я и не знаю? А кто из Москвы к вам приезжал, а из Рязани, а с Украины? Как же тебе верить после того? Мало ли кто еще к вам может приехать, а ты скрываешь, говоришь, что не было никого? — с криком наседал начальник.

— Позволь, позволь, — спокойно и вразумительно остановил его Владыкин. — Те, кого ты перечислил, — это мои братья во Христе, а шпионов, о которых ты мне говорил, у нас не было…

— Вон отсюда! — бледнея от злости, закричал на него чекист, — хватит мне тут разглагольствовать, вон говорю! Печать у вас взяли, капут! Объявляю, чтобы вы там больше не собирались, пока не выберете другого вместо тебя. Я понял тебя, мне больше говорить с тобой не о чем. Иди!

Петр Никитович прямо из его кабинета пришел на собрание и все, как было, рассказал собравшимся членам общины. Глубокой скорбью это известие легло на сердца, но решили служения пока продолжать.

Прошла еще неделя. В воскресенье на собрание пришли не все. Один из проповедников, старый холостяк, заявился изрядно выпившим. Извозчик, который привез его, с каким-то удовольствием вошел и заявил:

— Забирайте, вашего привез!

Беды обрушивались одна за другой. У регента и руководящего общим пением, Василия Ивановича, умерла жена. После похорон он тут же женился на молодой хористке и, торопливо покинув общину, уехал в другой город. Скамьи в собрании заметно поредели.

В семье Владыкиных положение еще больше осложнилось. Незадолго до всех последних событий Петр Никитович узнал, что без вести пропавшая его мачеха Аграфена с детьми нищенствует где-то далеко на юге. Христианский долг не давал ему покоя, и они с Лушей решили вызвать их к себе и разместить в своем доме. Когда же родня приехала, Владыкины поняли, что сделали большую непоправимую ошибку. Один из сыновей Аграфены имел жену и ребенка, оба были пьяницы, работать не хотели. Второй был холостяк — вор и пьяница, дочь — молодая женщина, но опустившаяся преступница. Сама Аграфена днями сидела на базаре, прося у прохожих милостыню. Много напряженных бесед и уговоров стоило Петру Никитовичу, пока они один за другим стали обретать человеческий образ, устраиваться на работу, приводить в порядок жилье и хоть внешне не позорить дом Владыкиных. Ко всему прочему Луша родила еще сына, которого опять решили назвать Илюшкой. Доставать же необходимое для матери и новорожденного становилась все тяжелее и тяжелее. Целыми днями безвыходно Владыкины, отец с сыном, еле зарабатывали на пропитание семье. Зарабатывали неофициально, так как иначе работать было невозможно.

Но духовного упадка в доме Владыкиных не было. Павлик понимал ответственность, ложившуюся на него по мере умножающейся нужды в семье. Побегать времени оставалось все меньше. Отец часто просил сына читать ему Библию, так как чтение давалось ему с трудом. Павел читал ее регулярно подряд, главу за главой, книгу за книгой. За чтение Библии Павлик брался после выполненной, заданной ему отцом, работы. Читал он Библию не всегда с желанием, но отказать в этом малограмотному отцу он не мог. Бывали моменты, когда Павел дочитывал последние главы пророка Малахии и думал: «Вот сейчас кончу и побегу на улицу. Вот наконец и последний стих».

— Ну все, кончил? — спросит отец.

— Да, все, — торжественно отвечал Павел.

— Что ж, открывай опять сначала. Читай, сынок, пока есть время и возможность, читай больше и внимательней. Придут дни в твоей жизни, когда пожелаешь хоть страничку прочитать из Библии, но это будет невозможно, а без нее жить нельзя. Все время не будешь с отцом и матерью. Придет время, когда чужие люди окружат тебя, злые, негодные. Будешь решать сам вопрос жизни или смерти, добра или зла, спасения или гибели. И не к кому будет обратиться за советом. Знай же, что Библия тебя всегда выручит из беды. Как в дремучем лесу, так и ты среди чужих людей можешь оказаться тогда, не зная, куда идти, что избрать. Знай, что самыми лучшими советниками твоими тогда будут мудрость Соломона, вера Авраама, верность Моисея и Самуила, чистота Иосифа, самоотверженность Павла, твердость Даниила и слова Христа. Библия тебя научит любить и страдать, жить и умирать, бороться и побеждать, а это то, из чего состоит сама жизнь. Читай ее так, чтобы она была для тебя не только умственной. Карманной и настольной Библии ты можешь и не иметь, но сердечную ты иметь обязан. Поэтому читай, пока есть время и возможность, читай для меня, для себя и для других.

Кто мог знать о том, что эти наставления отца были для Павла последними, ставшими впоследствии для него самыми значительными в его жизни? В один из летних дней 1929 года, когда семья Владыкиных, окончив ужин, готовилась ко сну, под окнами дома затормозила машина, и одновременно с остановкой мотора железным, приглушенным лязгом стукнула дверца. В дом кто-то сильно постучал металлическим предметом. Владыкин торопливо открыл дверь.

— Вот теперь и я пришел к тебе, правда, поздновато, но такая уж наша работа. Пройдем в комнату, — повелительно проговорил знакомый голос начальника ГПУ.

— Да уж кого-кого, а тебя-то я всегда жду, уважаемый начальник, — ответил ему Владыкин.

В дом вошло несколько человек. Один из них остался у двери, остальные прошли в комнату. Петр Никитович заметил, что и у ведущей во двор кухонной двери встал работник из ГПУ, который объявил Луше, что выходить на двор придется воздержаться. В комнате начальник достал документ и, зачитав его вслух, объявил, что на основании его они в доме проведут обыск. Затем, открыв портсигар и усевшись за стол, он приготовился закурить, но, увидев Павлика, распорядился:

— А ты, паренек, полезай на печь.

Павлик попятился назад и встал за кровать:

— Чего мне делать на печи, я в своем доме и хочу смотреть, — ответил он чекисту.

— Товарищ начальник, во-первых, это дом христианский и здесь не курят, так что прошу вас от курения воздержаться, а во-вторых, это сын мой, не уличный парень, и уйти он никуда не уйдет. Пусть