Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соответствующее развитие произошло в отношении членов вооруженных сил, не желающих или не способных воевать. Из концепции войны, преобладавшей в античности и в большей части Средневековья, следует, что для некоторых категорий недееспособных комбатантов не могло быть сделано исключение из морального и юридического права убивать всех врагов. Таким образом, Гроций все еще мог заявить в качестве преобладающего морального и правового убеждения своего времени: "Право наносить увечья распространяется даже на пленных, причем без ограничения времени. . . . Право для нанесения увечий распространяется даже на тех, кто хочет сдаться, но чья сдача не принята".
Однако, как логическое следствие концепции войны как состязания между вооруженными силами, возникла идея, что объектом целенаправленных вооруженных действий должны быть только те, кто действительно способен и готов активно участвовать в войне. Те, кто больше не участвует в реальных военных действиях из-за болезни, ранения или потому, что они попали в плен или хотели попасть в плен, не должны пострадать. Эта тенденция к гуманизации войны началась в шестнадцатом веке и достигла кульминации в великих многосторонних договорах девятнадцатого и начала двадцатого веков. Практически все цивилизованные страны присоединились к этим договорам. В период с 1581 по 1864 год было заключено 291 международное соглашение с целью защиты жизни раненых и больных. Женевская конвенция 1864 года, замененная конвенциями 1906 и 1929 годов, воплотила в конкретные и подробные юридические обязательства моральные убеждения эпохи относительно обращения с ранеными, больными и медицинскими работниками, отвечающими за них. Международный Красный Крест является одновременно символом и выдающимся институциональным воплощением этих моральных убеждений.
Что касается военнопленных, то и в XVIII веке их участь оставалась плачевной, хотя их, как правило, уже не убивали, а относились к ним как к преступникам и использовали как объект эксплуатации, освобождая только за выкуп. Статья 24 Договора о дружбе, заключенного в 1785 году между Соединенными Штатами и Пруссией, впервые ясно указала на изменение моральных убеждений в этом вопросе. Она запрещала содержание военнопленных в каторжных тюрьмах, а также использование утюгов и предусматривала обращение с ними как с военнослужащими. Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов, а также Женевская конвенция 1929 года заложили подробную систему правовых норм, призванных обеспечить гуманное обращение с военнопленными.
Из той же гуманитарной заботы о жизни и страданиях людей, подверженных разрушительному воздействию войны, проистекают все международные договоры, заключенные с середины XIX века с целью гуманизации войны. Они запрещают использование определенных видов оружия, ограничивают применение других, определяют права и обязанности нейтральных сторон - короче говоря, они пытаются привнести в войну дух приличия и уважения к общей человечности всех ее потенциальных жертв и ограничить насилие до минимума, совместимого с целью войны, то есть сокрушением воли противника к сопротивлению. Парижская декларация 1856 года ограничила морскую войну. Санкт-Петербургская декларация 1868 года запретила использование легких снарядов, заряженных взрывчатыми или воспламеняющимися веществами. Гаагская декларация 1899 года запретила использование расширяющихся пуль. Ряд международных конвенций запрещает газовую, химическую и бактериологическую войну. Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов кодифицировали законы войны на суше и на море, а также права и обязанности нейтралов. Лондонский протокол 1936 года ограничил использование подводных лодок против торговых судов. А в наше время предпринимаются попытки объявить атомную войну вне закона. Все эти усилия свидетельствуют о практически всеобщем росте морального нежелания использовать насилие без ограничений в качестве инструмента международной политики.
Могут быть юридические аргументы против действительности или эффективности этих международных договоров, вытекающие из массового игнорирования или нарушения их запретов. Однако это не является аргументом против существования морального сознания, которое чувствует себя не в своей тарелке в присутствии насилия или, по крайней мере, определенных видов насилия на международной арене. О существовании такого сознания свидетельствуют, с одной стороны, попытки привести практику государств в гармонию с моральными принципами посредством международных соглашений. С другой стороны, оно проявляется в общих обоснованиях и оправданиях, защищающих предполагаемые нарушения этих соглашений в моральных терминах. Правовые соглашения такого рода соблюдаются повсеместно, и государства стараются жить в соответствии с ними, по крайней мере, в определенной мере. Поэтому заявления о невиновности или моральном оправдании, которыми неизменно сопровождаются обвинения в таких вопросах, - это не просто идеология. Они являются косвенным признанием определенных моральных ограничений, которые большинство стран часто нарушают, считая, что не должны их нарушать.
Моральное осуждение войны
Наконец, существует отношение к самой войне, которое, начиная с начала века, отражает все возрастающее осознание большинством государственных деятелей определенных этических ограничений, ограничивающих использование войны в качестве инструмента международной политики. Государственные деятели с самого начала истории осуждали разрушительные последствия войн и оправдывали свое участие в них с точки зрения самообороны или религиозного долга. Избежание войны как таковой, то есть любой войны, стало целью государственного строительства только в последние полвека. Две Гаагские мирные конференции 1899 и 1907 годов, Лига Наций 1919 года, Пакт Бриана-Келлога 1928 года, запрещающий агрессивную войну, и Организация Объединенных Наций в наши дни - все они ставят своей конечной целью избежание войны как таковой.
В основе этих и других правовых документов и организаций, о которых подробно пойдет речь в шестой части этой книги, лежит убеждение, что война, и особенно современная война, - это не только ужасная вещь, которой следует избегать по соображениям целесообразности, но и зло, которого следует избегать по моральным соображениям. Изучающих сборники дипломатических документов Afferent, посвященные истокам Первой мировой войны, поражает нерешительность почти всех ответственных государственных деятелей, за исключением, пожалуй, Венского и Санкт-Петербургского, предпринять шаги, которые могли бы бесповоротно привести к войне. Эта нерешительность и почти всеобщее потрясение среди государственных деятелей, когда война, наконец, оказалась неизбежной, резко контрастирует с той преднамеренной тщательностью, с которой еще в XIX веке планировались войны и фабриковались инциденты с целью сделать войну неизбежной и возложить вину за ее начало на другую сторону.
В годы, предшествовавшие Второй мировой войне, политика
- Пифагореец - Александр Морфей - Прочая старинная литература
- Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Philip Dwyer - Прочая старинная литература
- Putin. His Life and Times - Филип Шорт - Прочая старинная литература
- Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins - Прочая старинная литература
- Строить. Неортодоксальное руководство по созданию вещей, которые стоит делать - Tony Fadell - Прочая старинная литература
- Суеверия. Путеводитель по привычкам, обычаям и верованиям - Питер Уэст - Прочая старинная литература / Зарубежная образовательная литература / Разное
- Сказки темной Руси - Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Прочая старинная литература / Прочее / Русское фэнтези
- Мама для крошки-дракошки, или жена Хранителя Севера - Светлана Рыжехвост - Прочая старинная литература
- Сказки на ночь о непослушных медвежатах - Галина Анатольевна Передериева - Прочая старинная литература / Прочие приключения / Детская проза
- Жезл Эхнатона - Наталья Николаевна Александрова - Прочая старинная литература