Живой Есенин - Антология

– Вот, Сергей Александрович, – сказал военный в кожанке, – большая к вам просьба. Напишите о монастырях, монахах и монашках и нажмите на Страстной монастырь!

Oн рассказал, что этот монастырь на виду, туда со всех сторон России ежедневно стекается огромное количество богомольцев и богомолок, многие там же ночуют. Всех их усердно начиняют контрреволюционной пропагандой, и они разносят ее повсюду – вплоть до самых отдаленных глухих углов. Этот монастырь пустил слух, что белая армия вот-вот возьмет Петроград.

– Мы ничего поделать не можем, – продолжал военный в кожанке, – церкви, монастыри, верующие находятся под крепкой охраной нашего закона. Нельзя ли, Сергей Александрович, написать правду об этом осином гнезде, чтобы народ, особенно верующие, узнали, что представляют из себя эти ханжи-монашки. Может быть, осмеять их в поэме?

Есенин ответил, что сейчас у него совсем другие поэтические замыслы, но он подумает, посоветуется с друзьями. Вообще же он считал, что писать поэму против Страстного монастыря, а потом печатать, распространять – долгое дело! Гораздо лучше ударить по монастырю хлесткой эпиграммой. Пусть эти черные жабы попрыгают, как ошпаренные…

– Ну, спасибо, Сергей Александрович, – сказал военный в кожанке и пожал руку Есенину.

То же самое сделал красный командир. Они выпили по бокалу красного вина, распрощались, Сергей пошел их провожать.

Административным отделом Московского Совета руководил большой любитель музыки и поэзии – Левитин.

Я поехал с бумагой «Ассоциации» к нему, и Левитин, расспросив о новых стихах имажинистов, выдал разрешение на работу кафе до двух часов ночи, но временное, до конца года. Это было нам на руку: мы могли на деле убедиться, как будет Силин выполнять свои обязанности.

Забегая вперед, объясню, что в 1920 году Силин аккуратно вносил оговоренную сумму в кассу «Ассоциации». В 1921 году мы добились, что буфетчицей стала Е. О. Гартман, а Птичка ответственным за документацию, за своевременные взносы во все государственные учреждения и т. п. И все же случалось, что поступления в «Ассоциацию» запаздывали. И тогда Есенин писал мне дружеские деловые записки.

«Милый Мотя!

Нам нужны были деньги. Мы забрали твой миллиард триста, а ты получи завтра. На журнале сочтемся.

С. Есенин».

Под этим стояло обведенное кружком: «Крепко». Иногда Сергей писал: «Целую» – и обводил это слово кружком…

7

«Орден имажинистов». Левое и правое крыло. Есенин нацеливает группу на Страстной монастырь. План группы. Роспись Страстного. Выходка «левого крыла»

В апреле 1920 года на заседании «Ордена имажинистов» я прочитал несколько моих стихотворений, с которыми посоветовал выступить Есенин, и меня приняли в группу. Она состояла из восьми поэтов и образовала правое крыло имажинистов, куда входили Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Александр Кусиков, Иван Грузинов и автор этих строк; и левое крыло, включавшее в себя Вадима Шершеневича, Анатолия Мариенгофа, Николая Эрдмана, его брата декоратора Бориса, а также художника Георгия Якулова.

Я предвижу, что у читателя возникнет вопрос: ведь правыми обычно называют консерваторов, левыми – демократов, революционеров. В «Ордене» было совсем не так. Для того чтобы в этом разобраться, необходимо дать характеристику имажинистам.

У Вадима Шершеневича было семь сборников стихов. В одном из первых[23] он заявлял: «„Пляска“ принадлежит к периоду, когда творчество Блока оказывало подавляющее влияние на мое творчество… „Эдмонд и Дженни“. Эти четыре стихотворения написаны на слова Пушкина „А Эдмонд не покинет Дженни даже в небесах“; „Верлиока“ – вольное переложение народной сказки; „Мысли как пчелы“ напоминает превосходную строку А. Апухтина: „Мысли, как черные мухи“; „Отвергнутый“ – невольное подражание А. Апухтину…»

(Все это я привожу умышленно для того, чтобы читателю был ясен инцидент, впоследствии разыгравшийся между Шершеневичем и Маяковским.)

В следующих книгах[24], в числе объявленных трудов Шершеневича можно прочесть: «Манифесты итальянского футуризма», перевод; Маринетти, «Битва в Триполи»; «Маринетти футурист – Мафарка». В конце одной из своих книг[25] Шершеневич объявляет, что стихи, помеченные звездочкой, печатались, помимо других журналов, в «Первом журнале русских футуристов», «Дохлой луне», т. е. в изданиях российских футуристов. Пребывал в футуристах Шершеневич недолго; наладив издание «Мезонина поэзии», он становится эгофутуристом…

Рюрик Ивнев (М. А. Ковалев) помимо четырех сборников стихов выпустил первый роман[26]. Ивнев тоже печатался в футуристических сборниках «Глашатай», «Очарованный странник». Потом, примкнув к эгофутуристам, стал сотрудником журнала «Мезонин поэзии». И все-таки в его стихах мало чисто футуристических приемов. Его стихи охотно печатали журналы «Огонек», «Журнал для всех», «Вершины» и т. п. Два его стихотворения поместила большевистская «Звезда».

Александр Кусиков имел четыре сборника стихов: «Зеркало Аллаха», «Сумерки», «Поэма поэм», «В никуда». Он напечатался в сборниках совместно с К. Бальмонтом, В. Шершеневичем.

Анатолий Мариенгоф выпустил две книжечки стихов: «Магдалина» и «Кондитерская солнц». Выступил в совместном сборнике с Есениным и Шершеневичем «Плавильня слов», а также с Есениным и Хлебниковым в «Харчевне зорь». Уже в этом сборнике (поэма «Встреча») он надевает маску шута – искателя правды, которую потом перенесет в свои пьесы.

И. Грузинов имел сборник стихов «Бубны боли», выпущенный в 1915 году. В нем были стихи, испытывающие влияние разных поэтов, в том числе и футуристов, особенно их принцип звукового подражания.

Таким образом, вступившие в «Орден имажинистов» пять поэтов так или иначе уже шагнули в литературу. Николай Эрдман нигде еще не печатал своих стихов. Наши сборники и «Гостиница для путешествующих в прекрасном» были для него первыми шагами в поэзию. Собственно, в таком же положении был и я, если не считать стихов, напечатанных в «Свободном часе». Знал ли обо всем этом Есенин, уже печатавшийся и побывавший в разных литературных кружках? Не только знал, но не упускал случая познакомиться и со старыми, и с новыми стихами членов «Ордена».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});