Первобытное мышление - Клод Леви-Строс

Сильно упрощая и ограничившись на время прежними сообщениями можно попытаться сказать, что ход вещей у аранда для людей такой же как для духов у арабана. В каждом поколении духи изменяют пол и фратрию (мы оставляем в стороне смену тотемической группы, поскольку тотемическая принадлежность не существенна в системе аранда, мы замещаем ее сменой подсекции, что существенно). Переведенные в термины системы аранда, эти два требования будут соответствовать циклу:

А1 D1 = а2 В1 = d2 С1 = b2 А1 = с2,

где заглавные и строчные буквы представляют соответственно мужчин и женщин. Этот цикл соответствует не собственно структуре общества аранда, в которой различаются исключительно мужские и исключительно женские циклы, а способу действия (имплицитному в терминах системы), посредством которого эти куски, так сказать, сшиваются.

Рис. 4. Социальная структура и правила брака по типу аранда

Тем не менее следует учесть критические замечания, сформулирован-ные Элькиным в связи с описанием, сделанным его предшественниками Элькин подозревает, что Спенсер и Гиллен заметили у аранда только одну тотемическую форму (Elkin 4, р. 138–139), тогда как их должно быть две, подобно тому как им самим подтверждено у арабана: одна — патрилинейная и культовая, а другая — матрилинейная и социальная, а значит, и экзогамная: "Члены патрилинейной тотемной культовой группы проводят обряды умножения с помощью сыновей своих сестер и передают им в ритуале этот культовый тотем (затем через них — другим), чтобы его есть, но отсюда не следует, что для них самих существуют запреты на эту пищу. С другой стороны… они строго воздерживаются от потребления своего маду — социального тотема, в связи с которым, впрочем, они не отправляют культа" (Elkin 2а, р. 180).

Описание Спенсера и Гиллена Элькин не считает правомерным в связи с тем, что гипотеза о полном цикле, пробегаемом тотемическими духами, противоречива, поскольку она подразумевает смещение двух форм тотемизма, которые, как он считает, не сводимы друг к другу. Можно лишь допустить, что культовые патрилинейные тотемы чередуются между фратриями в рамках какой-нибудь определенной мужской линии.

Не претендуя на решение вопроса, ограничимся напоминанием о принципиальных возражениях, сформулированных нами в другом месте по поводу обособляющего анализа Элькина(24). С другой стороны справедливости ради стоит подчеркнуть, что Спенсер и Гиллен познакомились с еще нетронутой культурой арабана, которую Элькин, по его же свидетельству, застал уже в состоянии начавшегося разрушения. Но если бы даже пришлось остановиться на ограничительной интерпретации Элькина, то не менее верным оставалось бы то, что у аранда именно живые "проходят цикл", тогда как у их южных соседей — мертвые. Иначе говоря, что у аранда выглядит как система, у арабана раздваивается, с одной стороны, на рецепт, а с другой — на теорию: ведь регулирование браков путем учета несовместимых тотемических типов, описанное Элькиным, — сугубо эмпирическая процедура, тогда как цикл духов, разумеется, покоится на чистом умозрении. Это различие между двумя группами сопровождается и другими, соответствующими настоящим инверсиям, которые проявляются на всех планах: матрилинейный /патрили- нейный; две фратрии/ восемь подсекций; механический /статистический тотемизм; наконец, принимая, что рассмотрение Спенсера и Гиллена исчерпывающее, — экзогамный/ неэкзогамный тотемизм. Отметим также, что подсекции аранда обладают большой функциональной продуктивностью, так как они транзитивны: дети, рожденные от брака Х = у будут Z, z, то есть будут принадлежать другой (социальной) группе, чем их родители. Напротив, (тотемические) группы арабана (у которых та же социологическая функция регулирования браков) имеют слабую функциональную продуктивность, поскольку они непереходные: дети от брака Х = у будут Y, у, воспроизводя лишь группу своей матери. Транзитивность (тотальная либо частичная, в связи с чем принимается интерпретация Спенсера и Гиллена либо Элькина) отыскивается лишь в потустороннем мире арабана, где они воссоздают образ, подобный образу общества живых у аранда.

Наконец та же инверсия характеризует роль, отведенную племенем своему территориальному окружению. Аранда придают ему реальную и абсолютную значимость; в их системе это единственное всецело значащее содержание, так как каждый участок от начала времени навсегда предназначен исключительно для какого-то одного тотемического вида. У арабана эта значимость относительна и формальна, так как локальное содержание утрачивает (ввиду склонности духов совершать круг) многое из своей означивающей способности. Тотемные места — скорее порты приписки, чем поместья предков…

Теперь сравним социальную структуру аранда и более северной общности — варамунгу, которые также патрилинейны. У варамунгу тотемы связаны с фратриями, иначе говоря, у них инвертированная функция — относительно того, что они выполняют у аранда, и аналогичная (но по-другому) — относительно того, что им присуще у арабана. Географическое положение последних симметрично и инвертировано относительно той же группы отсчета (варамунгу и арабана — соответственно северные и южные соседи аранда). Подобно арабана, у варамунгу имеются отцовские и материнские тотемы, но в отличие от первых у них совершенно запрещены отцовские тотемы, тогда как материнские тотемы разрешены при посредстве противоположной фратрии (у арабана отцовские тотемы разрешены противоположной фратрии при посредстве культовых групп той же самой фратрии).

Роль, отведенная противоположной фратрии, на деле поддается анализу через преобразование. В обрядах умножения у аранда нет рецип-рокности фратрий: каждая культовая группа проводит обряды исключительно по своему усмотрению, при этом на пользу других групп, которым разрешено потребление пищи, прибывающей все более изобильно лишь через посредство группы, совершающей обряд. У варамунгу, напротив, фратрия-потребительница выступает активно, добиваясь того, чтобы другая фратрия проводила выгодные ей церемонии.

Это различие влечет за собой другие, коррелятивные ему. В одном случае обряды умножения — дело индивидуальное, в другом — дело группы. У аранда проведение обрядов умножения, предоставленное инициативе человека, являющегося их обладателем, имеет статистический характер: каждый совершает служение, когда пожелает, и не координирует свои действия с другими. А у варамунгу существует календарь ритуалов и праздники следуют друг за другом в предписанном порядке. Мы вновь обнаруживаем здесь, в плане ритуала, уже выделенную оппозицию (но тогда — для аранда и арабана) между структурами периодической и непериодической, что показалось нам характерным для общности живых и общности мертвых. Формально та же оппозиция существует у аранда, с одной стороны, и у варамунгу и арабана — с Другой, но на этот раз она выявляется в другом плане. Сильно упрощая, можно сказать, что ситуация у варамунгу в двух отношениях является симметричной той, что превалирует у арабана, с тем различием, что в одном случае имеется патрилинейная филиация, а в другом — матрилинейная. В то же время арабана, патрилинейные, подобно варамунгу, противопоставляются своим соседям и с севера, и с юга посредством обрядов, проводимых статистически, контрастирующих с проводимыми периодически обрядами.[65]

И это не все. У арабана и варамунгу тотемические предки мыслятся как отдельные личности, получеловеческий-полуживотный облик которых с самого начала имеет законченный харакгер. Аранда предпочитают концепцию множества предков (для каждой тотемической группы), но представляющих собой неполные человеческие существа. Как показали Спенсер и Гиллен, в этом отношении группы, расположенные между аранда и варамунгу — кайтиш, унматьера, — являют собой как бы промежуточный случай, поскольку их предки изображаются в мифах в виде конгломерата из неполных и полных человеческих существ. В целом в распределении верований и обычаев по оси север — юг проявляется то постепенное изменение от крайнего типа к его противоположной форме, то возобновление одинаковых форм на обоих полюсах, но и тогда в инвертированном контексте — патрилинейном либо матрилинейном, — со структурной инверсией посредине, то есть у аранда:

[[схема отсутствует]]

Мы видим, что, двигаясь, так сказать, от аранда к варамунгу, переходим от системы с коллективной мифологией (множество предков), но с индивидуализированным ритуалом к инвертированной системе, где мифология индивидуализирована, а ритуал — коллективный. Также и по отношению к земле: у аранда она оценивается религиозно (ввиду тотеми-ческого предназначения), у варамунгу — социально (территории поделены между фратриями). Наконец, от юга к северу все более наблюдается исчезновение чуринг, что исходя из предшествующих наблюдений почти предсказуемо, ибо чуринга функционирует среди аранда как единство множественности. Символизируя физическое тело предка, хранимая во владении последовательного ряда индивидов как доказательство их генеалогического происхождения, чуринга свидетельствует об индивидуальной непрерывности в диахронии, что, казалось бы, исключается созданным аранда представлением о мифических временах.