ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2) - Пантелеймон Кулиш

есть сама по себе, могут явиться свои Дяпуновы, свои Скопины Шуйские, Минины,

Пожарские, которые остановят козацкое всегубительство, как было остановлено

Московское Разорение подвигами героев Смутного Времени, и Польша, помышляющая

теперь об отступлении за Вислу, двинется яростно к Днепру, а потом и к Москве-реке.

Такия соображения, естественно, могли занимать советников Тишайшего Государя,

и политика их не была ни ошибочна, ни через чур осторожна.

Среди всеобщего страха и уныния польско-русских панов, геройский дух

шляхетского народа проявился в боевых подвигах князя Иеремии Корибута

Вишневецкого.

Князь Иеремия объявил себя католиком незадолго до того времени, когда

двоюродный брат его матери, Петр Могила, сделался киевским митрополитом.

Известно трогательное заклинание гонима-

198

.

го Могилою Копинского, обращенное к отступнику. Ничего подобного, да и вовсе

таки ничего, не предпринял дядя малорусского магната, чтоб удержать его в

православии; а кому, казалось бы, спасать молодого человека от католичества и

ополячения, как не тому, о православно-русских деяниях которого печатают ныне

грузные томы в тысячу страниц?

Дом Вишневецких, как дом князей Острожских и самих Могил, представлял один

из тех подмытых римским прибоем устоев православия, которые паписты уничтожали

последовательно, начавши с древних домов Радивилов, Сопиг, Замойских, Потоцких,

Збаражских, Чорторыйских (по польски Czartoryzkich), Сангушек, Ходковичей, Пузин,

Тишковичей. Но, приняв господствовавшее в Польше вероисповедание, князь Иеремия

не трогал монастырей, основанных под патронатом его матери. Подобно всем

аристократам, воспитанным латинскою наукою, он презирал малорусских монахов, как

жалких сектантов. Он был уверен, что, с распространением тех знаний; которыми

снабжали наше малорусское общество наставники могилинских школ, монастыри

Исаии Копинского сами собою оценят и примут благодеяния церковного единства, с

которым, в уме римских политиков, была тесно связана мысль о единстве

общественном и национальном. Он ограничивался только тем, что, в виду обскурантов

и пьяниц, наполнявших наши монастыри, водворял в своих имениях представителей

священства и монашества католического, отличавшихся бытом просвещенным и

трезвым. С целью уничтожить полуязыческие молельни, какими ему, воспитаннику

львовских иезуитов, представлялись наши храмы, и привлечь симпатии лучших людей

к религии облагороженной, Князь Иеремия, построил доминиканский, а это значитъ—

проповеднический, монастырь в Прилуке, в нашей полтавской Прилуке, и костелы в

Лубнах, Ромне, Лохвице. Этими сооружениями, как явствует ныне, воспитатели

Байдича метили в еамый центр малорусской народности. Как тьма исчезает от света,

так, по их воззрению, должны были исчезнуть малорусские попы и монахи от влияния

образованного по европейски духовенства на общество. (Мужики в рассчет не

принимались).

Сам Вишневецкий отличался среди панов трезвою и порядочною жизнью,

необыкновенною деятельностью но всем частям КOJO*.

.

199

низационного хозяйства и тем удельно-княжеским или можновладским

патриотизмом, который был основан на возвышении собственного дома. Он смотрел на

себя, как на самодержавного монарха. В нем ожил литворусский дух предка его,

Корыбута-Дмитрия Ольгердовича, под внешним видом польского магната. На все

стороны расширил он свои владения с помощью мелкой, так называемой низшей

шляхты, этих дружинников можновладства, отдававшихся под панский щит с

беззаветною преданностию, этих протопластов козаттины, послуживших ей так или

иначе кадрами. Он, как мы видели, был „силенъ" каждому соседнему магнату и

стращал необузданностью духа самого короля Владислава. Не только у людей вялых и

бездейственных, но и у таких, как Станислав Конецпольский, краса польского племени,

слава древних Сарматов, оспаривал он поприще колонизации малорусских пустынь, на

котором не имел и не терпел соперников. К этим жестким и, пожалуй, отталкивающим

чертам характера Князя Иеремии необходимо прибавить такия, которые делают из него

симпатичного рыцаря. Не взирая на то, что великий Конецпольский тягался с ним до

самой смерти за сорок спорных осад в Украине, Вишневецкий всегда был готов

помогать ему, как и всякому другому пану, в-.борьбе с врагами колонизаторских трудов

и помог Конецпольскому одержать славную победу над Татарами под Охматовым.

Подругу своей кипучей и воинственной жизни нашел он себе в доме гуманного,

разносторонне просвещенного Фомы Замойского, известную своею красотою

Гризельду, в которую был влюблен до конца недолгого своего века, как подобает

истинному паладину без страха и упрека.

Основав с 1634 года свою резиденцию в Лубнах, Вишневецкий отнюдь не дозволял

московским пограничникам переходить за черту его владений у Недригайлова, под

Путивлем, а Крымская Орда, вторгавшаяся беспрестанно в Западную Украину, через

древнее Поросие, в имения таких козаковатых помещиков, каковы были князья

Корецкие и Рожинские,—не смела с востока перейти Ворскло и Псел, чтобы

ясырничать на Посулии. Корибут Вишневецкий служил шляхетскому народу щитом на

весьма важной линии от-своих местечек Баровицы и Мошен на правой стороне Днепра

до московской, так называемой польской (полевой, степной) украйны—на левой,

колонизуя здесь новую Вишневетчину в подспорье к старой, которой центральным

пунктом был Вишневец на Горыни,—и это важное обстоятельство придавало Князю

Иеремии характеръ

200

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИЯ от ииолыпн.

удельного князя больше, нежели кому-либо из польскорусскнх магнатов, так что и

сам Хмельницкий, в письмах к нему, называл его заднепровские владения государством

(paсstwo). Чем был в XV и XVI столетиях, на тогдашнем пограничье, Речи Посполитий

дом князей Острожских, тем в ХѴП-м, на пограничье новом, сделался дом Корибутов

Вишневецких. И как дом Острожских оборонял свои владения преемниками Торков и

Берендеев козаками, так точно поступал, в магнатской самозащите от Татар да соседей-

панов, и дом князей Вишневецких. Козаки были искони то друзьями и хлебоедцами, то

врагами и опустошителями этих маркграфов Речи Посполитий. Один из предков

Иеремии Вишневецкого, князь Димитрий, по прозвищу Байда, водил их за собой даже

на службу. к Сулейману Великолепному, потом к Ивану Грозному, далее осаждал

низовых Козаков, со своими козаками-городовиками, у Днепра, в устье Сулы (сколько

это известно по воспоминанию старожилов Павлюковщины), и наконец попал, с

козацкою дружиною своею, в ловушку, устроенную для него в Волощине политикою

Сулеймана. Козаки воспели его, под именем Байды, как борца за християнскую веру,

погибшего от магометан мучительною смертью на железных крючьях.

Соединяя с развитием козатчины идею веры и путаясь в ней, как мухи в паутине,

наши историки делают из казни, постигшей „козака Байдуа за измену султану, то же

самое не любо не слушай, которое они проводят в своих писаниях от Косинского до

Хмельницкого. *) Но вера и для самого Иеремии Вишневецкого не была главной

заботой жизни. Подобно своим предкам и подобно множеству разноверных магнатов

своего времени, он, как говорится поукраински, кохавсь у козаках, и его наследственная

страсть к полудиким наездникам соприкасалась так же мало с его религиозными

воззрениями, как и страсть к степным кречетам-рарогам, которых для него искали даже

за московским рубежем. Козаки были ему нужны, как хищные птицы, натравливаемые,

то его слугами-шляхтичами, то им самим, на таких же хищников. И как Острожскому

не снилось даже во сне защищать православие с помощью Наливайка, так

Вишневецкий не мог вообразить, чтобы между ним и таким бунтовщиком, как

Хмельницкий, стояла религия.

*) Если Байда был религиозен, то по духу его времени и по его связям с такими

людьми, как владелец Хотина, Лаский, он был ариатст.

201

Во времена князя Василия лугари, кочевавшие в виду Татар, селились, под его

прикрытием от закона, в переяславской пустыне. Во время князя Яремы (как называли

его, сперва любя, а потом ненавидя, козаки) отатарившиеся вновь беглецы культурного

общества ютились под его широкою полой в таких местах, которых до него никто не

имел права, силы и смелости обратить в населенные. Нарушители закона и отверженцы

прочно оседлых корпораций, защищенные от всякого преследования одним именем