Мир Смерти и твари из преисподней - Гарри Гаррисон

Словом, когда Экшен вернулся из лесу с добычей и сгрузил ее перед своим кораблем в крохотном космопорту, напоминающим больше всего сугубо временный военный объект, ялик его оказался арестован. То есть просто-напросто лишен энергоблока. И тут пресловутые кетчеры разговорились. Оказывается, Экшен нарушил чуть ли полтора десятка правил, принятых на планете Жюванс. Почему не предупредили? Да как бы незачем. И вообще, почему он сам не спросил? Хороший получился разговор.

Сопротивляться было бесполезно. Его разоружили и заточили в тюрьму – странного вида звездолет, где он и провел далеко не один день. Сколько именно, Экшен быстро сбился со счету. Кормили его как-то нерегулярно, во всяком случае, так казалось по индивидуальным ощущениям, суточных изменений в освещении не наблюдалось. Спать приходилось просто по мере уставания, а часов нигде не было. И разумеется, никакая связь не работала. На определенном этапе один из кетчеров, – то ли сжалившись над ним, то ли просто так было задумано изначально – соизволил объяснить следующее:

– Вы будете отбывать здесь наказание вплоть до вынесения нами окончательного решения.

Очень содержательная информация. Запас оптимизма на этом и иссяк. Экшен почувствовал, что начинает сходить с ума. Вот тогда-то в его одиночной камере и появился напарник, товарищ по несчастью. Впрочем, возможно, это был следователь, ведущий его дело, или вражеский агент-подсадка, или вообще палач. К тому моменту Экшен уже плохо соображал и был не вполне способен адекватно оценивать происходящее.

Человек назвался Энвисом и уверял, что он сам кетчер, хотя был для кетчера невероятно болтлив и прост в общении. Настоящие кетчеры даже имен своих не называли. А Энвис пообещал увезти Экшена с этой проклятущей планеты. Когда? Да как только будет получен приказ. Ответ прозвучал вполне в кетчерском духе, и Экшен, было оживившийся, снова впал в депрессию.

Но самым удивительным оказалось то, что Энвис обещание выполнил. Был приказ или не было его, узнать так и не удалось, но в один прекрасный день звездолет с непонятным принципом управления стартовал. Экшен просил высадить его на первой же обитаемой планете, входящей действительным членом в Лигу Миров. Но у Энвиса были какие-то свои планы, остановки на планетах он совершал, но исключительно на диких, отсталых, как нарочно. По дороге трюмы чудного звездолета, предназначенные скорее всего для перевозки животных, заполнялись постепенно людьми. Зачастую пассажиры говорили на совершенно непонятных наречиях или не говорили вовсе по причине тяжелого психического состояния. Когда попадались владеющие меж-языком, Энвис и его подручные быстро изолировали их друг от друга. Экшен так и не успел ничего выяснить об этих людях. Ну а потом их всех выгрузили на Моналои, и это оказался сущий ад.

Одним словом, сценарий, расписанный Солвицом, осуществился с точностью до деталей. И когда Экшен как-то внезапно осознал это, то сразу утратил всякий интерес к жизни. Он уже не рвался к свободе, вообще никуда не рвался. Единственной радостью стало умиротворяющее действие похлебки из айдын-чумры. Другие более опытные фруктовики – так их здесь теперь называли – рассказали ему, в чем тут дело. Что ж, наркотик, так наркотик. Какая, в конце концов, разница? Экшен стал мечтать о больших дозах чумрита, пытался по ходу работы хватать куски суперфруктов прямо зубами, но десятники приглядывали зорко, и за это всякий раз очень больно били.

Так и протекала жизнь. Если это можно назвать жизнью. В вечерних разговорах перед сном потихоньку выяснялась общая картина, но понять все до конца не представлялось возможным. Для самого низшего и презираемого сословия на планете то есть для броцлингов, фруктовиков, шерстяных почти вся информация считалась закрытой. А то, что люди знали и помнили раньше, катастрофически быстро забывалось. Экшен с некоторым удивлением обнаруживал, что его память оказалась намного устойчивее к внешним воздействиям, нежели у других. Равно, как и его волосы. У многих они выпадали целыми клочьями, что не лучшим образом сказывалось и на общем состоянии здоровья. Умирали здесь часто. Десятники предпочитали уносить фруктовиков с плантаций или из бараков еще живыми, но иногда прозевывали момент смерти и забирали уже трупы. Считалось, очевидно, что вид мертвецов плохо сказывается на производительности труда.

А Экшен оказался необычайно живуч. Он не знал, сколько времени провел на плантациях, он опять сбился со счета в этом бесконечном кошмаре, но все-таки отчетливо помнил: многие, появившиеся позже него, уже благополучно исчезли в известном направлении, или умерли у него на глазах под палками, или просто упали от изнеможения в канаву и захлебнулись. Попадались и другие такие же живучие, которые тоже помнили больше других. Они пытались во всем разобраться, пробовали даже объединиться, организовать нечто вроде подпольного движения, мечтали о побеге. Кончалось это все, как правило, скверно. Находился предатель, стукач, по его сигналу являлись десятники и забивали главных зачинщиков палками насмерть.

Выделялся среди живучих особый класс фруктовиков, местная охрана называла их бесноватыми. Этих, должно быть, слишком много помнящих, одолевало вдруг стремление всем помочь, включая своих мучителей. Они принимались громко проповедовать, агитировать, призывать к борьбе. Причем некоторое для пущей эффективности умудрялись выучить отдельные фразы на немыслимо чуждом для нормального человека моналойском языке. Выступления бесноватых заканчивались столь же печально, как и все попытки заговоров. Разве можно было не понимать таких элементарных вещей? И все же вновь и вновь люди начинали кричать посреди рабочего дня. Очевидно, это был один из результатов наркотического отравления.

И вот однажды и для Экшена настал страшный момент. В конце невыносимо долгого, душного, тяжелого, предвещающего грозу дня он услышал голос, приказывающий немедленно объявить для всех важную информацию. Возможно, доза чумрита превысила некую критическую массу, а возможно это снова Солвиц или кто-то еще подселился в его ослабевший разум. Экшен не в силах оказался противиться приказу, и закричал на всю округу, как самый настоящий бесноватый фруктовик. Ему уже было все равно, что с ним будет после – важнее всего на свете было предупредить людей о начинающемся извержении вулкана и всех дальнейших связанных с этим бедах. И он кричал, сначала на меж-языке, затем по-моналойски. Кричал, потому что голос приказывал. И наконец, он все-таки узнал этот голос. Или просто заставил себя поверить в это. Голос принадлежал Теодору Солвицу.

И вот тогда, уже без всякого приказа, помимо основного текста, Экшен взял, да и прибавил от себя то, что показалось вдруг особенно важным:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});