Черные Вороны. Паутина - Ульяна Соболева

Я спустился вниз по стене и крепко сжал голову руками. Что же ты натворил, Макс? Что ты, бл***, наделал. Я не дам тебе сдохнуть, я тебе с того света вытащу, чтобы ты жил с этим. Один. Чтобы каждый день перед глазами у тебя все это кровавой пеленой стояло, чтобы ни один крик не затихал в голове и сводил с ума. Только рядом никого не будет. У тебя больше нет ни брата, ни жены, никого. Ты сам так захотел. Сам выбрал…

Какой тварью нужно быть, чтобы совершить это! Лучше убил бы! Одним выстрелом. Горло перерезал. Казнил. Но вот так… как последнюю дрянь. Надругался. Унизил. Растоптал. Цинично ломал, наслаждаться ее криками, болью и страданиями…

На полу — тоже все в крови. Казалось, что вся комната залита ею. Даже стены. На них — брызги алого цвета, они еще не успели побагроветь, слишком свежие. Словно еще один удар: “Вот, смотри, Андрей, что он с ней делал. Смотри!” Дьявол, как же тяжело. Невыносимо тяжело. Да лучше бы не отыскалась она тогда. Выживала, как умела, в том интернате. И выжила бы, выжила. Потому что там всегда готова была к удару, там ни к кому спиной не повернешься, не говоря уже о доверии. Там она смогла бы противостоять опасности, потому что знала каждую из них в лицо. И что получила в итоге? Картинку идеальной семьи? От счастья парила, чтобы потом в собственной крови захлебнуться.

Мы спасем ее. Спасем. Иначе все это не имеет смысла. Только проклянет она нас за это. Что вытащили ее с того света. Не захочет жить, а придется. И в этом ее личный ад будет. Продолжать жить…

***

Ефим откинулся на спинку стула, сплевывая кровь и время от времени прикрывая веки от того, что обильный? пот градом стекал по его лицу, щипля в глазах и застилая взор. Здесь и правда было чертовски жарко. С каждым часом, что он сидел здесь, температуру в помещении повышали еще на несколько градусов.

Я распахнул дверь, прошел несколько шагов и поставил на край стола бутылку с ледяной водой. По запотевшему стеклу бежали вниз влажные струйки, и я увидел, как Фима судорожно сглотнул. Жажда… Она сильнее голода во сто крат. И этот его жест очень ярко продемонстрировал, что он хочет жить. Тело не лжет, наши движения часто неподвластны установкам разума, и он сколько угодно мог орать о том, что не боится смерти, только инстинкт самосохранения не обманешь.

Откупорил бутылку и, наливая воду в два стакана, подвинул один к Ефиму, зная, что он и так не сможет взять его, так как его руки заведены за спину и закованы в наручники.

— Ну что, Фима, как тебе отпуск? Тепло, никаких заданий, начальства… Спасибо не надумал сказать?

— Да иди ты к черту, Граф! — облизал пересохшие губы, задергался на стуле в безнадежной попытке освободить руки.

— В прошлый раз ты был более многословным… — ухмыльнулся и прищурил глаза, — силенки покидают, понимаю… Дерзко, но глупо. Я был о тебе более хорошего мнения. Даже иногда допускал наличие мозгов. А оно вот как… Или ты только чужие указания выполнять умеешь?

— Да мне пофиг, что вы там думаете. Я все сделал, как хотел… И добился своего… — он захохотал, только смех получился каким-то жалким, он сильно ослаб за эти два дня. Надеялся на то, что пристрелю на месте, провоцировал, словами бросался, только просчитался.

— Добился, говоришь? Отомстил за кудрявую шатеночку… В этом смысл твоей жизни? — я швырнул на стол стопку фотографий, на которых крупным планом была изображена мертвая девушка, она покончила жизнь самоубийством, вскрыла вены. А так же прозрачный файл, в котором — окровавленное лезвие. Я знал, что сейчас последует реакция, уверен был. Это выведет его на эмоции.

— Твари! Ненавижу! — он сжал губы и отрицательно замотал головой. Голос дрогнул, еще несколько взглядов на фото — и он сорвется. — Убери! Убери, бл***, я сказал!

Я собрал фото в одну стопку и, обойдя стол, остановился у него за спиной. Рассматривая изображения, выкладывая по одному на стол, прямо перед его глазами, и комментируя.

— Ну почему же убери, Фима, — положил первую фото, — нам же интересны ценности наших сотрудников… — вторая фото легла поверх первой. — Красивая у тебя сестра, правда… Даже здесь… Представляю, какой она при жизни была. Наверное, я и сам не упустил бы такую…

Он еще сильнее задергался, пытаясь встать, порывался ко мне, наивно думая, что эти попытки к чему-то приведут. А я понимал, что должен его сейчас доломать. У него силы на исходе, откинется скоро, и мне порядком надоело тратить на него время.

— Настоящая красавица, — еще одно фото. — Только глупая, уж прости. Куда ты смотрел, Фима, когда она в свои шестнадцать по койкам мужским кочевала, а? Хреновый из тебя брат…

— Да пошел ты на***. Вместе со своим ублюдком Зверем. Это он…он виноват… Из-за него она… Но ничего, я отомстил! Отомстил… За тебя, Танечка, за тебя, моя хорошая… Его сука тоже гниет теперь в земле, — моментальный удар в челюсть, еще один, раз за разом, пока его лицо не залилось кровью.

— Будем считать это предупреждением, — потер кулак и, едва сдерживаясь, отошел на несколько шагов в сторону. Рано еще, Андрей, получишь что нужно — тогда.

— Что ты хочешь от меня, — по его лицу бежали слезы. — Что? Вы уже и так все знаете. Все… Все, что сделал. Как в доверие втерся, как докладывал о каждом шаге, информацию передавал…

— Ты прекрасно знаешь, что мне нужно. Вся информация по Ахмеду и Бакиту. И как мне со Славой связаться… Я сейчас не о номере телефона.

— Да хрен тебе, а не Слава, понял! Вынюхал все же, да? А он не в курсе пока…

— Фима, из-за твоей несговорчивости еще одна милая девчушка пострадать может… Или ты думаешь, я не узнал? Интересно, а ребенок чей? Зверю анализ ДНК не придется делать, как думаешь? Но дело твое, думай… Или все втроем — на тот свет, а? Заждалась вас там сестренка…

Он побледнел настолько сильно, что казалось, слился со стеной, которая была выкрашена в кипельно-белый цвет.

— Граф, неужели ты такая тварь, что ребенка тронешь?

— Быстрее, чем ты думаешь, Фима. И кстати, Людмила Сергеевна — просто слабая женщина, как она могла защитить малышку от десятка мордоворотов?

— Не трогай! Не трогай! Я убью тебя! Клянусь, с того света вернусь и убью!

Опять удар в челюсть. Стул зашатался и с грохотом свалился, и Фима, привязанный к нему намертво, оказался на полу. Он поддался панике и дергался из стороны в сторону, полностью потеряв самообладание. Я присел на корточки и, крепко сжав пальцами его кадык, от чего он взвыл от боли, отчеканил:

— Таланты угомони! Разорался, как баба. У тебя выбора нет. Информация мне нужна, и я ее получу. Не от тебя, так от других. Только второй вариант — не в твоих интересах! — и бросил ему фото ребенка, который спал в детской кроватке.