Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Вера Камша

Двенадцать лошадей, шесть человек… Пьетро, Джанис, сержант и трое солдат. Должны доехать.

– Пьетро, вы мне нужны. Вы не прочь немного пройтись?

– К вашим услугам.

– Вот письмо его высокопреосвященству. – Обопрется ли она когда-нибудь на эту руку вновь? – О том, что случилось, вы расскажете лучше меня, а я хочу вас поблагодарить. Вы мне спасли жизнь.

– Это воля Создателя.

– Неужели Он желал смерти Оноре?

– Это моя ошибка. Я поговорил с капитаном Уилером, ему я могу вас доверить.

Поговорили они… Принесший воск для печатей Сэц-Пуэн не удержался, рассказал, как Пьетро попробовал застать «фульгата» врасплох и тот, кошка эдакая, упал на все четыре лапы!

– Уилер – лучший разведчик Северной армии и редкий сорвиголова. – Арлетта не выдержала, улыбнулась, потому что смотрела на Пьетро, а видела Ли. – Бродяга рад, что именно он нашел мать своего маршала. Ссылаться на волю Создателя капитан не станет, но доверять ему можно. Джанис возвращается в Олларию или едет дальше?

– Дальше. Он уже начал спасать свою душу и не намерен останавливаться.

– Орстон! Пусть о судьбе баронессы герцогу Эпинэ скажет его высокопреосвященство. Когда и если сочтет возможным.

– Это единственно возможное решение.

– И я могла бы вам о нем не говорить. Могла бы, да не смогла. Удачи вам, Гайярэ.

– Пьетро, сударыня. Всего лишь Пьетро, храни вас Создатель.

Они вернулись к коновязи в обход пленника и еще больше в обход таращившегося на него Шабли, а потом графиня Савиньяк, как простая крестьянка, стояла у забора и, щурясь, смотрела на уходящую к лесу кавалькаду. Сердце, как и при любой разлуке, сперва сжалось, потом быстро-быстро заколотилось и, наконец, успокоилось.

4

Благородные руины настраивают на возвышенный лад, а эти были благородны необычайно. В прошлый раз Марселю застил глаза Алва, но сейчас виконт в полной мере оценил вкус как доэсператистских зодчих, так и тех, кто на древнем фундаменте возвел нечто вроде Лаик. Кэналлийцы шуровали в окрестностях, эскорт Валме ублажал кошачью мамашу и ее пестрый выводок, а сам виконт с восторгом провинциала бродил от колонны к колонне, то и дело касаясь рукой словно поднявшегося из земли светлого камня. Не избежала внимания и пьедестальная лужа – вода в ней, несмотря на лето, оставалась ледяной. Марсель не выдержал, попробовал – было вкусно, но зубы тут же заломило.

– «Зубы стынут средь древних забытых камней», – пробормотал виконт и иссяк, ибо творить не тянуло, что бы Рокэ ни говорил о предпочтительности чужих дам перед свободными. Ворон, когда не прыгал в дыры и не лез на корабли, был чудесным человеком, но в деликатных делах разбирался отвратительно. Звезда не может лежать в чужой шкатулке, а чужая невеста – вдохновлять, тем более невеста твоего же собутыльника. Валме еще согласился бы на супругу нар-шада, но графиня Лэкдеми, у которой, чего доброго, через год-другой появятся белобрысые близнецы… Увольте!

– «Это будет ужасно, – пробормотал Марсель, – навестить даму сердца и оглохнуть от воплей несносных младенцев!»

Ироничный взгляд заставил виконта обернуться. На одном из постаментов возлежала трехцветная мамаша и разглядывала наследника Валмонов круглыми зелеными глазами.

– Я знаю, что говорю, – сказал хозяйке Старой Барсины Валме, – человеческие младенцы – это совершенно непоэтично, а когда они подрастают, то принимаются таскать таких, как ты, за хвост. Учти это.

Кошка учла и стала вылизываться. Весной здешние обитательницы внутрь не забирались, предпочитая таиться в зарослях; впрочем, их не прикармливали – нечем было. Весной… Марсель отступил к лжеколодцу, сосредоточился и вспомнил, где сидел Алва, на которого виконт в данный момент не злился. Смерть, то есть память о ней, из головы никуда не делась, но заноза из сердца выскочила, и на ее место тут же шмыгнула досада на Франческу.

– Рокэ, – шепотом окликнул виконт, – вы, часом, не живы?

Ответа не было, разве что подданная Леворукого дернула хвостом. При желании это можно было истолковать, но Валме не успел. Его позвали, причем по-кэналлийски. На заставу, где они с рэем Эчеверрией обсуждали груши, примчался гонец от герцога Эпинэ. Само собой, его задержали, но до развалин было ближе, чем до наладившегося в Валмон папеньки.

– Герцог Эпинэ пишет Проэмперадору Юга. – Кэналлийский офицер протянул Марселю футляр. – Рэй Эчеверрия ждет решения.

– У меня пропала собака, у меня ушел соберано, моего решения ждут, придется спрашивать кошек. – Язык привычно порол чушь, но по спине бежал холодок. Читать не хотелось, не читать не выходило.

«Господин Проэмперадор Юга, надеюсь, что Вы успеете принять решение прежде, чем беженцы из Олларии, числом до десяти тысяч человек, достигнут Кольца Эрнани…»

Валтазар не врал, а Рокэ не ошибался. Все было отвратительно, и отвратительней всего были взгляды адуанов и кэналлийцев. Марсель на подобную прелесть насмотрелся вдоволь уже в Фельпе – так господа вояки в ожидании чудес и приказов таращились на Ворона. Все, включая распрекрасного Эмиля…

Валме злобно перечитал письмо. Описание событий, толковое, будто и не Эпинэ писал, подтверждало самые гадкие из догадок. Скверна, и не в Агарисе, а в Олларии, где приличных морисков днем с огнем не найти! Значит, придется самим, но беженцы, с ними-то как? Эпинэ пишет, их несколько тысяч… Пока. Вряд ли все, кому стало невмоготу в городе, собрались в один караван, многие выбираются сами. А где-то там еще и графиня Савиньяк…

Если «малышка Арлетта» погибнет, отец заживо съест полпровинции, а не уберегшим графиню Левию с Эпинэ лучше сразу удавиться. Или во избежание греха прикончить друг друга, что тоже грех, но меньший. Виконт с некоторой затравленностью обозрел развалины. Если вдуматься, бастионы и реки, даже с бревнами, далеко не самое неприятное, самое неприятное – решать, кому, когда и зачем умирать, а Рокэ, укуси его Этери, вздумал провалиться. Эх…

– Отправьте Эпинэ с его же гонцом указание, пусть тащит беженцев сюда, – изрек Валме, подхватывая кэналлийца под руку, – только упаси его Бакра переходить Кольцо. Ну а мы, мы, а не я, не мой родитель и не птице-рыбо-дура, займемся безобразием, которое уже произошло, и будем думать о тех, что еще только на подходе.

Сомнений насчет того, что безобразия подойдут обязательно, у Марселя не было ни малейших.

5

Ускакавшего Пьетро сменила пара ветеранов-сержантов. Новые хранители лезли из кожи вон, обороняя маршальскую родительницу от придорожных лип и взлетавшего с них воронья. Это раздражало бы, если б в хвосте отряда не везли пленного мародера. Пусть связанного, пусть нескладного – Арлетте он все равно казался опасным. Готовая обернуться страхом тревога напоминала начинающуюся простуду: жара еще нет, но кости уже ломит.

Для ночлега выбрали оседлавшую крутой холм мельницу. Пустую – умный мельник, судя по царившему везде порядку, снялся с места еще зимой, и это было отлично. Новых лиц Арлетта не вынесла бы, особенно услужливых.

«Фульгаты» устраивались основательно и умело. Кололи дрова, носили воду, расседлывали и обтирали лошадей. Графиню так и подмывало напомнить про бдительность, но остатки здравого смысла велели не учить ученых. Застать «закатных кошек» врасплох почиталось невозможным, но об одном Арлетта все же сказала. Уилер охотно согласился.

– Мерзкое зрелище, госпожа графиня, но вы не тревожьтесь, вязали ублюдка на совесть. Впрочем, засунем-ка мы красавчика в подвал…

Зачем Арлетта пошла на это смотреть, она не знала. Арно как-то говорил, что страх – штука несвоевременная. На тех, кто послабей, накатывает прежде времени, а сильные получают свое задним числом, когда все закончилось. Что ж, запишем себя в сильные и полюбуемся на закат…

Вид с холма завораживал; это еще не было севером, но обилие воды и россыпи валунов навевали мысли о Марагоне и о том, как Ариго привез ее к мужу. Один-единственный раз! Она не просила, но война притихла, а Пьер-Луи хотел сделать другу подарок. Сделал… Назад в Сэ графиня Савиньяк увезла серебряные марагские подвески, охапку кипрея и Ли с Эмилем.

Лето кончалось, кипрей почти отцвел и поседел, мальчишки стали маршалами – оба, – а в Марагону пришла война и утянула младшего. Арлетта смотрела в малиновый, будто марагская кокарда, закат и повторяла про себя письма Жермона и Придда. Они надеялись. Оба… Желание немедленно написать в Марагону было не из умных, но унять себя женщина не смогла. Отступив от обрыва, она пошла к дому, и тут же с травы вскочили сторожевые «фульгаты». Бедняги, как же им хочется посидеть у костра, почесать языки…

– Госпожа графиня, постойте!

Шабли никто не неволил, мэтр искал встречи сам. Похоже, кто-то из вояк угостил ученого мужа касерой, что явно придало ему смелости.