Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь - Вера Камша

– Хорошо-то как, монсеньор, – сказал ставший кем-то вроде старейшины трактирщик Боннэ. – С принцем нас примут.

Робер кивнул, он тоже так думал, хотя ответа от Валмона раньше, чем на десятый день, ждать не приходилось. И то если у Кольца знают, где сейчас Проэмперадор Юга, и если того не занесло куда-нибудь в Приморскую Эпинэ.

Встреча продолжалась. Октавия в сопровождении дворцовых гвардейцев, которым для такого случая церковники уступили приличных лошадей, доставили на деревенскую площадь, куда высыпали местные, тут же перемешавшиеся с беженцами. Праздничный колокольный звон и яркое солнце довершили дело – лица расцветали улыбками, от которых Эпинэ почти отвык.

– Монсеньор, – рыженькая женщина, тоже знакомая, протиснулась к ним и теперь старательно задирала подбородок, – монсеньор…

– Да, милая? – А ведь она похожа на Мэллит! Пусть не столь красивая, но хрупкая, трогательная и… смелая. Гоганни ушла от Альдо, талигойка от этого, покойного усача…

– Монсеньор, вы не могли бы… Офицер, который был с вами у Старого парка, он обещал… хотел меня найти…

– Жильбер Сэц-Ариж погиб на пожаре, – хрипло сказал Эпинэ. Рыженькая вздрогнула и даже не отошла – исчезла в веселой толпе, как в омуте.

– Кто это? – подал голос Рокслей.

– Не знаю. Прибилась к нам у Старого парка. Какой-то урод ее не пускал, Жильбер его прикончил. Я и не знал, что они хотели встретиться.

– Нет!

– Нет? – не понял Робер. – Но ты же ее впервые видишь!

– Создателя нет, – уныло объяснил Дэвид. – Если случается такое, то мы одни…

– Лэйе Астрапэ, мы всяко одни! Создатель ушел, старые боги ушли, Алву куда-то унесло… Но Блор отбивался до последнего, а ты его выручил и спас Октавия. Ты для них, – Робер ткнул рукой в пеструю солнечную площадь, – сейчас поважней небожителя. Мы еще не на Кольце, а Карваль еще не вернулся, так что страдать некогда.

– Я не страдаю, – огрызнулся Рокслей, – просто ну не может же быть, что Он согласен на… такое. Или Леворукий сильнее?

– Я тебе что, кардинал? И вообще, – мелькнула престранная мысль, и Робер чудом ухватил ее под уздцы, – из Олларии разбежались не только крысы, но и кошки, так что Леворукий ни при чем. Значит, ты взял не только регалии, но и гарнизонное жалованье?

– Все, что было в мешках. – Теперь Дэвид напоминал просыпающегося. – Я подумал, что нам понадобятся лошади.

– Прежде всего нам требуется провиант и фураж. – Вспоминать мельника, задравшего цену раз в двадцать против обычной, не хотелось. Повесили и повесили. С благословения Левия. – Я еще не сказал тебе спасибо.

– Было бы за что, – отмахнулся последний из Рокслеев. – Каковы будут мои обязанности?

– А ты сам куда хочешь?

– Куда скажешь! Только чтоб дети под ухом не плакали.

– Значит, – сделал вывод Эпинэ, – в арьергард к Блору. Если что не так, сам виноват – спас у Перекатного, теперь терпи.

Шутка вышла глупой, ничего удивительного, что Дэвид не улыбнулся. Отдал честь, будто чужому, и пропал в толпе, как и узнавшая о смерти Жильбера рыжая. Иноходец поправил плохо державшуюся на слишком коротких волосах шляпу, немного постоял, слушая почти праздничный гул, и отправился к обозникам – задерживаться в трех переходах от свихнувшейся столицы было опрометчиво, а праздник… праздник они еще устроят. Когда все закончится и Проэмперадор Олларии отдаст поводья Проэмперадору Юга, а повезет, так и регенту. Не Ноймаринену – Алве.

4

Савиньяк придержал Грато у моста через веселую белогривую речку, так и норовящую умыть прибрежные кусты. Листья маршал узнал – такую веточку, едва распустившуюся, он весной сорвал в Гаунау и назвал калиной. Лето подтвердило догадку зелено-оранжевыми ягодными гроздьями, лето подтвердило слишком многое… Догадливость льстила самолюбию, но лучше бы ошибался Проэмперадор, а не регент! Ли поправил шейный платок и послал Грато на мост. На той стороне было такое же лето и такая же калина. Шестнадцать дней Торку изменили мало, она все так же радовалась теплу, не забывая, что впереди холода.

Чуть ли не из-под копыт выскочила полосатая торская белка, она тащила гриб. Звери мудры, они готовятся к зиме; это людям лето, мир и молодость кажутся вечными. Счастливым людям… Граф Савиньяк знал цену лета – цену передышки, но сегодня можно было не торопиться – Хайнрих обещал быть на перевале лишь через два дня.

Липпе был от границы дальше, чем Агмштадт; правда, гаунасский медведь мог менять лошадей и не тащил с собой дам. Мысль о спутницах оказалась пророческой – госпожа Арамона не замедлила напомнить о себе. Наездницей белокурая дама была средненькой, но от возка отказалась. Очень похоже – ради беседы с глазу на глаз.

– Сударыня? – Ли галантно приподнял шляпу. Еще одна полосатка распласталась на дереве вниз головой, таращась на всадников. Бергеры редко бьют белок – не та добыча…

– Я рискну заговорить с вами о моей дочери, – четко произнесла супруга выходца. – О моей живой дочери Селине. Прошу простить мою наглость, я – мать, как бы напыщенно это ни звучало.

– Я слушаю вас.

– Монсеньор, вы вряд ли подобное замечаете, но меня беспокоит маркграфиня Урфрида. Есть вещи, говорить о которых почитается непристойным, но Селина многого не понимает, а маркграфиня понимает превратно. Мы приглашены, вернее сказать, истребованы ко двору регента и после встречи с королем Гаунау должны отправиться в Ноймар. Маркграфиня собирается туда же. В свое время меня выдали замуж, не считаясь с моими чувствами. Мне с моей внешностью рассчитывать было не на что, но Селина достаточно… недурна собой для брака по любви. Монсеньор, я боюсь, что супруга регента устроит судьбу моей дочери по просьбе своей.

Госпожа Арамона говорила, будто писала очередное неимоверное письмо. Она загодя продумала каждое слово, и Савиньяку это нравилось, тем более что женщина вряд ли ошибалась.

– Чего вы хотите?

Она в самом деле умна, Рокэ можно в очередной раз поздравить, только поздравлять некого.

– Я понимаю, как это звучит, но… Я просила бы изыскать для нас возможность вернуться в Надор без урона для чести Селины. Я знаю, что моя мать стала супругой моего отца, но пребывание в Креденьи для нас было бы тягостно.

– Вы могли бы добавить, что положением, в котором вы оказались, обязаны мне. В Найтоне вы написали весьма примечательное письмо, но почему в нем нет упоминания о моей дуэли с сыном тессория?

– Потому что моя дочь была лишь поводом.

– Вы были преданы королеве?

– Я – нет, моя дочь и Айрис Окделл ее величество любили.

– А вы, именно вы?

– Теперь мне ее жаль… – Не ожидала подобного вопроса и, кажется, не врет. – Окделл, если он убийца, должен быть наказан.

– Он убийца, сударыня. Так что вы думаете о Катарине Ариго?

– Она защищала свою провинцию и тех, кого могла, она очень рисковала… Если б только ее величество не удерживала… супруга в столице после бегства Манриков! Нужно было бежать, а она ждала. Чего?

– Кого, сударыня. Первого маршала Талига. – Если б не несчастливое стечение обстоятельств в лице Рокслея, Алва исправил бы положение, а покинувшая столицу королевская чета поставила бы себя вровень с Манриками. – Сударыня, и все же, почему вы не напоминаете, что ваши нынешние неприятности связаны со мной?

– Потому что не хочу походить на свою мать.

Даже если это не так, красиво. Очень красиво.

– Мой маршал!

– Простите, сударыня. В чем дело?

– Нас нагнал маркграф. Его люди поят лошадей ниже моста, а он срочно хочет вас видеть.

– Командуйте привал. Сударыня, как вам известно, моя мать сейчас в Олларии. При первой возможности я попрошу ее принять под свое покровительство вас и вашу дочь. Если же у моей матери подобной возможности не будет, я приму свои собственные меры, чтобы защитить репутацию Селины, не лишив ее при этом счастья, которого девушка, без сомнения, заслуживает. Сейчас же прошу меня извинить.

Он не гнал Грато вскачь – несколько минут ничего не решали. Маркграф узнал что-то, поставившее его в тупик, и бросился догонять выехавшего после завтрака гостя. И догнал. Значит, новости пришли вскоре после полудня. Конечно, Вольфганг-Иоганн мог всего-навсего передумать и захотеть взглянуть на тупого варита, но Лионелю в подобное верилось плохо. Бергеры не имеют обыкновения гордо возводить забор, а потом подглядывать в щелку.

Когда Савиньяк спрыгнул наземь и, топча горные жарки́, пошел к поднявшемуся с медвежьей шкуры союзнику, он почти не сомневался в том, что услышит. Бруно загнал-таки Вольфганга в угол и, скорее всего, разбил, о чем и доносит командующий бергерским корпусом. Будь иначе, рядом с маркграфом маячил бы талигойский курьер, но фок Варзов не напишет Проэмперадору Севера, минуя регента. Лионель спокойно пожал руку бергера, зная, что тот заговорит первым.

– Я, – с достоинством произнес маркграф, отвечая на рукопожатие, – решил взглянуть на варитскую пивную бочку. Возможно, вы решите прервать поездку, но гость, каким бы он ни был, приглашен, а Излом завязывает ножны всем, у кого в голове есть хоть что-то.