Евгений Шварц. Хроника жизни - Евгений Биневич

Г. Д. Левитина после окончания Педагогического института в 1927 году стала работать секретарем редакции. Она была, действительно, удивительно хороша. Я видел её фотографии с сыновьями, — художники Возрождения писали бы с неё Мадонну. Все влюблялись в неё — в шутку и всерьез, — и не только Шварц с Олейниковым.

Николай Макарович писал:

Я влюблен в Генриэтту Давыдовну,А она в меня, кажется, нет —Ею Шварцу квитанция выдана,Мне квитанции, кажется, нет.Ненавижу я Шварца проклятого,По котором страдает она!За него, за умом небогатого,Замуж хочет, как рыбка, она.Дорогая, красивая Груня,Разлюбите его, кабана!Дело в том, что у Шварца в зобу не…Не спирает дыхания, как у меня.Он подлец, совратитель, мерзавец —Ему только бы женщин губить…А слуга ваш покорный — добряк и красавец, —Продолжает в немилости быть.Я красив, я брезглив, я нахален,Много есть во мне разных идей,Не имею я в мыслях подпалин,Как имеет их этот индей!… … … … … … … … … … …Полюбите меня, полюбите!Разлюбите его, разлюбите!

Поясню, о какой «квитанции» идет речь. Дело в том, что, помимо своих прямых обязанностей, Генриэтта Давыдовна ещё и собирала деньги на МОПР. И тем, кто вносил туда деньги, выдавалась квитанция. А Олейникову такую квитанцию она дать позабыла.

Шварц не оставался в долгу. Но отвечал кратко, лаконично:

О, Груня, счастья вам желая,Хочу я вас предостеречь:Не верьте страсти Николая,Он в сети хочет вас завлечь.Ведь он — одни слова пустые,Туман… да волосы густые.

Не вступая в «обзывательную» полемику с предыдущими «ораторами», но более категорично, продолжал игру Николай Заболоцкий:

Облака летят по небу,люди все стремятся к хлебу,но, имея в сердце грусть,Груня! — я куда стремлюсь?

Груня, Груня, сколь терзаешьты мне сердце, ай-ай-ай…К черту службу! Улетаешьзавтра ты со мной в Китай!

«А Груня занята детьми, — рассказывала Фаина Давыдовна, её сестра (по «Ежу» — «умная Маша»). — Она была совершенно сумасшедшая мать. Перед гостем ставилась бутылка вина, а она шла к детям.

Улица Чайковского,Кабинет Домбровского.На столе стоит коньяк,У стола сидит Маршак, —

сочинение одного из постоянных гостей Домбровских, известного в те годы шахматиста и математика А. Я. Моделя. Потом приходил домой Вячеслав Домбровский, и с гостем садились играть в шахматы. А если бывал Шостакович, то они устраивались у рояля и играли в четыре руки».

По версии С. С. Шишмана, автора-составителя сборника «Несколько веселых и грустных историй о Данииле Хармсе и его друзьях» (Л., 1991), это четырехстишие (и его продолжение) принадлежит перу Н. Олейникова и Е. Шварца.

В. Р. Домбровский был командующим погранвойсками Ленинградского ВО, имел четыре ромба, что не мешало ему быть хорошим музыкантом. В юности он окончил консерваторию и юридический факультет. Он был внучатым племянником прославленного Ярослава Домбровского, героя Парижской коммуны, и сыном Ромуальда Домбровского, известного русского революционера. После подавления Польского восстания Ярослав Домбровский был арестован, осужден, но бежал из пересыльной тюрьмы. Выбраться ему и его жене из России помог двадцатилетний студент московского университета Болеслав Петрович Шостакович, с которым он, в общем-то, познакомился случайно. Теперь дружили их внуки.

Но особенно много народа собиралось у Домбровских на день рождения Генриэтты Давыдовны. Владимир Васильевич Лебедев, да и другие художники Детского отдела рисовали шаржи на присутствующих, а Маршак, Олейников, Шварц, Заболоцкий, молоденький Юра Владимиров, Хармс, Введенский и гости — не поэты соревновались в сочинении эпиграмм друг на друга. Лучшие подписывались под шаржами.

А 9 мая 1929 года Николай Заболоцкий принес большое шуточное послание «На день рождения Груни» и, торжественно зачитав его, вручил виновнице торжества. В памяти её сестры сохранилось лишь четыре строки оттуда:

…Ты родила двух-трех мальчишек,Даешь ты на обед им сыр.Ты шьешь им дюжины штанишек.Подгузников и пыр и пыр…

Евгений Шварц сразу занервничал, попросил бумаги и ушел в соседнюю комнату. Удалился и Олейников.

Минут через десять Шварц уже читал свой экспромт. Вот он запомнился Фаине Давыдовне целиком:

Один завистник Заболоцкий,Полет увидя мотылька,Сказал ему с улыбкой плотской:— Я придушу тебя слегка!Был свернут из стихов кулекИ был уловлен мотылек.Не верь, о Груня, подлецуВ день твоего рождения,Когда, одетая к лицу,Приемлешь поздравления.Он низкий плут, он обормот,А некий Шварц — наоборот!

Услышав голос «соперника», вышел и Николай Макарович. Очень важный и серьезный, он прочитал:

Да, Груня, да. И ты родилась.И ты, как померанц, произросла.Ты из Полтавы к нам явиласьИ в восхищенье привела.     Красивая, тактичная, меланхоличная!     Ты нежно ходишь по земле,     И содрогается все неприличное,     И гибнет пред тобой в вечерней мгле.

Вот ты сидишь сейчас в красивом платьицеИ дремлешь в нем, ты думаешь о Нем,О том, который из-за Вас поплатится —Он негодяй и хам              (его мы в скобках Шварцем назовем).

Живи, любимая, живи, отличная… Мы все умрем.А если не умрем, то на могилку к вам придем.

К несчастью, все эти экспромты, как и шаржи художников, канули в Лету КГБ (НКВД?), когда в 1937 году Домбровские были арестованы. Вячеслав Домбровский был тогда же расстрелян, а Генриэтта Давыдовна получила свои десять лет. В сорок девятом её взяли вторично; в пятьдесят первом пошли по этапу и оба её сына — Ромуальд и Вячеслав.

Взгляд изнутри

Со стороны, действительно, могло показаться, что детство детской литературы было веселым и безмятежным, что в Детском отделе ГИЗа работают только единомышленники. А на самом деле все они, редакторы и авторы, были очень разными. Даже не по отношению к искусству или литературе. А по методу работы в ней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});