Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не понимаю, почему он пишет мне это. Какое нам дело друг до друга? Я иду по коридору в сторону кабинета и ничего не чувствую. Разве что легкую тоску по старым временам, когда все это значило так много, когда я внимательно читала сообщения и обстоятельно отвечала, стирая, набирая заново и редактируя текст до блеска.
Интересно, что же произошло? Может, Бьёрн купил на заправке хот-дог и бутылку колы и забыл учесть покупку в их приложении, и Линда снова начала угрожать ему разводом? Наверняка так и было. Ведь мы идем на поводу у мелочей. Ничтожные детали одновременно управляют нами и поддерживают нас. Так, человек может случайно добавить кого-то в друзья или отправить сообщение не тому – и вся жизнь резко меняется.
Подозреваю, что цель Бьёрна – вернуть все на круги своя, то есть чтобы мы, спокойно существуя каждый в своем браке, продолжали встречаться на Оскарс-гате.
«А почему бы и нет? – вступает Туре. – Это было вполне удобно. И надо же тебе было все испортить этим сообщением».
По ночам не только Туре, но и другие предметы в кабинете оживают. От них исходит некая авторитарная надменность, их безоговорочное присутствие лишает меня сна, заставляет вглядываться в темноту, пытаясь увидеть в них что-то, чем они не являются, и они таращатся на меня в ответ.
Я повторяю себе: мебель не живая. Эта штуковина, которую ты называешь Туре, – не живая. Ты лежишь и трясешься от страха перед бездушными предметами и разговариваешь с кучей пластика.
Должно быть, я заснула, поскольку, когда я взглянула на часы, стрелки показывали 03:34. Еще сорок шесть минут до того момента, когда мне разрешено вставать.
В ожидании подъема я читаю на телефоне всяческие советы: как сделать талию тонкой, улучшить память, пережить измену, понять, что делать. Действительно, что делать? Мы полагаем, что способны предугадать собственные реакции в той или иной ситуации. Мы слушаем рассказы других людей и пытаемся представить, как бы поступили на их месте. Но как вы думаете, получится ли у вас нагнуться вперед, накрыв голову руками, как показано в инструкции по безопасности, когда ваш самолет вот-вот совершит аварийную посадку на воду? Или надеть кислородную маску, когда самолет вот-вот врежется в гору? И какой смысл есть овощи и больше двигаться, когда ваши гены запрограммированы на то, чтобы вы умерли от оторвавшегося тромба в возрасте пятидесяти семи лет.
В последнее время я взяла привычку читать по ночам сводки полиции в Twitter.
#Осло, район Руделёкка. Задержан человек, угрожавший ножом другому человеку в квартире. Никто не пострадал. Проводится расследование.
#Осло, район Йордал. Задержан мужчина, разводивший небольшие костры на улице. Совместными усилиями полиции и пожарной службы костры потушены. Мужчина арестован.
Всегда утешительно, что кто-то тоже не спит, кто-то следит за порядком, кто-то печет хлеб, кто-то ведет автобус, кто-то арестовывает людей. Кто угодно и когда угодно может устроить на улице драку или влезть в чужой дом и ограбить его. Однако на удивление мало кому это приходит в голову. Большинство людей добросовестно работают во имя добра. Если вредоносная бактерия или опасный вирус идут в атаку, лейкоциты и полезные бактерии устремляются на помощь – как организму отдельно взятого человека, так и целого общества. Если кто-то и сбивается с пути, то происходит это настолько редко, что об этом тут же начинают писать в газетах и сводках полиции в Twitter. Все сообщения о насилии и разрушении одновременно несут с собой утешение: если бы подобные происшествия были обычным делом, никто бы и не подумал о них писать.
– Это действует ободряюще, не правда ли? – шепчу я, чтобы вдохнуть жизнь в Туре, который молчит уже не первый час.
Родители приводят детей к врачу, приходя в назначенный час. Мы заботимся о людях, домах, автомобилях, дорогах и автобусах, готовим еду и кормим друг друга, стираем одежду и надеваем ее на маленькие и большие тела, которые не в состоянии одеться самостоятельно. Мы отпрашиваемся с работы, чтобы ухаживать за больными детьми и стариками, ищем в Интернете информацию о симптомах и способах лечения, пытаемся заботиться о страдающих деменцией родителях, которые бродят нагишом по улице в мороз, терпеливо слушаем слабоумную мать, которая по десятому кругу рассказывает, что именно вор унес на этот раз.
Люди стараются как могут, и таких большинство. На каждого индивида, угрожающего другим ножом и поджигающего дома, найдется тысяча честных налогоплательщиков, которые бы не задумываясь спасли маленькую девочку со спичками [29]. Бог есть, думаю я. И если он есть, то где же ему быть, как не здесь, в гуще этой тщетной борьбы.
«Воистину! – восклицает проснувшийся Туре. – Аллилуйя!»
Я пытаюсь распознать в его голосе нотки глумления, но, кажется, он говорит искренне, и я даже слышу легкое всхлипывание в его углу.
Наконец стрелки часов показывают полпятого. Под фотографией Бьёрна значится: в сети 1 ч. назад. То есть он был онлайн вплоть до того момента, когда я начала читать сводку полиции. Может, они снова поссорились и ему просто нужно немного сочувствия, нужна жилетка, чтобы поплакаться. Бьёрн однажды признался, что у него бывают фантазии о медсестрах. Не таких, как обычно показывают в порнофильмах, а более зрелых, умудренных опытом, чтобы они мыли его и ухаживали за ним.
– С такими извращениями я еще не сталкивалась, – сказала я на это и поведала ему о своих фантазиях: я такая маленькая, что помещаюсь в его нагрудный карман, где я греюсь и сплю, слушая удары его сердца сутки напролет.
Я захожу в столовую и включаю кофемашину. Ранним субботним утром шансы столкнуться с кем-то стремятся к нулю, а если кто-то и появится, то всегда можно сослаться на то, что, мол, я была в городе и мне не удалось найти такси. Именно так я и скажу, если кто-то спросит.
Когда я возвращаюсь в кабинет, закидываю ноги на стол и ставлю горячую чашку с кофе на колени, мне хорошо и спокойно.
Да, мне хорошо, думаю я, ведь Туре в кои-то веки молчит.
Спокойствие разливается по телу, разрастается с каждой минутой, и ничего не мешает мне, ведь я не отвечаю ни Бьёрну, ни Акселю, ни Гру.
Надо сказать, что последние двое не выходили на связь со вчерашнего дня, тогда как сообщения от Бьёрна продолжают приходить. Последний раз он написал, когда я вышла в столовую за кофе, оставив телефон в кабинете. Я проделала путь до столовой,
- Незримые - Рой Якобсен - Русская классическая проза
- Том 26. Статьи, речи, приветствия 1931-1933 - Максим Горький - Русская классическая проза
- След в след. Мне ли не пожалеть. До и во время - Владимир Александрович Шаров - Русская классическая проза
- Новый закон существования - Татьяна Васильева - Периодические издания / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Ночь, с которой все началось - Марк Леви - Русская классическая проза
- Воскресенье, ненастный день - Натиг Расул-заде - Русская классическая проза
- Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Светлое Христово Воскресенье - Лев Толстой - Русская классическая проза
- Сахарное воскресенье - Владимир Сорокин - Русская классическая проза
- Беглец - Федор Тютчев - Русская классическая проза
- Очень хотелось солнца - Мария Александровна Аверина - Русская классическая проза