Через три войны. Воспоминания командующего Южным и Закавказским фронтами. 1941—1945 - Иван Владимирович Тюленев

воды, обрушив его на наступающих. Цепи остановились.

– Вперед, только вперед! – подавал я команду.

Мы прошли форт, другой, подошли к Кроншлоту и Константину на окраине Кронштадта, преодолели в беспорядке расставленные проволочные заграждения. Две роты обошли форт справа и слева и ворвались в него.

Силы противника на этом участке были небольшие, и он отступил. Я донес в штаб Южной группы, что форт Кроншлот занят 237-м полком и отрядом питерских коммунистов.

Но вот во второй половине дня противник подтянул против полка свои резервы и перешел в контратаку. Началась рукопашная схватка. Форты по нескольку раз переходили из рук в руки. Мятежники продолжали подтягивать резервы и снова контратаковали нас.

Как бы героически ни сражались красноармейцы, удержать даже форт не представлялось возможным. Очень уж были у нас большие потери, связь нарушена, резервы исчерпаны…

Впоследствии П.Е. Дыбенко очень точно восстановил в памяти эти незабываемые часы штурма.

«В 2 часа 15 минут на лед вступили последние резервные полки. В штурмовых колоннах рядовыми бойцами идут впереди делегаты X съезда партии. Момент грозной развязки приближается. Нервы напряжены. Слух невольно ловит каждый звук.

В 4 часа 30 минут на левом фланге, возле фортов, сухо и как-то растерянно затрещал одиночный пулемет. Это полк Тюленева, в котором накануне часть бойцов подняла восстание и пыталась соединиться с кронштадтцами, сегодня жесткой рукой, выбросив из своих рядов изменников и предателей, с неимоверным энтузиазмом атакует форты мятежников. Еще минута, и треск десятка пулеметов и дружные залпы винтовок разорвали царившую до того тишину.

Как бы сорвавшись с железной цепи, загрохотали пушки мятежников. Где-то далеко пронеслись крики «ура!», и снова, как бы затаив дыхание, все замерло…

Телефоны не работают. Временные порывы связи. Одна за другой сметены контрольные станции, а вместе с ними и беззаветные герои-связисты. Зловеще свистят и рвутся в бешеном водовороте снаряды, сотнями воронок покрылся лед.

Дружные залпы стрелков, крики «ура!». Снова заработали телефоны. Геройски погибших связистов сменили другие. Уже сотни храбрецов легли мертвыми на подступах к Кронштадту. Их холодные трупы покрыты белыми халатами…

Полк Тюленева геройски, в неравном бою, дравшийся в течение часа, понес потери… Буденновец Тюленев, сознавая свою величайшую ответственность и учитывая усиливающийся бой за овладение Петроградскими воротами, еще раз пытается перейти в контратаку, но некому вести бойцов в бой. Нет командного состава – перебит. Нет штаба и даже нет посыльных».

Да, это действительно было так.

С разрешения штаба Южной группы полк был отведен и переброшен в распоряжение сводной дивизии Дыбенко, которая захватила площадь и вела бой в центре Кронштадта.

Окончательный удар деморализованному противнику нанесли кавалеристы, несшиеся по льду галопом со стороны Ораниенбаума. Кто-то из мятежников истерически завопил:

– Братцы, спасайся! Конница Буденного!..

Только к 7 часам вечера бой стал стихать. Мятежники, особенно их главари, поняв, что сражение ими проиграно – Кронштадт снова будет советским, и на этот раз навсегда, – бежали в Финляндию.

Всю ночь мы продолжали очищать город от мятежников.

18 марта бои в городе закончились. Весь гарнизон мятежников, захваченный в городе, был обезоружен. Участники штурма – делегаты X партсъезда и высший начальствующий состав частей и соединений – собрались в бывшем Морском собрании. Ворошилов, принимавший непосредственное участие в бою, едва не погибший под пулеметным огнем (рядом с ним был ранен его порученец Хмельницкий), огласил доклад Центральному Комитету.

18—19 марта шла проверка поредевших рядов подразделений – участников штурма. Мы в своем 237-м полку недосчитывали свыше половины бойцов. Многие погибли смертью храбрых, другие были ранены и эвакуированы в госпиталь. Штаб полка срочно составлял донесение о потерях, а также реляции о бессмертном подвиге красноармейцев.

Временное командование Кронштадтской крепостью было возложено на П.Е. Дыбенко. Имея большой опыт службы во флоте, а также в сухопутных войсках, где ему в годы Гражданской войны пришлось командовать крупными соединениями, он вместе с партийной организацией быстро восстановил нормальную жизнь в гарнизоне и в городе.

И вот мы сидим с ним рядом в штабе, его товарищи: Иван Федорович Федько, Семен Урицкий, Юрий Саблин и я, а Дыбенко делится с нами последними сведениями о мятежниках.

– Основная масса принимавших активное участие в мятеже осталась в городе. Они сознают вину перед Советской властью и обещают честным трудом искупить свою тяжелую вину.

Часть повстанцев, наиболее матерые контрреволюционеры, убежали в Финляндию. Жаль, – продолжал Павел Ефимович, – что нам не удалось захватить главарей Козловского и Петриченко. Эти «идейные» вожди мятежников не постеснялись увезти большую сумму денег из советской казны. Кое-кто из сподвижников этих негодяев хотел взорвать линкоры «Севастополь» и «Петропавловск», уже заложили под орудийные башни пироксилиновые шашки, но старые моряки поймали преступников. Команда «Севастополя» арестовала своих офицеров и отправила в Петроград радиограмму: «Сдаемся». А утром 18 марта сдался и линкор «Петропавловск»…

Замечу в скобках, что подлинный облик царского генерала Козловского, под командованием которого бессмысленно гибли в Кронштадтском мятеже обманутые матросы и солдаты, мы узнали несколько позднее из беседы одного белогвардейского журналиста, который присутствовал на опросе Козловского в Финляндии.

– Как и когда вы ушли из Кронштадта? – спросили у генерала.

– Видите ли, – ответил Козловский, – вечером 17 марта как будто уже стало тихо. Коммунисты, должно быть, готовили новую ночную атаку большими силами. Раз уж мы днем не смогли защищаться, то ночью и подавно. Звоню в штаб – никого нет. Звоню в Ревком – тоже никого. Ну, думаю, теперь пора. Взял с собой на дорогу продукты и 20 тысяч советских денег. А знаете, некоторые по 200 тысяч захватили. У меня столько не было…

Вот они, «герои», пытавшиеся «спасти» Россию.

Мы долго засиделись у Дыбенко за дружеской беседой. На фоне кронштадтских событий всплыли воспоминания недавно минувших дней Гражданской войны. А ведь мы все были их непосредственными участниками.

Иван Федорович Федько рассказывал о том, как он с помощью коммунистов развернул вооруженную борьбу против банды татарского военного диктатора Крыма – Джафара Сайдамета, который при помощи интервентов поднял мятеж в Крыму против Советской власти.

– А это было на Северном Кавказе, – продолжал вспоминать Федько. – Здесь нам пришлось столкнуться с авантюристом, бывшим командующим Сорокиным, который вообразив себя «стратегом» и «общественным деятелем», 21 октября 1918 года расстрелял в Пятигорске членов Президиума Северо-Кавказского ЦИК и пытался установить свою диктатуру. Сорокин отказался выполнить приказ Сталина и Ворошилова, в котором указывалось вой-'6 скам, действующим на Кавказе, двинуться к Царицыну для совместного разгрома белогвардейских войск генерала Краснова. Необходимы были срочные меры.

В станице Невинномысской собрался второй чрезвычайный съезд Советов и делегатов фронта Северо-Кавказской республики. Съезд квалифицировал действия Сорокина