Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Дорогой друг,

Я договорился сегодня о встрече генерала Рампона с наркомом, членом Комитета по военным и морским делам Подвойским. У меня была возможность предварительно показать генералу некоторые из моих записей. В том, что касается сути, мы с ним согласны. Он знает Россию, ее солдат, ее крестьян. Он антисоциалист. Но его глубокая неприязнь к большевистскому режиму не мешает ему признавать, что он закрепился значительно прочнее, чем продолжают думать союзники, что он будет существовать еще не один месяц, что нет никакой силы, которая бы в ближайшее время была способна свергнуть его и взять власть. Как солдата, как француза брестские переговоры приводят его в отчаяние. Он понимает, что Россия огромными шагами идет к миру, что мы одни можем ее от этого оградить с помощью единственного средства, которое у нас есть: военное сотрудничество с большевиками. Он из тех немногих людей, кто осознает здесь необходимость такого шага. Потому что он один из тех немногих, кто понимает, какой ужасной катастрофой для Антанты обернется мир на Востоке. Не говоря уже о будущих перспективах, которые Брестский мир откроет Германии, он сразу же позволит ей значительно увеличить свои силы на Западном фронте, иначе говоря, если смотреть на эту ситуацию с оптимизмом, — предоставить ей возможность бесконечно продолжать войну за наш счет. Если мы не добьемся полной победы, если нам придется довольствоваться на Западе status quo bellum[31], даже если нам удастся вернуть Эльзас-Лотарингию, — это все равно будет означать почти полное исполнение пангерманского плана. Германия, располагающая отныне неистощимыми ресурсами, вполне сможет после короткой передышки приступить к осуществлению своей мечты о мировом господстве. Так что нужно помочь России. И помочь быстрее. Генерал, кстати, считает, что время уже упущено, что период колебаний был слишком долгим, что мы дали анархии в России зайти слишком далеко. Тем не менее он не теряет надежды.

Петроград. 21 янв. (3 февр.)

Дорогой друг,

Коллонтай празднует победу. Ей удалось подписать проект декрета о разделении церкви и государства и об отмене церковного бюджета {110}. Многие наркомы опасаются, как бы эта мера не вызвала новые трудности у правительства, чья непрочная власть и без того наталкивается на многие препятствия, и как бы религиозная война не добавилась к мировой и гражданской. Коллонтай напомнила о принципах и убедила осторожных. Как бы глубоко религиозным ни был русский, он с невеликим почтением относится к своим священникам, грубым и алчным. Попы и монахи наперегонки грабят крестьянина, ведут праздную, разгульную жизнь, требуют от трудящегося человека всевозможных десятин и оброков. Если народ увидит, что церкви и культовые предметы уважаются, что церковные служащие не подвергаются грубому обращению, что огромные монастырские замки розданы крестьянам, он не будет активно протестовать. Священнослужители тем не менее не будут довольны и не махнут рукой на этот декрет. До сего времени они были уверены в своей неприкосновенности. Они считали, что никакое правительство не посмеет посягнуть на их мощное сообщество. Поэтому они открыто и не выступали против нового режима. Очевидно, что их кампания оппозиции новому режиму станет отныне более активной.

Петроград. 22 янв. (4 февр.)

Дорогой друг,

Долгий разговор с Лениным. Забастовки в Германии, похоже, кончились. Очевидно, в них не было ни того размаха, ни той революционной силы, которые некоторые хотели в них видеть, и они закончились, не успев оказать на брестские переговоры влияния, на которое рассчитывали. Конечно, это признак недовольства, с которым германским империалистам придется считаться, но сила слишком мала, а опасность слишком далека. Нужно ожидать ужесточения германских притязаний. Россия не слушается руля, не может реорганизоваться одна. Союзники продолжают притворяться глухими, когда большевики неофициально обращаются за поддержкой, которую они не могут просить официально, пока не получат гарантии, что она будет им оказана. Ленин надеется, что жест перемирия будет сделан, что большевистской России будет протянута рука межсоюзнической конференции в Париже. Он убежден, — об этом мне уже говорил Троцкий, — что буржуазная Украинская Рада, эта верная союзница Антанты, ведет секретные переговоры с Германией. Теперь она всего лишь непрочное правительство, уже свергнутое большевистской Радой, которую Советы стараются ввести в брестские переговоры, но немцы не покинут своих сообщников и будут продолжать выполнять договор, подписанный низложенным кабинетом. Долго ли еще сможет сопротивляться Германии раненая, изуродованная германо-украинским миром, лишенная своей богатой житницы Россия? Сгущаются тучи на Дальнем Востоке. Алчная Япония показывает зубы. Под предлогом волнений в Сибири японский премьер-министр дает понять, что в скором времени может потребоваться вооруженная интервенция. Если они осуществят свою угрозу, — как далеко пойдут японские империалисты, столь же ненасытные и бессовестные, как их германские кузены, с которыми они связаны если не фактическими, то, по крайней мере, сердечными узами!

Похоже все-таки, что румынским наступлением в Бессарабии руководят французские офицеры.

Как безоружная Россия, преданная Украиной, под угрозой Японии, завоеванная Румынией, брошенная на произвол судьбы своими бывшими союзниками, будет сопротивляться Германии? Какого результата следует и ожидать от этого сопротивления и как, кстати, его организовать?

Разрыв на переговорах при нынешнем состоянии русского фронта вызовет быстрое продвижение противника, захват новых земель, огромных трофеев, падение Советов.

Что ж останется, если не мир, мир ненадежный, в тени которого воспрянут силы германофильского и антидемократического царизма?

Тем не менее Ленин считает, что эта передышка позволит правительству Советов укрепиться внутри страны, подготовить экономическую и военную реорганизацию, для которой нужно время, много времени.

Россия не погибнет. Понесенное ею чудовищное унижение еще больше всколыхнет народ. Если международная революция вскоре не исправит допущенную против России несправедливость, она, придет время, поднимется одна. Сейчас для большевизма главное — спасти революцию, удержать власть народа до того дня, когда европейские пролетарии решатся последовать ее примеру. Для этого нужно жить. А чтобы жить, нужно заключить мир, поскольку союзники не дают России средств продолжать войну.

Петроград. 23 янв. (5 февр.)

Дорогой друг,

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});