Пылающие сердца - Джоанна Линдсей

Но не прошло и часа, как ее снова Неожиданно стиснули в объятиях. Чьи-то руки обхватили ее сзади за талию и нежно сжали. На мгновение ее обуяла паника, которая тут же сменилась негодованием оттого, что у них хватает наглости снова приставать к ней. На этот раз рядом были и слуги, и сама Дарель, которая, нахмурившись, с нескрываемым изумлением следила за происходящим.

– С тобой все в порядке?

Кристен показалось, что ее одновременно бросало к жар и в холод. Мысли спутались у нее в голове. Это Ройс обнимал ее, и в его голосе явно прозвучала забота. Ройс, который всегда усиленно делал вид, будто не замечает ее, который только вчера на этом самом месте, обращаясь к ней, притворялся, что даже не смотрит в ее сторону! И сейчас он обнимал ее на Глазах у всех! Этого она никак не могла понять.

– Вы с ума сошли, милорд?

Она обернулась, чтобы посмотреть, не пьян ли он. Он хмурился и казался таким же сбитым с толку, как и она.

– Я задаю тебе совершенно уместный вопрос, а ты отвечаешь мне дерзостью. Конечно же, я не сошел с ума. Может быть, это ты лишилась рассудка?

– Я уже сама начинаю сомневаться в этом, - раздраженно ответила она. - Ты сознательно проявляешь ко мне подчеркнутое внимание, хотя прежде никогда этого не делал. Разве ты не понимаешь, что все за нами наблюдают?

Ройс принялся осматривать зал поверх ее головы. На мгновение его глаза встретились с глазами Дарель, он заметил, что его поведение привело ее в ужас, но не позволил, чтобы это смутило его. Потом снова посмотрел на Кристен. Его руки все еще крепко обнимали ее за талию.

– Мне надоело притворяться, будто ты мне безразлична, из опасения вызвать разговоры, - просто сказал он. - Если бы Ида не была с тобой сегодня утром… Никто другой на ее месте не сделал бы того, что сделала она. Пора им всем узнать, как много ты значишь для меня. Если бы я мог, то поставил бы на тебе клеймо. Я повесил бы у тебя на груди дощечку с надписью, если бы придворные Альфреда умели читать. Никто больше не усомнится в том, что ты находишься под моим особым покровительством. Если я должен своими действиями дать им понять это, пусть будет так.

Она не могла поверить в то, что услышала.

– Но почему? Я всего лишь простая рабыня.

– Не нужно скромничать, женщина, - резко оборвал он ее, - Ты сама знаешь, что занимаешь особое место в моей жизни.

– На время?

– На время.

Если бы они были одни, она оттолкнула бы его от себя за то, что он без малейшего колебания ответил именно так. Но Кристен не могла забыть, что за ними следят столько глаз. Она решила, что не стоит демонстрировать такое непочтительное отношение к человеку, который считается ее хозяином. Не ради себя, а ради него. Только с какой стати она должна щадить его гордость, Кристен и сама не знала.

– Я уверена, что у вас очень много работы, милорд, так же как и у меня, - сухо сказала она.

Он понял, что она больше не желает разговаривать с ним, но не обратил на это ни малейшего внимания, хотя все же выпустил ее из своих объятий.

– Клянусь, я никогда не смогу понять тебя. Любая другая женщина принялась бы плакать, жаловаться на нанесенное ей оскорбление и требовать наказания для виновных. Но ты даже не упомянула о случившемся. Более того, ты обвинила меня в том, что я сошел с ума, когда я поинтересовался, все ли в порядке с тобой.

Кристен улыбнулась, потом не смогла удержаться от смеха.

– Так вот в чем дело? Ты переполошился из-за того, что произошло сегодня утром?

– И ты нисколько не расстроена случившимся?

– С какой стати? Мне же не причинили вреда. Ее поведение настолько отличалось от того, что он ожидал увидеть, что Ройс даже разозлился. Он бросился сюда, намереваясь утешить ее, поклясться ей, что отомстит за нее, а она отнеслась ко всему случившемуся с таким безразличием! Когда Олден рассказал ему обо всем, первым его желанием было пригвоздить Элдреда к стене за то, что тот пытался сделать. Возможно, он так и поступил бы, если бы в тот момент Элдред попался ему на глаза. Но сильнее его ярости была тревога за Кристен, которую она так презрительно отмела.

– Может быть, ты все еще не поняла, что было совершено преступление, - сурово сказал он.

– Против рабыни? - насмешливо спросила она, вспомнив о том, как он сам говорил ей, что у нее нет никаких прав.

– Против человека, которому ты нанесла увечье. Она насторожилась, ее яркие аквамариновые глаза приобрели холодный стальной блеск.

– Какое преступление? То, что я защищала себя? Ты смеешь называть это преступлением?

– Не я. Закон. Раб может носить оружие только по особому разрешению своего господина. Раб не может ни на кого нападать, особенно на лиц высокого происхождения. За нападение на дворянина даже свободный человек должен платить огромный штраф, а что касается раба…

– Так вот почему ты считал, что я должна быть расстроена? - продолжала насмехаться она. - Меня повесят за то, что я пыталась защищаться?

– Не говори ерунды. Мне, как твоему господину, придется заплатить штраф, и конечно же я это сделаю. Просто я хочу, чтобы ты поняла всю серьезность этого происшествия вместо того, чтобы отмахиваться от него, как от несущественного эпизода.

– Я не стану благодарить тебя, - грубо сказала Кристен. - Мне не нравится сама мысль о том, что этой свинье будут еще что-то платить. У меня на родине все эти негодяи давно были бы уже мертвы за то, что пытались сделать со мной.

– Ты не можешь рассчитывать, что здесь с тобой будут обращаться так же, как у тебя дома, Кристен. - Эти слова прозвучали почти мягко, поскольку его гнев поостыл после напоминания о том, что она не всегда была рабыней и привыкла к более почтительному обращению. - Мне тоже не нравится, что этому грубияну Рэндвульфу еще причитается награда, и я позабочусь о том, чтобы он еще немного пострадал за свой вергельд.

Вергельд - это было количество шиллингов, в которое, согласно закону, оценивался каждый свободный человек в зависимости от его общественного положения. Это была сумма, которая выплачивалась человеку, если ему нанесли увечье, или человеком, если он сам нанес кому-то увечье. В Уэссексе существовало всего три уровня различия, согласно которым устанавливался вергельд: двенадцать сотен шиллингов за короля и членов его семьи, шестьсот шиллингов за особ знатного происхождения и двести шиллингов за керлов. Рабы вовсе не имели вергельда, но их стоимость была приравнена к восьми головам рогатого скота.

Кристен знала все это благодаря Иде. Ей было известно, что полный вергельд выплачивался за убийство, а меньшие суммы - за нанесение телесных повреждений. Более того, согласно закону, за определенные увечья устанавливалась определенная сумма. Кристен подумала, что за сломанное ребро, которое на какое-то время ограничивает возможности пострадавшего, придется заплатить довольно приличную сумму, как и говорил Ройс, особенно учитывая, что размер полного вергельда для дворян был установлен в шестьсот шиллингов, а большинству людей эта сумма могла показаться баснословной.