От Рима до Милана. Прогулки по Северной Италии - Генри Мортон

Относительно этой сцены имеются разные толкования. Одна теория состоит в том, что незнакомец — посол, прибывший из герцогства Вюртемберг, чтобы просить руки Барбары Гонзага, в то время девушке было семнадцать лет. Другое предположение: картина изображает примирение Лодовико со старшим сыном Федериго, после того как молодой человек уехал в Неаполь. Хотя теория эта и сомнительна, но интересна как пример интриг, постоянно сопровождавших жизнь в Италии. Рассказывают, когда речь зашла о заключении брака Маргариты из Баварии с Федериго, молодой принц пришел в ужас от внешности и манер баварцев. К тому же он услышал, что Маргарита была низенького роста, толстая и не знала ни слова по-итальянски. Он тут же бросился наутек, а вместе с ним и шестеро человек свиты. По дороге в Неаполь группу ограбили, и они остались без гроша. Так как Федериго скрывался под чужим именем, он не мог ни к кому обратиться за помощью. Он поселился в бедной части города, а когда заболел, шесть его компаньонов стали носильщиками и разнорабочими, лишь бы поддержать своего принца. Вскоре его обнаружили и заставили вернуться домой. Сделано это было благодаря матери принца — Барбаре Бранденбургской. Она разослала по всей Италии запросы о «семи мужчинах из Ломбардии». Остается лишь сказать, что Федериго, в конце концов, женился на Маргарите Баварской. Оказалось, она — приятная молодая блондинка. Мне кажется, вряд ли какая-нибудь семья захотела запечатлеть на стенах супружеской комнаты историю о несговорчивом женихе.

Другая сцена не вызывает таких споров. На ней представлено событие 1472 года: прибытие из Рима Франческо, первого Гонзага, получившего красную шапку. Гордый маркиз Лодовико, облаченный в охотничье платье, выехал поприветствовать сына. Рядом с ним старая собака, та самая, что изображена на другой картине. Другие члены семьи стоят возле двух главных фигур под раскидистым деревом. На заднем плане — дорога, она то исчезает, то снова появляется, устремляясь к сияющему городу. Возможно, это Рим. На картине представлены три поколения маркизов Мантуи: Лодовико, сын его Федериго и внук Франческо. Хотя ребенку здесь всего шесть лет, его можно узнать по густой шевелюре и выпуклому лбу. Его коленопреклоненная фигура в рыцарском облачении есть и на картине «Мадонна Победы». Эксперты разглядели и других персонажей в этой группе, включая автопортрет художника. Есть и другие фрески, включая ту, где изображены знаменитые боевые кони Мантуи и шотландские борзые.

Я пошел посмотреть на массивный летний дворец Гонзага. Называется он странно: Палаццо дель Те. Может, это оттого, что аллеи, которые ведут к нему, имеют форму буквы Т? А может, оттого, что здесь много tigli? Так по-итальянски называются липы. Фрески покрывают стены и потолки сплошным ковром, но больше всего мне понравились лошади, изображенные в натуральную величину: две гнедые, три серые и одна вороная. Два фаворита конюшни с голубыми плюмажами стоят по обеим сторонам камина. Приятно, что память о знаменитой конюшне Гонзага осталась в веках. Животные изображены в профиль, чтобы зритель мог оценить их стать. Жить в такой комнате трудно, а вот в Нью-маркете[49] этим фрескам самое место.

10

Среди самых активных корреспондентов Изабеллы был Франческо Кьерикати. В качестве нунция он жил в Англии с 1515 по 1517 год. В мантуанских архивах хранятся письма, в которых автор описывает Уайтхолльский дворец. Королю Генриху VIII было в то время двадцать четыре года. Тот, кто составил себе мнение об эпохе Тюдоров исключительно по кинофильмам, думает, что тамошние монархи в одежде из бархата и атласа садились за стол и, словно голодные дикари, рвали мясо на части. Тем более приятно прочесть о впечатлениях очевидца, культурного человека, вращавшегося в высших кругах ренессансного общества. Предубеждения его мигом развеялись: Англия не только не была страной варваров, но оказалась богатым и культурным государством. Королевский двор отличала элегантность, любовь к наукам и искусствам. Нунций не мог не восхищаться Генрихом VIII: он ценил его как мудрого правителя, нравились ему и красивая наружность короля, и умение поддержать светскую беседу, любознательность, эрудиция и увлечение искусствами. Как-то раз, когда он провел воскресенье в компании короля, Генрих сказал, что гордится тем, что в его конюшне есть мантуанские лошади. В другой раз нунция пригласили на торжества в посольство по случаю приезда делегации от императора Карла V. Возглавлял делегацию граф Жак Люксембург. Генрих появился в золотом королевском одеянии, сшитом по венгерской моде, а таких красивых золотых цепочек и воротников, какие были у английских аристократов, нунций еще не видел. В последующие дни банкеты послам устраивали король, кардинал Уолси и лорд-мэр Лондона. Однажды Генрих пригласил послов и нунция на частный обед в апартаменты королевы.

«Это, как мне сказали, был исключительный случай, — писал Кьерикати Изабелле. — Король сам пел, играл на различных инструментах, проявив при этом исключительные способности. Затем танцевал, заставил танцевать графа и подарил ему отличную лошадь с богатой сбруей и камзол из золотой парчи, стоивший семьсот дукатов». Кульминацией недельных празднеств стал турнир. Происходил он, по словам Кьерикати, на площади, которая «в три раза больше площади Святого Петра в Мантуе. Окружена она была амфитеатром, в котором сидели тысячи зрителей. По обе стороны ристалища стояли огромные павильоны с золотыми занавесками». Из одного павильона выехал на коне Генрих. На нем была мантия из белого Дамаска, расшитая тюдоровскими розами, выполненными из рубинов и бриллиантов. За ним на белых скакунах следовали сорок рыцарей. Упряжь на лошадях была из серебра. В тот же момент из противоположного павильона выехал герцог Суффолк в сопровождении такого же отряда рыцарей, и «когда он сошелся с королем в единоборстве, нам казалось, что мы видим перед собой Гектора и Ахилла». После поединка король, сняв облачение, предстал перед присутствующими в синем бархатном костюме, расшитом золотыми колокольчиками. В сопровождении двадцати четырех пажей он «подъехал к королеве на очень высокой белой лошади, которая под ним так и гарцевала. Попробовав одну лошадь, король вернулся к павильону и пересел на другую».

Банкет, устроенный в королевском дворце, поразил Кьерикати своим великолепием. Рыба всех сортов, мясо, птица и дичь. Все блюда приносили слуги, которых нарядили в костюмы, представлявшие различных животных — слонов, пантер, тигров. Нунция привели в восторг желе, которым придали форму замков, церквей и животных. «В заключение, — добавил он, — достопочтенная госпожа, могу сказать: в Англии есть все богатство и восторги мира. Те, кто называет англичан варварами, сами варвары! Мы видим здесь великолепные костюмы, редкие достоинства и замечательное обхождение. Но лучше всех этот непобедимый король, наделенный столькими выдающимися достоинствами, что он, как мне кажется, превосходит всех, кто носит в наше время корону. Благословенна и счастлива страна, которой управляет столь достойный и отличный монарх! Я предпочел бы жить под его милостивым владычеством, нежели наслаждаться самой большой свободой в республиканском государстве!»