Драконовы земли - Kuras

родичей территориальные животные, и если на присвоенных землях начинает жить новая особь, то это действует на нервы, даже если эта особь прямой родственник. Некоторые драконы живут небольшими, до двадцати голов, стаями, например морские и лавовые, но даже в них они выдерживают кое-какое личное пространство. К тому же, мать со своей опекой, коей не было на протяжении четырёх лет, может мешать установленным ранее порядкам и образу жизни драконят. А они должны расти быстро и без препятствий: примерно лет через восемь станут самостоятельными и начнут искать себе свои земли, чтобы обосноваться там. Это неизбежно и правильно. К тому моменту охотничьи угодья Трефалкира не смогут прокармливать пять взрослых драконов, да и сам он перестанет испытывать эту трогательную необходимость в заботе о сыновьях. Такая модель позволяет драконам постепенно расширять свою территорию и доминировать над прочими видами. Если бы детёныши не высиживались два года, а потом первые пять лет не были бы самыми уязвимыми в их жизни, то, вероятно, драконы уже распространились бы на весь мир. К тому же, ещё и недавно прошедшая война нанесла значительный урон по численности популяции многих остальных существ. Азайлас уронила голову обратно на землю, вытянув шею. В сомкнутых глазах заблестели слёзы радости, облегчения.

— Вот как. Я знала, что ты сможешь за ними присмотреть. Какие они, Трефалкир?

— Они прекрасные и такие разные, моя Азайлас, — тёмно-зелёный дракон осторожно, чтобы не потревожить её измученное тело, лёг рядом с ней. — Я дал им подобающие имена. Сардолас, Фангрэнэ, Бэйлфар. Они вырастут сильными и умными драконами.

— Коготь грома? — драконица спросила, слабо посмеиваясь.

— Да, — гордо ответил чернокнижник, — в твою честь, мой коготь белого льда. Он вырастет таким же сильным, крепким, как и ты.

— Мне уже не терпится их всех увидеть, — самка тяжело задышала, раздувая небольшие ноздри, очевидно её изнутри скручивал новый приступ боли.

— Мы скоро отправимся на юг, я оставил их под присмотром Нивервира.

Дракон вовремя оборвал себя, чтобы не затрагивать тему времени. Он сам не знал сколько дней прошло с тех пор как он покинул Скрытую Долину. Истекли ли установленные им две недели или же нет. Это заставляло его тревожиться, и лучше Азайлас не чувствовать его неуверенность, только не сейчас, только не в такой обстановке. Пускай спокойной, но не совсем надёжной. И Трефалкир не мог точно сказать, когда они вдвоём прибудут в безопасную Долину и увидятся с детёнышами. Поэтому решил избежать большей конкретики в этой теме.

— Ты выглядишь очень измотанным, любимый мой, — заметила драконица, приоткрыв один глаз.

— Это пройдёт, — уверил он её, не беспокоясь о себе, — мне нужно успеть восстановить одну заднюю лапу до того как лёд истает и потеряет форму.

— Он уже тает, — самка опустила сине-белые веки, — во всяком случае, тот, что внутри. Если бы холод и стихия не тронули бы кости, то начался бы обратный процесс, но для лап уже слишком поздно.

Трефалкир приподнялся на предплечьях и с тревогой оглядел ледяные конечности. Сейчас у него просто не хватит магии, чтобы продолжить работу. Они пока источали холод и вроде не таяли, влажного блеска не было заметно. А вот у живота виднелась тёмная земля, впитывающая воду.

— Я займусь этим как только смогу, — он вернулся в лежачее положение и смотрел прямо на её морду, разглядывая все изгибы, пластинчатые наросты, — сейчас обоим нужно поспать и набраться сил.

— Ты можешь полететь на охоту, — спокойно отметила Азайлас, — быстрее восстановишься.

— Я не оставлю тебя ни на минуту, — сразу отрезал дракон, фыркнув и прищурив тёмно-оранжевые глаза, — не сейчас. Или ты голодна?

— Нет, я пока не чувствую ничего такого, только поломанное тело. Это нормально, не переживай, — поспешила она успокоить его, затем попыталась переубедить. — Вряд ли здесь кто-то захочет мне навредить в твоё отсутствие.

— Я не буду рисковать лишний раз. Только не теперь, когда вернул тебя.

Земляной дракон встал на четыре лапы, потянулся, расправил оба крыла, свернул их. За всё это время самка практически не сдвинулась, лишь тяжело и мерно дышала. Сил переубеждать Трефалкира у неё не было. Да и голову начинало кружить, что только спутывало идущие сигналы боли по остававшемуся телу, делая их невыносимыми. Боком она чувствовала жёсткую землю, но сменить позу не смогла бы. Она попыталась вспомнить, с какой стороны от северных пиков находится этот небольшой безжизненный, бесснежный участок. Не получилось. Драконица слышала, как её спутник обходит вокруг неё и ложится к её спине, почувствовала как он вновь заботливо накрывает её крылом.

— Нам нужно поспать, — дракон вытягивает шею параллельно её шее и устраивается ко сну, — завтра я восстановлю тебе заднюю лапу, и мы перелетим в ближайший лес.

Азайлас, уже чувствуя, как проваливается в небытие, лишь что-то пробурчала в знак согласия. Близость земляного дракона действовала самым благоприятным образом, успокаивала, казалось, даже ослабляла боль и позволила ей скорее уснуть. Даже в таком ужасном состоянии казалось, что можно так пролежать рядом с ним вечность.

На следующий день высокое небо заволокло туманными, густыми облаками. Сквозь их пелену ровным, золотым диском просвечивало солнце. Но иллюзия того, что они находятся в глубокой чаще или на дне озера, пропала. Азайлас просыпалась несколько раз за прошедший день и ночь, первые моменты терялась в пространстве и не могла понять, где находится. Несмотря на смятый сон, с утра ей было каплю лучше. Во всяком случае, новой лапой она шевелила уверенней. У Трефалкира же вид остался измождённым, но он как только проснулся, не тратя времени, принялся за работу над второй конечностью. Это заняло долгих шесть часов. Драконица стойко терпела болезненный процесс отращивания задней лапы, лишь иногда в судорогах подрагивало целое крыло, да сжимались когти. Погода продолжала портиться, с востока, откуда они прибыли, надвигалась снежная туча. Поэтому когда чернокнижник закончил восстанавливать лапу, то, не давая себе передышки, взял Азайлас всеми четырьмя лапами и молча полетел на юг, где по его прикидкам они смогли бы найти лес, а следовательно и еду. Возвращение в более тёплый и яркий мир носило и символичный характер — они отступали от опасных снежных гор, и жизнь возвращалась в правильное русло. Через три часа лёта пейзажи стали меняться, становились более живыми, и вскоре самец решил сделать перерыв. Они опустились к редкими, лысоватыми соснам, упрямо цеплявшиеся корнями за скудную почву. Там от смены температур лёд на теле Азайлас начал трескаться и таять, благо это было неопасным для самки. Она пыталась шевелить новыми лапами, каким-то образом ей удалось приподняться и сесть. Самка