Такова спортивная жизнь - Дэвид Стори

Несмотря на моросящий дождь и холод, трибуны были черны от зрителей. Мы, чистые и аккуратные, выстроились в круг посредине поля и начали перекидываться мячом — на фоне зеленой травы наши красные рубашки с вертикальными синими полосами и белые трусы казались особенно яркими.

Плюмаж пара, ослепительно белый на фоне серого неба, отделился от края охладительной башни и медленно проплыл над стадионом. Из устья туннеля выбежал человек в белой рубашке с горизонтальными красными полосами. Новая волна рева — стрекотание трещоток, звон, вопли труб, — и красно-белый поток затопил более темную зелень на краю поля. Я поискал глазами пятый и второй номера и посмотрел на их форвардов. Они были совсем молодые.

Фрэнк стоял рядом с судьей и капитаном противника — кривоногим и низкорослым, похожим на Мориса. Они обменялись рукопожатием, бросили монету, и Фрэнк знаком показал, что мы будем играть, как уже стоим.

Толпа снова взревела, предвкушая начало. Морис выбежал, как выбегал уже тысячу раз до этого, и ударил по мячу. Шесть форвардов бросились вперед. Я придерживался прямого направления, зная, что могу создать впечатление мощной атаки, ничего для этого не делая, — игрок, схвативший мяч, побежит наискось к центру и отпасует кому-нибудь из хавбеков.

Он это и сделал, быстро и точно отпасовав своему низенькому капитану, но не успел еще тот забрать мяч, как его чуть не прикончил Морис коротким прямым — он набежал, предугадав их маневр. Капитан лежал неподвижно, зарывшись в грязь, широко раскинув на траве короткие ноги. Судья подошел посмотреть, сильно ли он оглушен, и бросил на Мориса предостерегающий взгляд.

— Давай и дальше так, Морис, — сказал Фрэнк.

Мы построили над этим местом схватку, короткие сильные ноги переплелись, потом налились напряжением. Схватка медленно сдвинулась, Арни пнул в лодыжку, и игрок рухнул. Мяч покатился, мальчишка ловко подхватил его одной рукой и, отскочив в сторону, помчался вперед. Потом длинным пасом послал мяч Фрэнку, который тяжело бежал следом за ним. Громоздкая туша Фрэнка, его медлительность притянули форвардов противника, как магнит. Они бешено наскакивали на него, пока он неторопливо шествовал сквозь их строй. Прежде чем упасть, уступая их одновременной атаке, он мастерски послал мяч в просвет, который сам же и создал. Морис, готовый принять мяч, уже не слышал, как Фрэнк глухо ударился о землю; он прижал мяч одной рукой, коротким точным рывком прорвался к беку и был уже почти на линии, когда прославленный своей быстротой крайний перехватил его и сшиб, точно колос.

Обе команды мгновенно кинулись туда под возбужденный шум на трибунах. Фрэнк стоял за Морисом и схватил мяч, едва он появился между ног нашего первого хава. Сзади набежал я, и Фрэнк передал мне мяч, когда я уже развил полную скорость. Я ударил в стенку ожидающего противника, точно глыба. Они немного подались, но тут же сомкнулись и устояли. Мой затылок вспыхнул тупой болью. Я с трудом принял позу, которая, как мне было известно, могла смягчить удар накатывающихся тел и давала возможность отпарировать чей-нибудь злобный кулак. В моих прижатых ушах отдавались вопль и свист толпы, почти переходившие в одиночные мучительные стоны, а потом я свалился.

Но тут же вскочил и отпасовал. Мяч схватил Арни. Только теперь я понял, какой популярностью он пользуется у зрителей. Когда его свалили словно бы нечаянным ударом, я почувствовал, что его неосторожность доставила мне смутную радость. Я схватил мяч, который он отбросил, и послал его Морису. Мяч перешел прямо к сверхзащищенному крайнему. Тот взял его очень чисто и рванулся вперед — только для того, чтобы вылететь в аут. Толпа недовольно зашумела.

Мы построили схватку, задыхаясь от первой усталости, — над напряженными спинами хавбеков поднимался пар. Я увидел, как между моими ногами прокатилась мокрая дыня, и Морис нетерпеливо схватил ее. Головокружительным финтом обойдя все еще оглушенного капитана, он был перехвачен крайним. Он брыкался, извивался и вдруг, сжавшись в комок, перемахнул через линию.

Толпа завопила и всколыхнулась, как стадо в загоне, как внезапно взбаламученный пруд. Свистки, колокольчики и трубы вплетали свои звуки в животный рев, господствовали над ним. Я подбежал к Морису, хлопнул его по спине, и мы все довольными кучками вернулись на свои места.

Бек промазал по воротам. Над полем пронесся легкий ветер, брызгая дождем. Ослепительное облачко пара заклубилось над стадионом, медленно поднимаясь все выше. Я поглядел на проплешину у моих ног, размокшую и мягкую. Я нагнулся и ласково погладил ее, а когда дождевые капли вдруг изменили направление, посмотрел на такую же проплешину в центре поля. Мяча там не было. Через проплешину бежал тигр, только что по нему ударивший. Я прищурился и в густом воздухе на фоне темного пятна охладительных башен увидел небольшой овальный силуэт.

— Твой, Арт! — крикнул Морис позади меня. Мокрый мяч шмякнулся в мои полусогнутые руки, и я инстинктивно ввинтился в тиски окруживших меня игроков. Упал я очень удачно, и меня прижали к земле. Я не двигался и смотрел, как мяч переходит из рук в руки по полю.

— Давай, давай, Артур! — крикнул кто-то, может быть, позади меня, а может быть, с трибун.

Я машинально последовал за мячом, привязанный к нему невидимой бечевкой. Пожалуй, теперь мне машина не нужна. Моя стала слишком старой и слишком разбитой, а купить новую я уже никогда не смогу.

Я взял мяч и ринулся вперед по середине поля. Я увернулся от двух игроков противника и отпасовал. Прорыв кончился ничем.

Во время вбрасывания я сознательно встал там, куда мяч пойти не мог. Я нервно отдыхал, собственно, совсем еще не устав, и чувствовал себя растерянным. Лодыжки ныли — я слишком туго их перебинтовал. Дексадрин, очевидно, переставал действовать. У меня жало в груди. Сырость проникала в самые кости, неся с собой онемение. Черные, незнакомые лица в полосках кожи или крови, медленные черные ноги, непрерывно движущиеся мимо, сплетаясь, покачиваясь, нанося удары, и все в облачках пара, поднимающегося от кожи, оскверненной грязью, растворяющейся в холодном воздухе.

Я вплотную приблизился к месту вбрасывания и принял мяч. Я побежал широким шагом наискось — толпа это любит.

Я выбрал правый край — более знакомый участок поля, где их крайний к тому же был чуть пониже. Он настороженно поджидал меня, нервно пригнувшись, провоцируя меня пробежать между ним и боковой линией. Я чуть замедлил бег, перешел на носки и двинулся прямо на него. Он снова попятился вбок, по-прежнему пропуская меня вдоль боковой линии. Меня затошнило от его подлых штучек. Я рванулся прямо на него, выставив левый кулак. Я увидел внезапный испуг в его глазах, две выставленные вперед защищающиеся руки, отлетающую назад фигуру, две рваные раны, оставленные в дерне скользящими бутсами. И не увидел, а как-то почувствовал бека, бегущего мне наперерез. Я стал вскидывать колени повыше и сосредоточил все свое внимание на линии.

Раздался мальчишеский возглас Арни, готового принять мяч. Стоило только отпасовать ему, и мы получили бы еще три очка. Я выставил ладонь навстречу голове бека и почувствовал, как слабеет его хватка. Я рванулся вперед и кого-то сшиб, перелетел через него и боком выкатился в аут.

Запах земли, травы… Арни помогает мне подняться. Бурая жидкость бежит из моего носа по губе и просачивается в рот. Арни следит за ней как зачарованный.

— Здорово сделано, Арт!.. Здорово! — твердил мне Морис.

Я наклонился в схватке и смотрел, как мяч вошел, как он вышел. Я распрямился. Раздался свисток. Конец тайма.

Игроки, распростертые и скорчившиеся на массажном столе и на скамье. Слышны отрыгивание и стоны. От подъема не осталось и следа.

— Оглоушь этого сукина сына, когда он зазевается. Займись ногами. Ясно? А голова — уж мое дело…

— Ты видел, как он ударил Моргана в живот?..

— Какого черта, что честно, то честно!..

— В Уэльсе, играя в профсоюзной команде, я получал куда больше, чем тут… И я тебе скажу одно: если…

Они успокаивались. Тепло, запах горячей воды в бассейне и одинокий настойчивый голос Дея вводили раздражение в русло. Фрэнк принес бутылку с водой и прислонился ко мне дымящейся тушей. Он отхлебнул из бутылки, ополоснул рот и сплюнул. Когда я брал у него бутылку, я заметил, что из-под его волос сочится кровь. Она засыхала вместе с грязью на лбу, вокруг глаз и вокруг распухшего носа.

— Как ты, ничего? — спросил он. — А я выдохся. Дернуло же меня работать вчера в ночную.

Раздевалка была стойлом взмыленных лошадей. Дей задавал жару и объяснял, что все шло не так, как нужно. Я раздавил в пальцах ампулу с нашатырным спиртом и сунул ее Фрэнку под нос. Он вздрогнул, поперхнулся, откашлялся и ожил.

На поле мы выходили медленно. Наше вторичное появление было встречено нетерпеливыми и не такими бурными криками, а труба осипла. Мы остановились и стали ждать под дождем команду противника. Оттого, что погода ухудшалась, а темнело рано, толпа по краям трибун немного поредела. Теперь она в основном сосредоточилась на главной трибуне и на крытой трибуне напротив. Где-то в этой черной массе был мой отец. И Джонсон.