Морские террористы - Михаил Нестеров

Они спустились в бар и заняли привычные места — в самом дальнем углу стойки.

* * *

Аранта обедала в гостиной и не могла увидеть вернувшуюся постоялицу. Николь широко открыла дверь и немного постояла в середине холла. Перекинув дорожную сумку в другую руку, она быстро направилась к лестнице и пропала из виду Вильмана и Хаксли.

— Ключ у нее.

— Я знаю. Пошли?

— Да, пойдем.

Они допили виски и поднялись по лестнице на второй этаж.

«Что за ерунда?!» — негодовала Николь, войдя в номер. Ее взгляд везде натыкался на чужие вещи. Через спинку кресла перекинута мужская куртка. На одной кровати валяется полотенце, на другой громоздится кипа журналов. Под креслом... она напрягла зрение и сморщилась, распознав в бесформенной массе грязные носки. Прежде чем выйти из номера и закатить в администрации сцену, Николь поставила сумку на пол и подошла к окну. Но не успела распахнуть раму, чтобы проветрить помещение. Она обернулась на звук открывшейся двери и увидела двух мужчин.

— Извините, — Хаксли шагнул в комнату. — Мы друзья Аранты. Она временно разместила нас здесь. Мы сейчас заберем свои вещи.

Николь не могла обмануться. Она узнала этих людей по фотографиям из их личных дел. Из массива информации она привычно быстро вырвала их имена и короткие данные из досье на каждого.

— Дуг Вильман, — Николь лишь на короткие мгновения потеряла контроль над собой. — Специальная воздушно-десантная служба. 22-й полк, дивизион "А" — действия в джунглях. Девиз: «Побеждает тот, кто рискует». Уволен из полка за профнепригодность в 2001 году. — Николь усмехнулась: — «Красные береты» выдаются лучшим из лучших, но почему-то каждому. Годом позже примкнул к «канчанабурскому союзу» военных отставников, возглавляемому Скипом Зинбергом. На службе Ее Величества, увы, себя никак не проявил. Член преступной группировки Накамуры.

Николь перевела взгляд на Джона Хаксли и назвала его по имени.

— Служил на тяжелом самоходном транспорте-доке «Голубой Марлин». Со службы уволен в 2000 году... Ребята, я пробивала вас на благонадежность. Хотя дело это неблагодарное и бесполезное: ваш «канчанабурский союз» отщепенцев в полном составе вошел в команду «Интерцептора». Что скажете?

Николь впервые, пожалуй, переборщила с «информационными массивами»; на боевиков Шона они произвели обратный эффект. Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность. Николь потеряла ее — потому что была из этой категории людей.

Вильман первым опомнился от кратковременного ступора и выдал очень короткую выкладку на Николь: «Она слишком много знает». Он бросился на женщину и сбил ее с ног. Оседлав ее, Вильман закрыл ей нос и рот своей широкой ладонью и придавил сверху другой рукой.

— Джон! — хрипло выбросил он. — Джон, скотина, закрой дверь!

Хаксли выглянул в коридор и осмотрелся. Прислушался. Тихо. Закрыв дверь, он поспешил на зов товарища, отчаянно призывавшего Хаксли помочь ему. Николь едва не вывернулась из мертвой хватки «красного берета». Хаксли с трудом перехватил ноги женщины и прижал их к полу. Прямо перед ним — широкая спина Вильмана. Его рубашка мгновенно пропиталась потом. Джону казалось, он замешивает непомерно крутое тесто, все сильнее и сильнее надавливая руками, и голова женщины вот-вот сомнется под прессом стальных рук Вильмана. Хаксли видел лишь его спину, и по ногам Николь, которые он взял в тиски своих рук, Пытался угадать ее состояние. Пока ее мышцы напряжены и готовы лопнуть от напряжения.

— Дуг, чего ты телишься?! — Хаксли смотрел на свои руки и видел часы. Может быть, секундная стрелка пошла по второму кругу. — Она дышит, что ли?!

Вильману казалось, он душит мертвеца. У него самого глаза вылезли из орбит от одной только мысли о жабрах. Невидимые под одеждой, они шевелятся. А сама жертва обрела реальный облик ракообразного существа, нечувствительного к боли, и перешла на жаберное дыхание.

— Дуг, сломай ей шею!

Спина. Треклятая спина перед глазами. Мокрая, в крупную клетку рубашка. В этот миг, когда мышцы Николь вдруг резко обмякли, Хаксли подумал: «Все, конец». Но они вдруг сократились с такой силой, что он едва не выпустил ноги жертвы, а Вильмана подбросило так, словно он оседлал не женщину, а быка на родео.

Хаксли крупно трясло. Он понимал, что Вильман не дает Николь дышать, не мог понять его состояния, куда девались его силы. Дико было представить, что хрупкая женщина отбирает у них энергию и постепенно одерживает верх.

Зубы женщины впились в ладонь Вильмана, и он, превозмогая боль, надавливал на нее все сильнее.

— Дьявол... — прошептал он.

Хаксли не выдержал первым. Он отпустил ноги Николь и, размахнувшись, со всей силы ударил ее в живот. Чуть сместил направление удара и опустил кулак в район печени. Бил и бил ее, каждый раз бросая в спину Вильмана: «Ну что с ней?» Ничего. Его рука ударяла в упругий, «хирургический» живот. Пряжка наручных часов расстегнулась; на них секундная стрелка пошла на четвертый круг.

Но вот ноги Николь, показавшиеся Хаксли ногами огромного кузнечика, медленно, будто со скрипом, согнулись в коленях, и каблуки босоножек оставили на крашеном полу ровные полосы. Несколько мгновений — и напряженное тело вдруг резко ослабло. Колени Николь разошлись в стороны, и Хаксли увидел лужицу, растекающуюся под ней.

— Конец... — прошептал он, готовый рухнуть рядом.

Вильман рывком встал с Николь и уставился на свою ладонь. Выругался и сильно тряхнул рукой, разбрызгивая по комнате кровь:

— Сука, она руку мне прокусила! — Он нагнулся и наотмашь ударил Николь в голову.

— Тсс! — Хаксли приложил палец к губам и, подойдя к двери, открыл ее, снова выглянул в коридор. Из бара доносилась тихая неаполитанская мелодия. Вроде бы не нашумели.

Он вернулся на середину комнаты, бросил взгляд на тело, лежащее между двумя кроватями, и поднял с пола сумку. Вывалив ее содержимое на кровать, он первым начал исследовать вещи. Вильман, перевязав руку носовым платком, стал рыться в кармашках сумки.

Сердце Хаксли екнуло, когда он взял в руки черный бюстгальтер и нащупал что-то твердое и овальное. Колье! — прострелила мысль его мозг. Он, словно был близоруким, поднес лифчик к глазам, уловил его свежесть, втянул носом воздух... То, что он принял за колье, оказалось лишь частью охватывающего грудь белья, вставкой из китового уса.

Хаксли отбросил его в сторону и открыл косметичку. Ничего. Открыл футляр для очков — запасная пара.

Рядом копался с сумкой Вильман. Не сразу, но Хаксли увидел, чем режет жесткую материю, пытаясь обнаружить потайной отдел его товарищ: в его руках мелькал «специальный диверсионный» нож из ацетатной смолы, на который не реагируют детекторы металла. У Хаксли едва не вырвалось: «Откуда у тебя такой нож? Почему ты ни разу его не показывал? Прятал?»

Прятал. Даже не воспользовался им, чтобы перерезать подруге горло.

Хаксли отвел взгляд. Тут же метнул его в сторону двери, маскируя выражение лица за якобы возникшей тревогой.

— Какой-то шум в коридоре. Посмотрю.

Он шагнул к двери и едва не споткнулся о ноги Николь. Тихо выругавшись, открыл дверь и несколько мгновений... присматривался к Вильману. Нет, он ничего не заподозрил.

Возвращаясь, Хаксли прихватил со стола тяжелую стеклянную пепельницу. Оказавшись за спиной Вильмана, он со всего размаха опустил руку с тяжелым предметом ему на голову. Сморщился от звука треснувшей кости и повторил удар, опустившись на колени. Пепельница пробила височную кость Вильмана, и он, коротко дернувшись, замер. Хаксли освободил его руку от ножа и рассмотрел его с близкого расстояния. Зеленоватый, острый, надежный, он годился для «разового» применения.

— Ты опоздал, парень, — Хаксли, тяжело дыша, умудрился выдавить усмешку. — Другого раза у тебя не будет.

В следующий миг нож полетел за кровать, и Хаксли продолжил обыск.

Его пальцы ощупывали каждую деталь, каждую выточку на женской одежде. Неужели Николь рискнула оставить ценную вещь в сейфе на рецепции? Он бы не оставил. Поставил себя на место Аранты: в отсутствие клиента он открывает ячейку запасным ключом и видит в отблесках золото, бриллианты и жемчуга минимум на миллион долларов. Какова настоящая цена колье Люсьена Готре, Хаксли не знал, но его цена росла с каждым мгновением, с каждым утраченным мгновением. Он уже начал понимать, что теряет не только время, но и надежды заполучить бесценное украшение.

Черт, черт, черт! Прежде чем задушить Николь, надо было расспросить ее.

Хаксли беспомощно оглянулся и увидел Николь. Она стояла в шаге от него, держа в занесенной над головой руке зеленоватый нож. С перекошенным, окровавленным ртом она резко опустила руку, целясь матросу с «Голубого Марлина» в шею. Хаксли оцепенел. Он не мог пошевелить и пальцем. В следующий миг его шею пронзила острая боль, а слух резанул душераздирающий крик Николь.

Оставляя нож в ране, она сделала шаг другой. Упала, едва приблизилась к двери. Уже лежа на полу, она зацепилась пальцами за боковую обвязку двери и, ломая ногти, открыла ее. Но не смогла громко позвать на помощь. Ее истерзанное Вильманом горло сумело издать лишь один, преисполненный дикого торжества выкрик. Но он был услышан в баре. Николь потеряла сознание, едва увидела бегущего к ней по коридору бармена.