Письма императора - Валерия Вербинина

– Ах, так! – крикнул Луи и выхватил шпагу. – Полегче, инспектор! Уверен, этому вас в полиции не обучали!

– Верно, – шепнул Анри. – Только я не инспектор, я принц. Принц воров. А звать меня Перванш.

– Анри, осторожно! – закричала Амалия. – На нем кираса, он не боится оружия!

– Это мы еще посмотрим, – буркнул Готье.

Кто-то из его подручных бросил ему шпагу, и он схватился с Ларжильером один на один. Что же до людей Перванша, которых он привел с собой, то они вступили в сражение с людьми принца.

– Хорошо фехтуете, сударь! – крикнул Луи. Шпаги скрестились с такой яростью, что высекли голубоватые искры.

Почти не обращая внимания на сражающихся, Амалия осмотрела своих сообщников. Тростинка был мертв, и она закрыла ему глаза. Но Венсан, когда она дотронулась до него, издал слабый стон и пошевельнулся. Оказалось, пуля угодила в подкову, которую он носил в нагрудном кармане. Амалия поручила ему заняться раненым Франсуа, а сама встала на колени рядом с Аленом и приподняла его голову. Она знала, что ничего больше не сможет для него сделать. Он умирал, но, завидев ее, заставил себя улыбнуться.

– Кажется, ему приходится жарко, – пробормотал он, имея в виду принца Луи, которого уверенно теснил Готье.

Однако Луи вовсе не собирался сдаваться так просто. Поняв, что ему не справиться с принцем воров, который атаковал его уверенно и напористо и наверняка уже давно убил, если бы не кираса, он решился на отчаянный шаг. Упав на колено, он схватился за лезвие шпаги врага и вырвал ее. Этот прием был запрещен всеми фехтовальными школами, но принцу Луи, который боролся за свою жизнь, было не до таких тонкостей.

– Ну, что теперь, а? – с азартом крикнул он, наступая на безоружного врага.

– Ничего особенного, – отозвался Готье, и в его пальцах блеснул острый нож. Свистнуло лезвие, рассекая воздух, и Луи, хрипя, упал. Нож угодил ему прямо в сонную артерию.

– Видишь, я тоже знаю запрещенные приемы, глупец, – с презрением бросил Готье и отошел, на ходу вытирая кровь, которая сочилась из рассеченной губы.

Он приблизился к Амалии, поглядел на Алена, увидел его раны и нахмурился.

– Ты его убил? – умоляюще спросил Ален. – Он мертв?

– Да, – мрачно ответил принц воров.

Ален кивнул.

– Это хорошо, – с усилием прошептал он. – Я хотел… увидеть… как он умрет… – Он пытался добавить еще что-то, но голос изменил ему. Из последних сил он улыбнулся Амалии и умер.

Амалия заплакала. Готье помог ей подняться и, морщась, стал вполголоса утешать ее.

– Ничего, – шептал он, – ничего… Все кончено, слышишь? Все кончено.

Амалия отстранилась от него, вытирая слезы. Она увидела, что на земле возле убитого Ларжильера поблескивает черный камень, а Жером, волоча за собой раненую ногу, пытается добраться до него. Прежде чем он успел это сделать, Амалия нагнулась, подобрала свой револьвер и метким выстрелом разнесла черный камень на мелкие куски.

– Хватит, – процедила она сквозь зубы. – Довольно!

Жером смирился и лег на землю.

– Пожалуй, вы правы, – пробормотал он.

* * *

А потом был рассвет, окрашенный в цвет крови, объяснение с полицией, оказавшееся очень коротким, потому что Жером употребил все свои связи для того, чтобы замять дело. Алена и Тростинку похоронили рядом на местном кладбище, а после похорон Амалия, Венсан, Франсуа и принц воров уехали в Париж. Вместе с ними уехал и довольно объемистый мешочек, набитый драгоценностями, и когда Франсуа начинал подсчитывать в уме свою долю, даже раны его начинали меньше болеть.

В Париже Амалия забрала из банка письма и отправилась к графу Шереметеву – доложить о том, что дело сделано и ей удалось раздобыть императорские послания. Франсуа и Венсан отдыхали, а Анри забрал с собой Скарамуша и отправился проведать одну особу, которая очень его интересовала.

– Инспектор Готье? – надменно осведомилась герцогиня де Лотреамон, вскидывая брови. – Чем обязана?

Скарамуш яростно зарычал и стал рваться с поводка. Анри едва удержал его.

– Какая невоспитанная собака! – сказала герцогиня, слегка побледнев.

– Нет, тут дело совсем в другом, – возразил Анри. – Он узнал вас. Ведь это вы убили графа де Монталамбера, его хозяина.

– Что за чушь! – вскинулась герцогиня.

– Довольно, сударыня, – произнес Готье со скучающем видом. – Я знаю, что это были вы. Я нашел сережки, которые у вас украли. У левой сережки недостает одного камня. Именно его я обнаружил в кулаке убитого.

И он положил сережки на стол.

– Они не мои, – поспешно сказала герцогиня.

– Давайте вызовем горничных и спросим у них, узнают ли они сережки, – предложил Анри. – А кроме того, можно обратиться к ювелиру. На них есть его клеймо.

Герцогиня медленно опустилась на диван.

– Чего вы хотите? – спросила она. – Денег?

– Я хочу знать, за что вы убили его. Только и всего.

– Ну что ж… – Герцогиня бледно улыбнулась. – Надеюсь, это останется между нами. Граф пытался шантажировать меня. Он потребовал за молчание много денег… Больше, чем я смогла бы заплатить. И мне пришлось убить его. Вот и все, – светским тоном закончила она.

– Чем именно он шантажировал вас? – быстро спросил Анри.

Герцогиня выпрямилась:

– Полагаю, это не ваше дело, господин инспектор.

Анри холодно улыбнулся.

– Незадолго до своей смерти граф де Монталамбер разговаривал с одной особой и в том разговоре произнес слова, на которые она не обратила внимания, а я обратил, хоть и не сразу. Среди прочего он упомянул женщину, которая отравила своего мужа. Странно – ваш муж похоронил троих своих предыдущих жен, а при вас неожиданно стал болеть желудком… – Анри прищурился. – Скажите, герцогиня, вы отравили его? Вы вышли за него, потому что он был богат, в надежде, что он скоро умрет, но он не спешил умирать, и вы решили помочь ему. Так?

– Что вы такое говорите! – вспыхнула герцогиня. – С какой стати мне убивать мужа?

– С такой, что после его смерти, став свободной, вы могли выйти замуж за своего кузена Люсьена де Марсильяка, которого без памяти любите.

– Это все ваши измышления!

– Вот как? – уронил Анри. – Значит, я прав.

Он поднялся и, крепко держа за ошейник Скарамуша, который все еще норовил вцепиться герцогине в глотку, шагнул к выходу.

– Сударь… Господин инспектор, постойте… – пролепетала герцогиня. – Я… Чего вы хотите все-таки? Денег? Меня?

– Нет, – твердо сказал Анри, – от вас я ничего не возьму. Можете не волноваться – о своем открытии я даже никому не скажу.

– Вы так великодушны, сударь, – ледяным тоном промолвила герцогиня. – Можно все-таки узнать причину такого вашего отношения?

Анри вздохнул.

– Мне просто жаль вас, – отозвался он. – Ведь вам придется жить с этим до конца ваших дней. Конечно, я мог бы натравить на вас правосудие, но… Жизнь сама вас накажет. – Он сделал еще шаг и, не оборачиваясь, произнес: – Кстати, герцогиня, вы зря ищете в ящике свой револьвер, чтобы выстрелить мне в спину. Я уже забрал его, потому что со мной такие штучки не пройдут. – Он поднял голову и встретил взгляд только что вошедшего Люсьена де Марсильяка, который с ужасом слушал их разговор. – А, господин Марсильяк! Мое почтение, сударь! Я уже ухожу.

– Эглантина, это правда? – прошептал Люсьен, обращаясь к кузине. – Неужели….

Но Готье не стал слушать дальнейшее и прикрыл за собой дверь.

* * *

– Нет-нет, баронесса, умоляю вас! Вы были великолепны, неподражаемы, просто восхитительны… Все одиннадцать писем вернулись к нам в целости и сохранности, стало быть, я просто обязан дать вечер в вашу честь. Прошу вас, не отказывайтесь! Я буду счастлив сделать вам приятное!

– Ну, хорошо, – сдалась Амалия. – Как вам будет угодно, Николай Григорьевич!

Распрощавшись с послом, она вернулась к себе в особняк.

– Покажись-ка, Франсуа! Сегодня ты выглядишь гораздо лучше… А где наш друг?

– Ушел куда-то вместе со Скарамушем, – сообщил Франсуа. Он оглянулся и, понизив голос, спросил: – Мадам, а когда мы будем делить, ну… нашу добычу?

Облачко набежало на лицо Амалии.

– Когда хотите, Франсуа. Вас же только двое, стало быть, разделить драгоценности будет легче легкого.

Франсуа вытаращил глаза:

– Как – двое? А вы, мадам?

– Я ничего не хочу, – сказала Амалия. – Так что забирайте и мою долю тоже.

Ее переполняла грусть. Все было почти так же, как прежде, и тем не менее стало совсем другим. Этот бал, который ей совершенно не нужен, лебезящий Шереметев… полные почтения физиономии посольских… и где-то на далеком кладбище Ален медленно обращается в прах… и Тростинка, чьего настоящего имени она так и не узнает никогда… А в газетах мелькнуло сообщение, что принц Луи де Ларжильер погиб, упав с лошади… правильно, не писать же, что он сошел с ума в погоне за силой, которой не существует в природе… И еще Анри просил у нее прощения за свои подозрения… Но все же это был уже совсем не тот Анри, которого она на мгновение полюбила, а совсем другой человек. И сама она сделалась другой.