Этаж смерти - Ли Чайлд

Теперь я двигался в нужную сторону, но дорожка была заполнена сплошной массой народа, неподвижно стоявшего на ней и удовлетворенного черепашьей скоростью ползущей резиновой ленты. Люди стояли по трое в ряд. Протиснуться невозможно. Я забрался на узкий поручень и попытался идти по нему словно канатоходец. Не смог удержать равновесие, и вынужден был присесть. Грузно свалился вправо. Меня снова унесло ярдов на пять назад, прежде чем я смог подняться и испуганно оглядеться. Сквозь стекло я увидел, как толпа затягивает Молли в комнату выдачи багажа. Роско и Финлей отстали. А меня медленно уносило в противоположную сторону. Мне не нравилось, что Молли идет в комнату выдачи багажа. Она прилетела сюда в спешке. У нее важные новости. Вряд ли она взяла с собой большой чемодан. Вряд ли она сдавала вещи в багаж. Ей нечего делать в комнате выдачи багажа. Пригнув голову, я побежал. Отталкивая людей с дороги. Я бежал против движения пешеходной дорожки. Резиновая лента цеплялась за мои ботинки. Каждый шаг отнимал у меня лишнее время. На меня кричали. Мне было все равно. Проложив локтями себе дорогу, я спрыгнул с дорожки и прорвался к дверям.

Комната выдачи багажа представляла собой просторный зал с низким потолком, освещенный тусклым желтоватым светом. Я протиснулся через выход, ища Молли. Нигде не мог ее найти. Зал был набит битком. Не меньше сотни пассажиров стояли вокруг ленты, в три ряда. Транспортер скрипел под тяжестью сумок. Вдоль стены стояли грузовые тележки. Пассажиры бросали в автомат монеты и забирали тележки. Катили их через толпу. Тележки сталкивались, цеплялись друг за друга. Пассажиры толкались и ругались.

Я нырнул в людское море. Протискиваясь, толкаясь плечами, я искал Молли. Я видел, как она сюда вошла. Не видел, как она выходила. Но в зале ее не было. Я всматривался в каждое лицо. Я прочесал весь зал. Затем отдался на волю неумолимому потоку. Пробился к выходу. Роско держалась за дверь, борясь с толпой.

— Молли выходила? — спросил я.

— Нет. Финлей дежурит в конце коридора. Я жду здесь.

Мы стояли, глядя на протекающую мимо человеческую реку. Вдруг она быстро иссякла. Все пассажиры вышли в коридор. Последние, самые нерасторопные спешили к дверям. Замыкала шествие пожилая женщина в кресле-каталке. Ее катил сотрудник аэропорта. Ему пришлось остановиться, чтобы объехать какой-то предмет, лежащий на полу. Это была сумка на колесах из бордовой кожи, валяющаяся на боку. С вытянутой ручкой. Даже с пятнадцати футов я различил затейливую золотую монограмму: «МБГ».

Мы с Роско бросились в зал. За несколько минут помещение почти полностью очистилось от народу. Теперь здесь оставалось человек десять, не больше. Большинство уже сняло с транспортера свои вещи и направлялось к выходу. Еще через минуту в зале стало совсем пусто. Лента со скрежетом двигалась какое-то время, затем остановилась. В зале воцарилась тишина. Мы с Роско переглянулись.

Четыре стены, пол и потолок. Входная дверь и выходная дверь. Лента транспортера, выходящая через отверстие размером в квадратный ярд и уходящая через такое же отверстие. Оба отверстия были закрыты занавесом из толстой резины, разрезанной на полосы шириной несколько дюймов. Рядом с транспортером дверь. С нашей стороны ручки нет. Дверь заперта.

Роско схватила сумку Молли-Бет. Раскрыла ее. Внутри смена белья и сумочка с туалетными принадлежностями. И фотография. Восемь на десять дюймов, в бронзовой рамке. Это был Джо. Он был похож на меня, только более худой. Бритый загорелый череп. Хитрая, задорная улыбка.

Зал огласился пронзительной сиреной. Лента транспортера снова со скрежетом пришла в движение. Мы посмотрели на нее. Посмотрели на занавешенное отверстие, через которое она входила. Резиновый занавес вспучился. Появился портфель. Из бордовой кожи. С перерезанными ремнями, вскрытый, пустой.

Покачиваясь на ленте, портфель полз к нам. Мы смотрели на него. Смотрели на перерезанные ремни. Перерезанные чем-то острым. Перерезанные человеком, очень торопившимся и не хотевшим возиться с замками.

Я шагнул на движущийся транспортер. Побежал против хода ленты и словно пловец нырнул головой вперед сквозь резиновый занавес, загораживающий отверстие. Я упал неудачно, и транспортер потянул меня обратно к отверстию. Я поднялся на четвереньки и пополз вперед словно ребенок. Спрыгнул с ленты. Я попал в грузовое отделение. Пустынное. На улице ослепительно сияло солнце. В воздухе пахло керосином и соляркой от грузовиков, перевозивших багаж от приземлившихся самолетов.

Повсюду громоздились высокие кучи забытого багажа, уложенного в отсеки, открытые с одной стороны. Резиновый пол был усеян багажными бирками. Я метался по этому грязному лабиринту, ища Молли. Обегал кучи, заглядывая за них. Подтягиваясь на металлических поручнях, я поднимался в темные углы. Лихорадочно озираясь по сторонам. Здесь никого. Там никого. Нигде никого. Я бегал и бегал, спотыкаясь на грязном полу.

Сначала я нашел левую туфлю. Она лежала у входа в один из темных отсеков. Я заглянул внутрь. Ничего. Я подбежал к соседнему отсеку. Ничего. Учащенно дыша, я остановился. Надо действовать по порядку. Я добежал до конца коридора. Стал последовательно заглядывать в каждый отсек. Налево и направо, налево и направо, как только мог быстро, продвигаясь вперед отчаянным запыхавшимся зигзагом.

Правую туфлю я нашел в третьем отсеке от конца. Затем я увидел кровь. Она собралась в лужицу у входа в следующий отсек, липкая, растекающаяся. Молли лежала навзничь в глубине, в темноте, втиснутая между двумя стопками коробок. Это была ее кровь. У нее были выпотрошены внутренности. Кто-то вонзил нож ей в живот и безжалостно дернул лезвие вверх.

Но Молли еще была жива. Бледная рука дрожала. На губах розовела кровавая пена. Голова лежала неподвижно, но глаза метались по сторонам. Я подбежал к ней. Приподнял ей голову. Молли посмотрела на меня. Заставила шевелиться свои губы.

— Надо успеть до воскресенья, — прошептала она.

Она умерла у меня на руках.

Глава 21

Я изучал химию не меньше чем в семи различных школах. Не запомнил из нее почти ничего. Получил лишь общее впечатление. Но я узнал, что можно добавить совсем немного нового вещества в стеклянную колбу, и все взорвется с громом и пламенем. Щепотка какого-то порошка производит несоизмеримо большое действие.

Именно так я переживал по поводу гибели Молли. Я ни разу с ней не встречался, даже не слышал о ее существовании. Но теперь я был непропорционально разозлен. Я переживал ее смерть гораздо сильнее, чем смерть брата. Джо выполнял свой долг. Он знал, на что шел. Он сам сделал выбор. Мы с Джо понимали, что такое риск и что такое долг, с тех пор как впервые научились что-то понимать. Но с Молли все было совсем по-другому.

Еще я вынес из химической лаборатории представление о давлении. Давление превращает уголь в алмаз. Давление может многое. И сейчас давление воздействовало на меня. Я был взбешен, на меня давило время. Мысленно я представил, как Молли сходит с самолета. Идет к терминалу, горя желанием найти брата Джо и помочь ему. Широко улыбается торжествующей улыбкой, сжимая портфель с файлами, которые не должна была копировать. Пошедшая на большой риск. Ради меня. Ради Джо. Образы давили на мое сознание, словно континентальные плиты в месте геологического разлома. От меня зависело, сокрушит ли меня это давление или превратит в алмаз.

Мы стояли, прислонившись к бамперу машины Роско, оглушенные и молчаливые. Среда, почти три часа дня. Я крепко держал Финлея за руку. Он хотел остаться и принять участие. Сказал, что это его долг. Я наорал на него, что у нас нет времени. Силой вытащил его на улицу. Провел прямо к машине, так как я понимал, что от наших действий в ближайшие минуты зависит, что будет ждать нас впереди: победа или поражение.

— Мы должны изучить архивы Грея, — сказал я. — Это лучшее, что мы можем сделать.

Финлей, сдаваясь, пожал плечами.

— Это все что у нас есть, — сказал он.

Роско кивнула.

— Пошли.

Мы с ней поехали вместе в ее машине. Финлей всю дорогу держался впереди. Мы с Роско не обменялись друг с другом и словом. Но Финлей всю дорогу разговаривал сам с собой. Кричал и ругался. Я видел, как дергалась из стороны в сторону его голова. Он ругался, кричал и орал на лобовое стекло своей машины.

Тил ждал нас за стеклянными дверями полицейского участка, прислонившись к столу дежурного и сжимая в покрытой старческими пятнами руке трость. Увидев нас троих, он заковылял в просторное дежурное помещение. Сел за стол. За стол, ближайший к двери архива.

Мы прошли мимо Тила в кабинет, отделанный красным деревом. Сели, чтобы успокоиться и прийти в себя. Я достал из кармана распечатку Джо и положил ее на стол. Финлей просмотрел оборванный листок.

— Немного, да? — сказал он. — Что означает заголовок? «E Unum Pluribus»? Девиз, только наоборот, так?