Личный секретарь для принца - Вера Чиркова

— Ты понимаешь, что оскорбляешь сейчас мое мужское самолюбие?! — притворно оскорбился Гарстен, но в его глазах прыгали смешинки.

— Я понимаю, что ты очень благоразумный человек, и отлично соображаешь, что ухаживать за мной всерьез для тебя крайне невыгодно ни при каком повороте событий.

— Никогда не думал, что когда-нибудь услышу от такой прелестной сеньориты такие рассудительные слова, — шутливо раскланялся капитан и снова навел бинокль на парк. — Ох, дьявол! А ну-ка взгляни, как по-твоему, кто это бежит к дворцу по центральной аллее?

— Где?! Пресветлый дух, что у него случилось?!

— Думаю, до него дошел слух, с кем ты обедаешь, — задумчиво вздохнул Гарстен и огляделся, — и почему я не догадался приказать принести сюда моток веревки?!

— Потому что я бы её перерезала, — уже от лестницы сердито сообщила сеньорита, — с ума ты сошел, заманивать его на такую высоту? Забыл, что у него нога больная?!

— Не забыл… — проворчал ей вслед капитан, — а заранее рассчитал, что ты побежишь его спасать. Ну и меня, разумеется. Так, значит, в отчете можно еще добавить: — относится с состраданием и сочувствием.

В коридор, ведущий к центральной лестнице, Илли влетела как раз в тот момент, когда в другом его конце появилась прихрамывающая, но целеустремленная фигура его высочества — младшего. Сеньорита сразу сбавила скорость, пошла неторопливым, гуляющим шагом, каким может ходить, по ее пониманию, только человек с кристально чистой совестью. Попутно обдумывая, что необходимо сказать его высочеству, чтоб он успокоился и забыл про все свои домыслы.

Илли твердо считала, что ее с капитаном игра в ухаживание рассчитана только на то, чтоб закрыть рты сплетникам и успокоить зарождающуюся ревность Анирии.

Однако, если хоть на четверть правы все те, кто утверждает, что Кандирд испытывает по отношению к Илли какие-то особые чувства, следовало принять во внимание и его душевное состояние. Обманывать или разыгрывать принца Илли считала неподобающей жестокостью и поступать так вовсе не собиралась. Разумеется, она ни разу не видела вблизи влюбленного сеньора, тем более, влюбленного именно в нее. Домик тетушки находился на тихой, добропорядочно-бедной улочке и все их соседи были такими же, как и она, добропорядочно-бедными сеньорами старше среднего возраста, к которым крайне редко заглядывают в гости молодые и влюбчивые племянники. Можно сказать, почти никогда.

Однако по слухам, сплетням и отчасти поведению подружек по приюту, девушка давно составила себе твердое мнение, что влюбленные люди достойны сочувствия и жалости. А также очень деликатного отношения, ведь вовсе не по доброй воле они оказались в таком незавидном положении. Потому-то Илли тщательно готовилась к разговору с его высочеством в те минуты, пока шла навстречу и, едва между ними осталось несколько шагов, взволновано воскликнула:

— Канд! Как хорошо, что я тебя встретила! Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!

Принц, заметивший девушку одновременно с ней, тоже готовился к этой встрече, и чем ближе подходил, тем больше замедлял шаг и внимательнее вглядывался в ее облик. Серенькое платьице в полном порядке, не расстегнута ни одна пуговка, не смят ни один клочок дешевого кружева, не выбился из прически ни один волосок… стало быть, они действительно просто обедали… Но, хотя Кандирд и не мог, да и не имел, как только что с горечью осознал, никакого права предъявлять ей претензии по поводу того, с кем и где она обедает, наглому капитану он намеревался высказать все, что думает по этому поводу. А еще лучше немедленно отправить его в распоряжение Ангирольда, и пускай пришлет взамен кого-нибудь постарше… и поскромнее.

— Что случилось? — он обрадовался поданному ему предлогу для мирного разговора так открыто, как не радовался, наверное, ни один тонущий брошенному ему спасательному бурдюку.

— Идем, покажу, — она развернула принца и повела в сторону кабинета, — а ты уже пообедал? Канд, что ты молчишь? Скажи честно! Что, совсем ничего не ел? Тогда, пока не поешь, никаких разговоров. Я прикажу подать тебе обед в кабинет.

Его высочество только согласно кивал и блаженно жмурился, это было так здорово, наблюдать, как она расстроилась из-за того, что он голоден, и так приятно идти рядом… просто идти, и даже ничего не говорить.

Выскочивший вслед за другом в коридор баронет хотел было отпрянуть, когда рассмотрел, как легко и непринужденно сеньорита остановила разъяренное его высочество, развернула и повела в обратном направлении, что-то выговаривая, как маленькому. Но заметил в другом конце коридора спокойно наблюдавшего за этой картиной капитана и остался на месте, начиная все яснее понимать, что гроза миновала, так и не начавшись.

— Ингирд, — заметила его сеньорита, поравнявшись, — а ты обедал?

— Когда бы я успел, — состроил несчастную физиономию баронет, — конечно нет.

— Тогда иди, прикажи принести обед в кабинет, а мы пока заглянем на минутку в мои комнаты.

— А там что-то любопытное? — предположив, что слуги или фаворитки снова устроили в покоях секретаря нечто непозволительное, заинтересовался Ингирд.

— Да, можешь и ты приходить. Только поторопись.

Приглашение в комнаты сеньориты его высочество заинтриговало, и не только чем-то особым, что она желала им показать. Ему давно было интересно, как она устроилась, какую обивку выбрала, какой ковер… но открыто проявлять интерес к таким вещам принцу было неловко. И потому он с большим воодушевлением дождался, пока она отопрет дверь, даже не представляя, что его там может ожидать. У Джигорта в гостиной принц бывал не раз, и как наяву представлял тяжелую, темную мебель, обтянутые красноватой кожей массивные кресла, изображающие коней картины в золоченых широких рамах и огромный ковер в багровых тонах.

— Проходи, садись, я сейчас принесу, — распахнув двери, девушка заторопилась отпирать спальню, а Кандирд, затаив от любопытства дыхание, шагнул внутрь. Казалось, помещение стало больше, и выше, светлые стены и мебель создавали ощущение летнего солнечного денька, заглянувшего сюда, да так и раздумавшего уходить. Легкие, полупрозрачные шторы, подвязанные тонкими шнурами, не закрывали промытой ясности стекол и распахнутого взору высокого неба.

Кандирду тут нравилось. И то, что мебели мало и стоит она так, что не мешает свободно подойти к окну и камину, и то, что светлый ковер небольшой и лежит не посредине, а возле уютно составленных уголком диванов. И даже блеск натертого паркета, придающий комнате праздничный вид, согрел его сердце напоминанием о детстве.