Подражатель - Коул Дэниел

— Они бы передали по радио, если бы было что рассказать.

Все еще не проснувшись, Чеймберс кивнул, пытаясь не вдыхать слишком глубоко, потому что от запаха упаковок из-под фастфуда Винтера его мутило.

— Мне кажется или дейсчтвительно есть ощущение, что он с нами играет?

— Оно всегда было, — пожал плечами Винтер.

Натягивая свои ботинки у двери, Маршалл подпрыгнула.

— Господи! — охнула она, приложив руку к сердцу. — Я забыла, что вы здесь, — сказала она офицеру, у которого было детское лицо.

— Рад слышать, что я произвел такое впечатление, — пошутил он.

За исключением того, как он заходил выпить стакан воды и дважды ходил в туалет, она не слышала ни звука от молодого человека, который прилежно и, несомненно, под угрозой смерти от Чеймберса всю ночь сидел у ее двери.

— Мы куда-то идем?

— Я иду на работу.

Он терпеливо посмотрел на нее.

— …Мы идем на работу, — вздохнула она.

Кивнув, словно говоря «так-то лучше», он спросил:

— Вы же не в этом пойдете?

Маршалл смущенно оглядела свой наряд: один из ее более цветных вариантов — темно-коричневые джинсы действительно «оживляли» в остальном черный образ.

— Да. А что?

— Вам нужно пальто, — сказал он таким тоном, словно заботливый дедуля. — Там погода такая, словно наступил конец света.

Как только он это сказал, Маршалл обратила внимание на низкий гул ветра, доносящийся из вентиляции. Недовольно вздохнув, она вернулась обратно и надела свою самую теплую зимнюю куртку, прежде чем подобрать скетчбук, забытый на столе.

— Довольны? — спросила она, закрывая за собой дверь.

— Наряд одобрен, — улыбнулся он. — Серьезно, вы не видели прогноз погоды на эту неделю?

— Была слегка занята, — раздраженно ответила она, пока они шли по коридору.

— Сегодня ночью обещают сильный шторм, — сказал он, на глазах трансформируясь из восьмидесятилетнего старичка в ведущего прогноза погоды. — Порывы ветра до ста миль в час. — Он выглядел расстроенным ее нескрываемым безразличием. — Они сказали, что к вечеру будет значительный риск повреждений имущества и угроза жизни.

Маршалл накинула на голову капюшон:

— По вашему описанию, вполне похоже на обычную лондонскую ночь.

— Странно, — сказала полицейская, которой поручили собирать с участков информацию по давно почившей жертве.

— Что? — спросил ее чопорный коллега, пользующийся любым шансом придвинуться к ней поближе. Его сопровождало облако запаха лосьона после бритья, когда он пододвинулся неприлично близко, чтобы посмотреть в ее экран.

— У него до сих пор есть регулярные входящие и исходящие платежи, — сказала она.

— И что?

— Он мертв уже семь лет.

— Ааа. Тогда есть два варианта: либо его родственники так и не потрудились закрыть его банковские счета… Такое случается.

— …Либо?

— Либо это хищение личных данных. Такое часто случается с неактивными счетами, когда люди их погашают. Отметьте это, — приказал он ей, хотя они с ней были одного ранга.

Когда он откатился, она распечатала и подчеркнула разнообразие подозрительных транзакций, затем отложила листок в непримечательную синюю папку. Пройдя по офису до комнаты для расследований, она постучала в дверь.

— Детектив Чеймберс на месте? — спросила она у людей, работающих внутри.

— Он еще не пришел, — отстраненно ответил один из них.

— Где его стол?

Следуя небрежным указаниям пальцами, она подошла и увидела, что корзина для почты завалена такими же неприметными папками, поэтому она оторвала стикер, чтобы подписать ее: «Кристофер Райан — важно!»

Приклеив записку на обложку, она осторожно положила папку на кучу и направилась к выходу… Один из углов цветного листка сразу начал сворачиваться, когда неэффективный клей ослабил свою хватку.

Винтер лежал на своем завтраке. Растянувшись на кухонном столе Элоизы, он вспомнил, что после окончания дежурства на кладбище он отправился к ней с коробкой свежеиспеченных вкусностей, которые он впоследствии раздавил прежде, чем они успели что-нибудь попробовать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Элоиза? — позвал он, вставая на ноги, пока занавески развевались по комнате, как паруса. — Элоиза! — уже прямо закричал он, когда ответа не последовало. — Элоиза!

Входная дверь открылась, и она поспешно вошла, держа пустую чашку.

— Вы проснулись, — поприветствовала она его.

— Где вы были?!

— Разговаривала с Патриком.

— Патриком?

— Несчастливым получателем самой неудачной задачи на сегодняшний день от Столичной полиции.

— День? — спросил он, сонно моргая.

— Десять минут четвертого, — сообщила она, подходя закрыть окно против надвигающегося снаружи апокалипсиса. — Не хотела бы я сегодня вечером оказаться на улице, — сказала она, наблюдая за дождем, оставляющим горизонтальные шрамы на стекле, пока те несколько деревьев, что пережили застройку города, боролись за жизнь против мятежного настроения природы. — По-видимому, станет только хуже.

Наклонившись, она подобрала несколько листьев и веточек, занесенных ветром на пол, и это кое-что напомнило Винтеру.

— Слушайте… Я так никогда и не понял до конца связь с лавровыми листьями, — сказал он, подбирая завалявшиеся листья, которые оказались аж под кухонным столом. — Почему же они так важны для него… для вас обоих.

Замявшись, Элоиза подошла к мусорному баку, прежде чем ответить:

— Ну, чтобы это понять, вам нужно понимать последнюю скульптуру — «Аполлон и Дафна».

Винтер сел:

— У меня весь день впереди.

— Неправда.

— Да. Вы правы. Не весь. У меня, может, есть сорок минут, если я не буду принимать душ. И все же… мне очень хотелось бы послушать.

— Ладно, — сказала она, садясь напротив. — Скульптуру Бернини «Аполлон и Дафна» считают одним из самых красивых произведений искусства за всю историю. Она изображает кульминацию мифа, рассказанного в «Метаморфозах» Овидия, где говорится следующее: самоуверенный и окрыленный своей победой над великим змеем Питоном Аполлон встретил Купидона…

— Опять Купидон?

— Да, Купидона, игравшего со своим луком и стрелами. Аполлон посмеялся над молодым богом, унизив его вопросом о том, какую пользу тот извлекает из оружия, предназначенного для войны. В гневе Купидон вытащил две стрелы из своего колчана: одну — разжигающую любовь, и вторую — убивающую ее и выстрелил могучему Аполлону прямо в сердце. Он немедленно влюбился в нимфу Дафну, дочь могущественного речного бога. Затем Купидон взял стрелу со свинцовым наконечником и выстрелил ею в прекрасную девушку, которая сбежала в лес, отталкиваемая ухаживаниями Аполлона.

— Аполлон мечтал о Дафне, не находя никого достойнее. Поэтому однажды он последовал за ней в лес и гнался за ней, даже когда она убегала от него. Он умолял ее остаться, но она все равно бежала, с каждым шагом заставляя его желать ее еще сильнее. «Так и летели бог и девственница: он — на крыльях любви, а она на крыльях страха. Но он был быстрее ее, и когда силы начали ее покидать, она воззвала к своему отцу за помощью: „Разверзни землю, чтобы она поглотила меня, или измени мой облик, который подвергла меня этой опасности!“».

— Как только она произнесла эти слова, все ее тело окоченело. Ее грудь покрылась тонкой корой, а волосы превратились в листья. И когда ее руки превратились в ветви, а ноги погрузились корнями в землю, лишь приглушенное сердцебиение слышалось глубоко внутри.

С разбитым сердцем Аполлон обнял все, что осталось от Дафны, и осыпал дерево поцелуями. И не менее влюбленный, он одарил ее бессмертием, пообещав, что ее листься навеки останутся зелеными… что она никогда не познает разложения.

Винтер надул щеки:

— Напряженно.

— И знаете, как по-гречески будет «лавр»? — спросила она. — …Дафна.

— Это снова те же темы, да? Безответная любовь, брак и бегство от возлюбленного.