Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

– Чего они хотят? – крикнула Склеппи.

– Что хотят они – ясно. Наших тел и крови. Главное – чего хочет он, Стихиарий! – сказал И-Ван, перебрасывая меч Урга из одной руки в другую и описывая им в воздухе восьмерку. Он неплохо научился владеть мечом в От-И-Тиде. Правда, там рубились в основном на водных мечах.

– Я думаю, что это такое ненавязчивое приглашение. Стихиарий явно добивается, чтобы мы укрылись в доме. Это ему зачем-то надо! – угрюмо произнес кентавр.

Он выпустил стрелу, насквозь пробившую грудь одного из вырвавшихся вперед савантов. Савант недовольно заурчал, покосившись на стрелу как на досаждавшую ему занозу. Теперь мертвяки были уже совсем близко. Их гниющие толпы неуклонно смыкались, прижимая их к избушке.

* * *

– Странно… После меня здесь явно никого не было, а засов на месте. Да и вообще я не уверен, что закрывал за собой дверь, – пробурчал Мардоний.

К волшебству такого рода он относился без доверия.

Дверь в сторожку, как и в прошлый раз, была закрыта. Разросшийся куст шиповника просунул ветви между досками и причудливо переплелся с ними, словно подсказывая, что ни одно материальное существо давно не входило сюда.

Таня толкнула дверь, но открыть не смогла. Тогда Ягуни, просунув в щель кинжал, отодвинул щеколду. Тем временем И-Ван вставил клинок меча между дверью и порогом и, чуть приподняв просевшую дверь, распахнул ее резким пинком.

Оглянувшись на кентавра, Таня хотела шагнуть внутрь. Ей чудилось, ее зовет упорный шуршащий голос. Слов она не различала, однако в том, как они звучали, было что-то завораживающее. Они были точно сухой блеск драконьей чешуи. Таня не ждала от этого голоса ничего хорошего, но одновременно хотела, чтобы все закончилось поскорее.

– Ну же! – крикнул Мардоний.

Кентавр безнадежно выпускал последние стрелы в мертвяков, плотно сомкнувшихся вокруг сторожки. Зловонное кольцо смыкалось. Сотни белых глаз, тысячи алчно скрюченных пальцев. Остатки волос на тронутых плесенью макушках. Нет уж, как плохо ни было бы внутри, снаружи явно хуже.

Таня шагнула в сторожку. Какое-то мгновение глаза еще привыкали к новому освещению. Она увидела белый огонь в очаге и грубые, с потрескавшейся кожей ботинки с переплетенными между собой шнурками. Казалось, в них не больше магического, чем в любой старой обуви.

«Возможно, дело не в самих ботинках, а в тяге земной, которую поместил туда мой дед», – подумала Таня. Медальон на ее груди чуть нагрелся, однако никаких мудрых комментариев не выдал.

Вслед за Таней в сторожку набились Шурасино, Ягуни, Гробулия и Гуннио. Последним внутрь вошел И-Ван. Кентавр оставался пока снаружи, но и Тане и остальным было ясно, что для него уже не найдется места. Сторожка была слишком мала. И Мардоний это понял.

– Прощай, друг! Мы с тобой неплохо повоевали, – негромко сказал он и, погладив лук, ставший бесполезным из-за отсутствия стрел, передал его Гуннио. – И-Ван, дай меч! – попросил он.

И-Ван протянул ему меч Урга. Кентавр деловито осмотрел его и, взмахнув, проверил баланс.

– Не так плохо, как я ожидал! Хотя наше знакомство будет недолгим, надеюсь, ты не подведешь меня в последнем бою! – обратился он к мечу.

– Что ты собираешься делать? – все больше начиная волноваться, спросил И-Ван.

– Как бы там ни было, а кентавры всегда умирают в седле! – мрачно пошутил Мардоний. – Прощайте! Если кто-то из вас выживет, постарайтесь сделать так, чтобы в именах ваших детей было не меньше восьми букв! Ну, пора! Долгое прощание – многие слезы!

Таня увидела, как кентавр встал на дыбы и, вращая мечом, ринулся в гущу мертвяков, сбив грудью идущего впереди саванта. При этом он и сам потерял равновесие и упал на передние ноги. Мертвяки – алчные, зловонные – сомкнулись вокруг. Несколько раз кентавр с мечом еще выныривал из зыбкой горы гниющей плоти, но, когда на крупе у него повисло сразу два саванта, а здоровенный мертвяк вцепился ему зубами в ногу, он в последний раз взмахнул мечом и исчез.

– Мардоний! – крикнул И-Ван.

Безоружный, он ринулся на помощь кентавру, но дверь сторожки решительно захлопнулась перед его носом. Но это было еще не все. В следующий миг дверь вообще исчезла. Теперь на ее месте была бревенчатая стена.

– Заживо замуровали! – нервно кусая ногти, сказала Гробулия Склеппи.

– Не волнуйся! – попытался утешить ее рядовой Гуннио.

– Кто волнуется? Я? По-твоему, это можно назвать волнением? Да я просто в панике! Ты все понял? У девушки ПА-НИ-КА! – рявкнула на него Гробулия.

Прислонив к стене футляр с контрабасом, Таня шагнула к ботинкам. Она не могла оторвать взгляда от их грубой подошвы и толстых ниток, прошивающих ботинки по краям. Шов был неровным. Заметно было, что мастер шил ботинки вручную, предварительно прокалывая толстую кожу шилом. Широкий носок правого ботинка треснул, и Таня видела, как внутри что-то слабо серебрится.

Таня подумывала уже, не рискнуть ли прикоснуться к ботинкам и что произойдет, если, сунув руку внутрь, она дотронется до тяги земной, как вдруг Ягуни издал неопределенный звук.

Таня увидела, как в противоположном углу комнаты, где-то над увенчанной нелепым борейским париком головой Шурасино, медленно проявляется НЕЧТО. Это было именно НЕЧТО. Оно висело в комнате точно большое полупрозрачное полотенце или ковер. Изредка оно вздрагивало и шло рябью. Сквозь него отчетливо просматривалась стена сторожки. Был ли это сам Стихиарий или некая часть его, сказать никто не мог.

Одновременно чуть в стороне, у мерцающего белого огня, возник низкий деревянный столик с причудливой резьбой на кривых, как у таксы, ножках.

«ПОСТАВЬТЕ ЧАШУ НА СТОЛ!» – потребовал голос. Он звучал сразу отовсюду и не был ни тих, ни громок. Невозможно было даже сказать наверняка, принадлежал ли он мужчине или женщине. Скорее то, что обладало им, вообще не имело пола.

Ург замешкался. Он отступил на полшага и, внезапно вскинув лук, выпустил стрелу прямо в центр прозрачного полотенца. Стрела прошла насквозь и, пылая, вонзилась в деревянную стену. Ее оперенье сгорело и теперь лишь чадило, точно ему пришлось коснуться испепеляющего огня.

Огненное полотенце дрогнуло. Оно сместилось и висело теперь над головой Урга. Полупрозрачные края потянулись к его вискам и обвили его голову подобно тюрбану. Ург выронил лук и, схватившись руками за голову, медленно осел на пол. Его лицо стало землистым. Таня не знала даже, жив теперь Ург или нет – ее сковал ужас. Она ощущала себя подобно человеку, который стоит на самом дне огромного котлована и, беспомощно, зная, что бежать бесполезно, смотрит, как сверху на него вот-вот обрушится водопад. Но одно Таня поняла точно: Стихиарий не смог покорить Урга. Убить, оглушить, уничтожить – это да, но не сломить. И уже в этом было торжество истинной силы над силой мнимой.

«БРАСЛЕТОНОСЦЫ, ПОВИНУЙТЕСЬ! ПОСТАВЬТЕ ЧАШУ!» – снова прозвучал голос. Он стал еще суше, еще злее.

Браслет на запястье у Склеппи сомкнулся. Теперь он был не раскаленным, как прежде, а безумно холодным. Гробулии чудилось, будто тонкая ледяная змея ползет по костям в мозг и начинает сковывать его. Склеппи напрягла всю свою волю, но ощутила, что это бесполезно. Воля, владевшая ею, была в тысячи раз сильнее ее воли.

«Браслетоносец станет рабом браслета», – словно сквозь туман донеслись до нее слова Хозяйки Медной Горы. Но Склеппи, хотя и слышала их, уже не понимала их значения. Она вообще не понимала уже ничего, кроме того, что нужно выполнить приказ.

Двигаясь точно во сне, Склеппи присела рядом с неподвижно лежащим Ургом и, взяв его мешок, вытряхнула из него рунную чашу. Потом, взяв ее за края, поставила в центр стола.

«ВСЕ… ТВОЯ МИССИЯ ВЫПОЛНЕНА! ПОЗДНЕЕ Я ВЫПЬЮ ИЗ ТЕБЯ ОСТАТОК СИЛ, А ПОКА СПАТЬ!» – небрежно сказал голос, и Гробулия рухнула рядом с Ургом.

Влажная тряпка, которой был опутан браслет Шурасино, внезапно вспыхнула и зачадила вонючим дымом. Борейский маг завопил, хотя и не ощущал боли, а лишь беспомощный леденящий ужас. Холодная змейка повиновения уже вползала в его сознание точно так же, как в сознание рядового Гуннио.

Пальцы на его могучих руках сжимались и разжимались, точно не знали, кому повиноваться.

«ВАШ ЧЕРЕД! ВЫ ДВОЕ! ВОЗЬМИТЕ ДЕВЧОНКУ И ВЫПУСТИТЕ ИЗ НЕЕ КРОВЬ! ПОСТАРАЙТЕСЬ, ЧТОБЫ НИ КАПЛИ НЕ ПРОЛИЛОСЬ МИМО СОСУДА!» – прошуршал голос.

Шурасино и Гуннио повернулись к ней. О том, как тяжело давалось им повиновение, Таня видела по их мокрым, точно выпитым лицам и ввалившимся глазам. Казалось, Гуннио и Шурасино подтаивают как свечи. «Стихиарий вытягивает силы из тех, кто ему повинуется», – вспомнила она.

Ягуни стоял у стены и машинально, едва ли соображая, что он делает, сковыривал ногтями с нее потеки еловой смолы. Лицо у него было каким-то потерянным. Тане редко приходилось видеть великолепного мага и фокусника в такой прострации. Почти сразу она поняла причины его растерянности. У него был кинжал, но как он мог его использовать? Против бесплотного Стихиария, который был везде и одновременно нигде, кинжал бессилен. Набрасываться же с кинжалом на Гуннио, Гробулию и Шурасино было бы безумием.