Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

- Вы имеете в виду, с вашей настоящей работы? - журналистка перешла к нападению. - Вы же не думаете, что я поверила вашей дурацкой визитке?

- Увы, у меня нет для вас другой визитки, - усмехнулся Фридрих, - с черепом и костями, или с чем там ещё, по вашему убеждению, ходят зловещие сотрудники ненавидимых вами ведомств. Впрочем, у меня есть знакомые из этих структур. Это в высшей степени приличные люди...

- Мороженого! - снова заканючил Микки. - Хочу мороженного! Персикового!

- Не знаю, зачем вы здесь, - нахмурился Власов, - но я не понимаю, зачем вы потащили с собой ребёнка... да ещё такого неуправляемого ребёнка, - он выделил голосом предпоследнее слово. - Мне кажется, вы собирались совершить что-то не вполне законное. Или, по крайней мере, опасное. Что ж, рисковать собой - ваше право. Но зачем же таскать с собой детей, да ещё дурно воспитанных? - Власов покосился на мальчика, который тем временем, увлечённо сопя, тыкал ложечкой в раскисшие остатки своей порции, пытаясь построить из них что-то вроде горки.

- Это не ваше дело, - фрау Галле произнесла это без уверенности в голосе. - Микки, прекрати баловаться с едой!

Микки отвлёкся от мороженого и сделал какое-то движение. Фридрих понял, что он пытается пнуть мать под столом.

Не добившись результата, мальчик схватился руками за стул и опустился пониже, чтобы уж наверняка дотянуться ботиночком до колен матери.

Власов взял его за плечо и развернул к себе. Микки тут же съёжился и притих: видимо, память о пощёчине не стёрло даже время, проведённое в ЦВИНПe.

- Сядь как следует и не смей беспокоить взрослых! - рявкнул Власов. Мальчик замер, но, едва его отпустили, схватил ложку с растаявшим мороженным, сжал её в кулачке и начал оттягивать её пальцем, целясь в лицо матери.

- Если ты это сделаешь, я тебя ударю, - предупредил его Фридрих. Микки с силой швырнул ложку об стол (она, зазвенев, отскочила и упала на пол), с хлюпаньем засосал в рот раскисшее мороженное из креманки и плюнул им в центр стола. Белые брызги разлетелись во все стороны. Несколько капель попало на лицо Власова.

Фридрих достал из кармана пакет с перчатками и натянул тонкую резину на руку.

Ребенок по-обезьяньи оскалил зубки, готовясь укусить.

Испуганная женщина вскочила, ухватила Микки за руку и потащила к выходу.

Мальчик сначала шёл сам, но на полпути - то есть на приличном расстоянии от Власова - внезапно повис на материнской руке. Фрау Галле от неожиданности выпустила его ручонку, и Микки повалился на спину, суча в воздухе ножками и мерзко вереща.

Когда фрау Галле кинулась его поднимать, он заехал ей ботиночком по голове. Фридрих, внимательно наблюдавший за сценой, понял, что тот сделал это нарочно.

Появился охранник - здоровенный бритоголовый тип, типичный вышибала.

- Ваш? - спросил он по-русски, показывая пальцем на заходящегося в истерике мальчишку. Франциска, не понимая вопроса, машинально завертела головой.

- Es ist Ihr Kind? - повторил охранник на скверном дойче, и, не дождавшись ответа, рывком поднял Микки с пола, ухватил за ухо и потащил к двери. Мальчик, уже не пытаясь вновь повалиться, быстро засеменил - видимо, уху, крепко зажатому двумя пальцами, было очень некомфортно. Госпожа Галле кинулась следом, крича что-то неразборчивое.

Их не было довольно долго. За это время Власов успел сходить умыться, подробно изучить меню (оно оказалось именно таким, каким он и ожидал: средние цены на еду, очень высокие на крепкие алкогольные напитки, и запредельные на шампанское, коктейли и ликёры), заказать себе овощной салат и даже съесть его. Он не сомневался, что фрау Галле рано или поздно вернётся.

Когда Франциска вновь подошла к столику, на её скуле красовалась свежая царапина, кое-как замазанная йодом. Сначала Власов решил, что это след от ботиночка, но потом понял, что гадёныш пустил в ход ногти.

- Я заставила его выпить таблетку для сна, - в её голосе прозвучало нечто вроде раскаяния. - Иногда он не может заснуть сам. Приходится ему... помогать.

Фридрих внимательно посмотрел на женщину.

- Вы хотя бы отдаёте себе отчёт в том, что ваш ребёнок нездоров? - резко спросил он. - Сначала я думал, что его поведение - результат вашего воспитания. Точнее, отсутствия такового. Но, похоже, дело не только в этом. Гипердинамический синдром, дефицит внимания, импульсивность, склонность к асоциальному поведению... Что у него с учёбой, кстати?

Над столом повисло красноречивое молчание.

- Вы обращались к психиатрам? Или это что-то наследственное? - наобум спросил Власов, и понял, что наступил на больное место: такой яростью внезапно полыхнули глаза Франциски.

Тем не менее, Фридрих не собирался отступать.

- Значит, всё-таки наследственность. В таком случае, в страданиях ребёнка виноват кто-то из родителей, или оба сразу... - он вспомнил сцену в туалете и характерные словечки. - Вы когда-нибудь употребляли наркотики? Я имею в виду - систематически?

Госпожа Галле попыталась было что-то сказать, и вдруг разрыдалась - шумно, неаппетитно, со всхлипами и стонами.

Официант, как раз руливший к их столику (видимо, в надежде на дополнительный заказ), ловко изменил траекторию движения и сделал вид, что ничего не заметил.

Наконец, журналистка справилась со своими чувствами, и, вытащив из сумки зеркальце и косметичку, занялась восстановительными работами на лице.

Закончив с нанесением краски на веки, она повернулась к Власову.

- Не думаю, что вам можно доверять, - заявила она, - но у меня нет выбора. Вы вроде бы приличный человек. Во всяком случае, вы мне кажетесь приличным человеком. Если я ошибаюсь... пусть это будет моя ошибка. Я хочу рассказать вам кое-что. При условии, что это останется между нами.

Власов сделал понимающее лицо, потом чуть наклонился к собеседнице.

- Рассказывайте, - наконец, разрешил он. - Только, пожалуйста, с начала. И ещё. Если не хотите чего-то говорить - не говорите. Но не нужно лжи.

- Это долгая история... - речь журналистки замедлилась, взгляд расфокусировался, зрачки поплыли вверх и налево. Ошибиться было невозможно: фрау Галле, вопреки его просьбе, собиралась лгать. Точнее говоря, выдать какую-то смесь из правды, лжи, передёргиваний и умолчаний, лихорадочно изобретаемую прямо сейчас.

Фридрих, впрочем, ничего иного и не ждал.

- Всё дело в том, что я взяла с собой Микки не просто так, - журналистка, наконец, собралась с мыслями. - Я здесь по двум разным причинам. Одна причина - редакционное задание. Это неинтересно. Но была и другая, личная, которая важнее. Понимаете, мне поставили такое условие, чтобы я привезла показать внука...

- Рассказывайте с начала, - повторил Власов. - Пока что я ничего не понимаю.

- Ну да, я всё путаюсь... В общем, всё началось с того, что я вышла замуж, - женщина чуть запнулась, как будто готовясь прыгнуть в холодную воду, - за француза.

Власов поднял бровь.

- Помнится, в самолёте я спрашивал вас, есть ли у вас муж и дойч ли он. Кажется, вы ответили "да" на оба вопроса? К тому же ваша фамилия...

- Он и есть дойч. В том-то всё и дело, - вздохнула фрау Галле. - Видите ли... это очень сложная ситуация. Мой муж, Жорж - сын дойчского военнопленного. От француженки. Германский офицер бежал из пересыльного лагеря... и она его прятала. Потом он, правда, снова попался... Романтическая история, - вздохнула она. - Всё-таки во Франции женщины умеют любить. Даже врагов, - со значением добавила она. - Вот чего не хватает нам, с нашей милитаристской культурой...

Фридрих решил не вступать в дискуссию на тему того, что такое любовь вообще, и в особенности в ситуациях, когда это глупое и не украшающее человека чувство вступает в противоречие с интересами Отечества. Даже если это отечество - Франция.

Он кое-что знал об этой малоприглядной стороне прошедшей войны - когда европейские державы легли под победителей в самом буквальном смысле этого слова. Особенно отличилась в этом плане la belle France (и, вопреки атлантистской пропаганде, вполне добровольно - процент изнасилований у германской армии был ничтожным, самым низким среди всех воевавших стран, и карались такие преступления расстрелом). Пик интимных отношений между дойчскими мужчинами и французскими женщинами пришёлся, разумеется, на период оккупации. Но бывали и случаи, когда француженки вступали в связи с военнопленными или беглецами из лагерей. Ни о какой романтике в таких отношениях говорить не приходилось. Однажды - ещё в первом своем полку, куда его направили сразу после училиша - Власову довелось выслушать длинный пьяный монолог старого начальника техслужбы, бывшего пилота Люфтваффе, удачно бежавшего из плена и прожившего месяц в винном погребе в Бретани. Там его прятала увядающая вдовица, скучавшая без мужчины. Он удрал из гостеприимного дома, когда случайно обнаружил в том самом погребе кое-как зарытый труп своего предшественника - видимо, чем-то не угодившего хозяйке или просто ей надоевшего. С другой стороны, дойчей в таких ситуациях больше волновало собственное выживание. Случалось и так, что беглец убивал или грабил свою случайную благодетельницу... В любом случае, рассуждать на эту тему при фрау Галле явно не стоило: грубая солдатская правда наверняка противоречила каким-нибудь её убеждениям.